Читать интересную книгу Том 6 - Агата Кристи

Мисс Милрей обошла дом и стала подниматься по заросшей тропинке. Пуаро следовал за ней. Она все шла и шла, и вот вдруг из тьмы выступили очертания старой каменной башни, каких немало здесь, на побережье. Башня была невысокая, полуразвалившаяся. Однако на окне висела занавеска. Мисс Милрей вставила ключ в скважину массивной деревянной двери.

Лязгнул замок, и дверь со скрипом отворилась. Мисс Милрей вошла, светя себе фонариком.

Пуаро торопливо прокрался следом за ней. В слабом свете фонарика он различил стеклянные реторты, бунзеновскую горелку, какие-то приборы.

Мисс Милрей стояла с ломом в руках. Вот она его подняла и занесла над приборами… Пуаро стремительно подскочил к ней и схватил за руку.

Она вскрикнула и обернулась.

Ее взгляд встретился с зелеными как у кошки, глазами Пуаро.

– А вот этого делать нельзя, мадемуазель. Вы же понимаете, что это улики.

Глава 15

Занавес падает

Эрктоль Пуаро утопал в глубоком кресле. Бра были выключены. Только одна лампа с розовым абажуром бросала на него свет. В этой картине было нечто символическое: Пуаро – только он один – в освещенном пространстве, остальные трое – сэр Чарлз, мистер Саттертуэйт и Мими Литтон Гор – точно зрители, сидели в полумраке.

Голос Пуаро звучал немного отстраненно. Казалось, он обращается не к присутствующим, а куда-то в пространство.

– Воссоздать картину преступления – вот цель детектива. Для этого необходимо складывать известные вам факты так, будто вы строите карточный домик. Если какой-то факт не ложится в нужное место, – если карта не сохраняет равновесия, – надо начинать заново, или все ваше построение рухнет.

Как-то я уже говорил, что есть разные типы мышления: мышление, свойственное, например, режиссеру-постановщику или драматургу, которые видят события как бы в их сценическом воплощении – замечу кстати, что к этому же типу относятся и те, кто мыслит как театральный зритель и с готовностью воспринимает драматические эффекты; затем есть вид мышления, присущий юным романтикам, и, наконец, мышление, свойственное трезвым людям, которые видят не голубое небо и мимозу, а грубо намалеванный задник театральной сцены.

Итак, mes amis[48], перехожу к убийству Стивена Беббингтона в августе прошлого года. Тогда сэр Чарлз Картрайт предположил, что мистера Беббингтона убили. Я с этим не согласился. Просто был убежден, что А: никто не станет убивать такого человека, как этот старый славный пастор, и В: в тех обстоятельствах совершить преднамеренное убийство определенного лица было физически невозможно.

Теперь я признаюсь, что сэр Чарлз оказался прав, а я ошибался. Ошибался, потому что рассматривал это преступление под неверным углом зрения. И только двадцать четыре часа назад я вдруг увидел все в новом свете и понял, что убийство Стивена Беббингтона было вполне возможно и оправданно.

Однако позвольте шаг за шагом провести вас по тому пути, который прошел я сам. Смерть Стивена Беббингтона я бы назвал первым актом драмы. Конец этого акта – наш отъезд из «Воронова гнезда». Занавес опускается.

Второй акт драмы начинается в Монте-Карло, когда мистер Саттертуэйт показывает мне газету, в которой сообщается о смерти сэра Бартоломью. Я тотчас же понял, что ошибался и что прав был сэр Чарлз. И Стивен Беббингтон, и сэр Бартоломью Стрендж убиты, и оба убийства – два звена одного преступления. Затем следует третье звено этой цепи – убийство миссис де Рашбриджер. Итак, что нам требуется? Правдоподобная версия, которая позволила бы связать эти три звена. И такая версия существует, а именно: все три преступления совершены одним и тем же лицом в его собственных интересах.

С самого начала меня поразило в этом деле одно обстоятельство – почему первым убит Стивен Беббингтон, а не сэр Бартоломью Стрендж. Если отвлечься от времени и места совершения этих трех преступлений, то естественно предположить, что главная и основная цель – убийство сэра Бартоломью Стренджа, а два других преступления – следствие первого, и их жертвы каким-то образом были связаны с сэром Бартоломью. Однако, как я уже говорил, факты – вещь упрямая, хотим мы того или нет, но вначале был убит Стивен Беббингтон, а немного спустя сэр Бартоломью Стрендж. Поэтому создается впечатление, что второе убийство – неизбежное следствие первого, и, стало быть, первое убийство – ключ ко всему этому делу.

Придерживаясь теории вероятности, я весьма склонен был считать, что произошла ошибка. Возможно, думал я, первой жертвой должен был стать сэр Бартоломью Стрендж, а мистера Беббингтона отравили по недоразумению. Однако скоро мне пришлось отказаться от этой мысли. Каждому, кто более или менее близко знал сэра Бартоломью, было известно, что он не пил коктейлей.

Рассматривал я и иную версию: Стивена Беббингтона отравили по ошибке не вместо сэра Бартоломью, а вместо кого-то другого из числа приглашенных. Однако никаких доказательств в пользу этой версии я не нашел и был вынужден вернуться к мысли о том, что убийство Стивена Беббингтона преднамеренное, но тут на моем пути вставал камень преткновения: в тех обстоятельствах не существовало ни малейшей возможности осуществить такое убийство.

Любое расследование необходимо начинать с самых простых и очевидных версий. В том, что Стивен Беббингтон отравился коктейлем, сомнений нет. Кто имел возможность подмешать туда яд? На первый взгляд мне показалось, что это могли сделать только те двое, кто готовил коктейли, то есть сам сэр Чарлз Картрайт и горничная Тампл. Но пусть даже кто-то из них и подмешал яд, подстроить так, чтобы именно этот стакан достался мистеру Беббингтону, было невозможно. Правда, Тампл могла бы, ловко орудуя подносом, предложить Беббингтону последний стакан. Такой маневр выполним, хотя и требует известной сноровки. Сэр Чарлз мог просто взять стакан, в котором был яд, и собственноручно подать его Беббингтону. Но ведь ничего подобного не произошло. Все выглядело так, будто этот стакан попал пастору только по воле случая.

Итак, сэр Чарлз Картрайт и Тампл готовили коктейли. Но присутствовал ли кто-то из них в Мелфорт Эбби? Нет. Кому легче всего было подмешать яд в портвейн сэру Бартоломью? Конечно, дворецкому Эллису и горничной, которая ему помогала. Не исключено, правда, что это сделал кто-то из гостей. Любой из них мог проскользнуть в столовую и влить в стакан сэра Бартоломью раствор никотина. Рискованно? Да. Но возможно.

Когда я приехал в «Вороново гнездо», вы уже составили список гостей, присутствовавших на обоих званых обедах. Четыре первых имени – капитан Дейкерс, миссис Дейкерс, мисс Сатклифф и мисс Уиллс – я немедленно исключил из рассмотрения.

Никто из них не мог знать заранее, что они встретят в «Вороновом гнезде» мистера Беббингтона. В качестве яда применили никотин, стало быть, это не экспромт, а тщательно продуманная операция. В списке фигурировали еще три имени – леди Мэри Литтон Гор, мисс Литтон Гор и мистер Оливер Мендерс. Маловероятно, что кто-то из них замешан в преступлении, но теоретически возможно. Все трое местные жители, и каждый из них мог иметь какие-то причины, чтобы избавиться от Стивена Беббингтона. Почему бы не воспользоваться для этой цели званым обедом у сэра Чарлза?

С другой стороны, я не мог найти ровно никаких доказательств, что преступление совершил кто-то из них троих.

Мистер Саттертуэйт, который, вероятно, рассуждал примерно так же, заподозрил Оливера Мендерса. Действительно, юный Мендерс вызывал серьезные подозрения. В тот вечер в «Вороновом гнезде» он выказывал все признаки крайнего нервного возбуждения. Кроме того, вам известна необычная судьба этого молодого человека, которая, безусловно, наложила отпечаток на его отношение к жизни и к людям. К тому же у него довольно явно выраженный комплекс неполноценности, который часто толкает человека на путь преступления. Да и молод он еще, не успел обрести ту уравновешенность, которая приходит с годами. Вы помните, что он ссорился с мистером Беббингтоном и открыто выказывал неприязнь по отношению к нему. А как он появился в Мелфорт Эбби? Разве это не подозрительно? А нелепая история с письмом от сэра Бартоломью Стренджа? А газетная вырезка, которую подобрала мисс Уиллс?

Таким образом, Оливер Мендерс по всем признакам должен был возглавлять список подозреваемых.

И тут-то, друзья мои, у меня возникло странное чувство. С одной стороны, преступник, очевидно, должен был присутствовать на обоих званых обедах, другими словами, это один из тех семи, что внесены в список. Но вместе с тем у меня было такое ощущение, что эта очевидность подстроена специально. Будто кто-то заранее рассчитал, что к такому именно выводу должен прийти любой здравомыслящий человек, способный рассуждать логически. И вот тогда я понял, что мне подсунули ловко намалеванную декорацию. Преступник умен, и он рассчитал безошибочно: каждый, чье имя значится в этом списке, окажется под подозрением, поэтому его – или ее – имени здесь быть не должно.