Читать интересную книгу Утренний иней - Галина Ширяева

Урок истории прошел быстро. Наверно, оттого, что Настины мысли были заняты не уроками, а совсем другим. Что-то теперь произойдет, что-то теперь изменится в классе по отношению к ней? Она переживала свой громкий выпад против Аллочки, сидеть с которой теперь было просто невозможно. И еще она боялась, что показалась всем смешной. И еще было обидно — заступился, а потом подножку!

Но еще обиднее ей стало, когда после звонка на перемену Аллочка, прищурив свои зеленые глаза, тихим и злым шепотом сказала ей:

— Старуха! Старуха! Второгодница! Тебе уже в седьмом давно пора учиться, а ты все еще шестиклашка сопливая! Старуха! Старая дева!

Настя не выдержала и шлепнула Аллочку учебником по голове.

— Сама ты старая дева!

Шлепнула она не так уж и сильно, но Аллочка тут же завопила и, прихватив с собой двух свидетельниц, умчалась жаловаться Тамаре Ивановне.

А после уроков Настю вызвали в учительскую.

В учительской, как всегда после звонка с последнего урока, было многолюдно. Настя долго ждала, не решаясь войти и ругая себя за нерешительность. Прозвенел звонок на первый урок второй смены, разошлись по классам учителя, а Тамара Ивановна все не выходила из учительской, хотя ей давно пора было на репетицию — возле актового зала уже собирался драмкружок. Дольше тянуть было нельзя, и, тихо постучавшись и не дождавшись ответа, Настя распахнула дверь.

Тамара Ивановна была одна. Она сидела за столом у окошка и, совсем как Настя недавно, смотрела на голые ветки деревьев с повисшими на них капельками бывшего инея, которые уже чуть подмораживал пока еще слабый морозец. Лицо было озабочено, морщинка лежала между бровей, из всегда аккуратного узла рыжих, с чуть заметной проседью волос на затылке выбилась прядка, а она ее не поправляла. Но похоже, не Настей была она озабочена, иначе заметила бы, что Настя вошла. «И хорошо! — облегченно вздохнув, подумала Настя. — Значит, ей не до меня, и отпустит быстро».

— А! Букатина! — сказала вдруг Тамара Ивановна, не отводя взгляда от окна. — Ну, что же ты так долго?

Насте сразу стало неуютно в этой большой учительской комнате. Значит, увидела, что Настя вошла. Увидела, не глядя. Значит, ждала, и разговор будет серьезный.

— Садись! — сказала Тамара Ивановна и тронула ладонью спинку стоящего рядом стула.

Настя надеялась, что постоит немного у двери, выслушает строгие упреки своей классной руководительницы, а потом молча возьмет записку к матери с просьбой явиться в школу и уйдет, и на этом все пока кончится. А тут ей вдруг предлагают сесть, да еще рядом.

Опустив глаза, она тихонько подошла и тихонько села на краешек стула, поставив портфель на колени.

— Тебе трудно у нас, Настя?

Неожиданный этот вопрос застал Настю врасплох. Она растерялась и от растерянности первый раз посмотрела Тамаре Ивановне в глаза. Глаза эти, зеленые, смешливые, были добрыми, даже ласковыми. На уроках они были совсем не такими. Какие-то совсем не классноруководительские глаза.

Так не положено! Не положено! Не положено! От такого взгляда становится не по себе, и уже не можешь ничего путного придумать, чтобы хоть как-нибудь оправдаться.

— Почему трудно? Вовсе и не трудно, — сказала Настя, снова опуская взгляд. — Совсем не трудно.

Но видимо, Тамара Ивановна успела что-то разглядеть в этом Настином взгляде, потому что вдруг снова совсем не по-классноруководительски погладила Настю ладонью по волосам.

Да ведь не положено же так! Не положено! Настя приходила в отчаяние, она не знала, как вести себя с Тамарой Ивановной.

— Может быть, тебя отсадить от Запеваловой? С кем бы ты хотела сидеть? Может быть, с Верой Сотиной? Или с Кочневой? Тоже хорошая девочка.

Насте было все равно, с кем сидеть. Лишь бы не смотрели на нее вот так по-доброму, совсем как Евфалия Николаевна. Лишь бы не гладили по волосам…

— Ну, а что ты думаешь о Потанине?

— Не знаю… Он все время толкается.

— А! Ну, тогда Потанина оставим. Пусть толкается в одиночестве.

Насте по-прежнему было непонятно, почему же Тамара Ивановна никак не дойдет до главного. И на уроки сегодня опоздала, и самая настоящая драка была…

— Тебе передает привет Евфалия Николаевна.

Настя так сильно вздрогнула, что портфель, лежащий у нее на коленях, подскочил, как живой.

— Она просила передать тебе, что помнит тебя и любит.

— А… а где она?

— Она работает в другой школе, в другом месте, и у нее все хорошо. Все хорошо, не беспокойся.

Настя обеими руками сжала ручку портфеля, чтобы не подпрыгивал. Евфалия Николаевна помнит ее и любит, просит ее не беспокоиться… А Настя сегодня, совсем недавно, только что, собиралась ее предать!

— А… а откуда вы это знаете?

— Ну, разве трудно познакомиться двум учителям? В особенности если у них оказалась одна и та же знакомая ученица. У нас же бывают всякие там совещания, заседания. Сама знаешь.

— А где она?

Тамара Ивановна помолчала немного, потом как-то очень решительно спросила, прямо взглянув в лицо Насте:

— А зачем она тебе?

— Я бы к ней поехала, — тихо сказала Настя.

Тамара Ивановна вздохнула, и ее вздох по-горькому стал понятен Насте. И ответ Тамары Ивановны был именно таким, каким и должен был быть. Только таким, только классноруководительским.

— Я думаю, Настенька, что тебе этого не следует делать. Ты должна это понять, ведь так?

И все-таки Настя чувствовала, понимала, что Тамара Ивановна делает что-то такое, что делать учителю, может быть, и в самом деле не положено. Теперь они, Тамара Ивановна и Настя, словно в каком-то заговоре состояли. И это совсем неожиданное «Настенька?!

— Ведь так?

— Так, — тихо отозвалась Настя.

— Если ты поедешь к ней… Если даже ненадолго, у тебя дома могут быть снова осложнения. Ты меня понимаешь?

— Понимаю.

Тамара Ивановна вздохнула.

— Если тебе нужно что-нибудь передать на словах, девочка, я передам. Но адреса, прости, дать не могу. Ты меня понимаешь?

Как же не понять, когда они теперь в заговоре!

— Понимаю.

— Так что же ей передать?

— Передайте ей, пожалуйста, что я ушла, — сказала Настя.

— Она и так это знает, — мягко сказала Тамара Ивановна.

Настя резко поднялась.

— Нет, вы ей обязательно передайте, что я ушла!

— Хорошо, — сказала Тамара Ивановна, еще раз внимательно и прямо взглянув Насте в лицо. — Я передам.

— Спасибо.

— Да! Кстати! Почему ты ударила Запевалову?

Вопрос был задан строго, даже холодно, — так, как это и положено было спрашивать у нашкодившей ученицы. Настя отчаянно посмотрела на Тамару Ивановну.

— Ладно. Хорошо. Поговорим об этом потом. Мне на репетицию пора. И между прочим, тебе неплохо было бы посещать наш кружок. Мы великолепный спектакль ставим. Метелица там такой монолог читает — жуть! Мороз по коже!

* * *

Настя опять долго простояла в коридоре у окна, глядя на обнаженные ветки деревьев с поблескивающими на них капельками бывшего инея, уже крепко схваченными морозом. Не хотелось идти по такому длинному школьному коридору, где непременно кто-нибудь по дороге встретится. А ей стыдно было смотреть в глаза людям. Она чуть не предала человека, который даже вдали от Насти думал о ней… И разве вина деда — не ее, не Настина вина? Ведь Настя не отделяла себя от деда. Так как же теперь искупить эту вину? Не по силам это Насте. А может быть, уже и нельзя ее искупить? Поздно. И искупить нельзя, и отделиться от нее нельзя, потому что для этого ей надо отступиться от своего родного деда. И посоветоваться ей не с кем. Был бы рядом отец! Родной, настоящий!

И еще поняла она, стоя здесь, в коридоре, у окна, почему ей так не хотелось, чтобы Тамара Ивановна смотрела на нее по-доброму и гладила ее по волосам. Ей не хотелось доброты от чужих. За добро надо платить добром. За чужое добро потом приходится расплачиваться отступничеством от родных. Если бы не была к ней так добра Евфалия Николаевна, может быть, все было бы по-другому?..

Неужто все было бы по-другому? Неужто Настя злой и жестокий человек?

Похоже, мороз на улице усиливался: по оконному стеклу возле рамы протянулись тоненькие, почти невидимые нити будущих морозных узоров. Настя загрустила, подумав о том, какая бесконечная, долгая зима впереди. И такие же бесконечные, долгие зимние каникулы. Она вдруг отчетливо поняла, что не сможет выдержать этих, хоть и далеких еще, но все же неумолимо ожидающих ее городских каникул в городской квартире, где поселился новый отчим.

Вот-вот должен был кончиться первый урок второй смены. Значит, когда Настя придет домой, мать уже вернется с работы — сегодня она работает неполный день. И конечно, какой-то разговор об отчиме, о Настином отношении к нему у них должен состояться. Разговора этого все равно не избежать, как не избежать и сегодняшнего долгого домашнего вечера — вечера, в котором будет новый, чужой человек, уже считающий себя Настиным отцом.