больше, чем грубую силу или слепую добродетель. Пока у меня нет прямых доказательств того, что ее действия не оправданы целью, я не перестану верить ей. Кто бы мне что не говорил.
В словах преподавательницы некромантии было зерно истины. Может я и злилась на Раду из-за глаза Фрино… но так и не понимала, почему Яна и Ярэн ее так ненавидят. Да, были какие-то случаи в академии… но они все касались ректорши лишь косвенно. Иногда мне даже казалось, что попытка обвинить во всех бедах академии и Альянса Раду Тарвиус была похожа на попытку обвинить какого-нибудь графа во всех преступлениях, что случались в его владениях. Зато с этих слов Нинель я сейчас могла вывернуть на интересующую меня тему.
Прав был Фрино - брать паузы чтобы обдумывать каждый свой следующий шаг весьма удобно.
– Вы верно говорите, – кивнула я. – Я тоже так раньше думала. Но после разговора с этим Хранителем, Ярэном Корном, я начала сомневаться в честности нашей госпожи ректорши. Он рассказал нам про нее много неприятных вещей...
– Что именно? – спросил Якоб, серьезно нахмурившись.
Я задумалась, сделав вид, что замялась. Так… что бы такое сказать…
– Ну например, что кристалл желаний неправильно работает, – решила пойти с козырей я. – Вытягивает из студентов магию.
От этих слов преподаватели вздрогнули. Мда… а не зря ли я это сказала? Может, стоило начать с чего-то менее глобального?
– Неприятно, – потер усы Якоб, а потом, решившись будто на что-то, сказал. – Не волнуйся об этом. Я бы все равно не дал своим студентам заработать это желание. Постарайся понять, Яна – у Рады, да и у всего Альянса нет другого выбора. Совсем нет. И все мы тут, все преподаватели, очень много работаем, чтобы придумать другое решение проблемы. Однако как бы не была велика компенсация, данная студенту за потерю магии, я… никогда бы не дал никому из вас, ребята, пострадать. Я не считаю, что оно того стоит.
Нинель вздохнула и похлопала Якоба по плечу.
– Ну, ну… – сказала она. – Не все так плохо. Тяжело тебе, твои студенты талантливые. А моих оболтусов и опускать по баллам не надо – они и так мало на что способны. Знаешь же, по большей части получают приз студенты оранжевого или синего общежитий, и это выглядит нормально
От слов преподавателей по спине побежали мурашки. Но… я видела, что и им плохо от того, что они делают. И их боль не была наигранной. И Нинель, и Якоб любили своих студентов и желали им добра. Только деваться было некуда. Я могла бы их осудить, могла бы сказать, что они поступают плохо и отвратительно – но чего бы я этим добилась? Ничего. Только бы за больное место укусила, и на этом разговор был бы закончен, а я еще не все разузнала.
– Синее и оранжевое? – решила я уточнить заинтересовавшую меня деталь.
– Да, детка, – с неохотой кивнула Нинель. – Синее – для талантливых ученых, оранжевое – для будущих знаменитостей. Студенты именно этих двух общежитий по большей части становятся известными людьми, но также они часто превращаются в злостных нарушителей закона. Когда ты жаждешь славы или истины так просто начать идти по головам. Потому Грег с Фелицией всегда выбирают тех студентов, силы и амбиции которых могли бы наделать немало бед.
– А что насчет желтого? – удивилась я. – Они ведь жаждут власти. А мои соседи – просто опасны, и…
– Лидеры гораздо более ответственны в этом плане, – хмыкнула Нинель. – Например мой любимый ученик на этом курсе, Мэт, мог бы поднять кладбище своего города и поработить его. Но не сделал этого. И знаешь почему, детка?
Я покрутила головой из стороны в сторону.
– Потому что лидеры, как никто другой, чувствуют свою ответственность за окружающих. Они не тираны, у них в крови жажда позаботиться о тех, кого они считают своими людьми. Желтый – не только цвет золота, символ власти, но также и цвет солнца, что светит всем одинаково и всех одинаково греет.
– Так же как и красный не только цвет крови, но и цвет революции, изменений, – улыбнулся Якоб.
Спохватившись, я поняла, что мы говорим не о том, и решила перевести тему, чуть польстив преподавателям. Правда, это не было грубым желанием подлизаться – я просто сказала, что сама думаю. В конце-то концов, в любом не слишком хорошем поступке можно усмотреть то, чем можно восхититься совершенно искренне.
– И все равно это ужасно, – вздохнула я. – Я понимаю, что другого выбора нет. Понимаю, что из всех зол вы выбираете меньшее. Но… на это ведь тоже нужно мужество. Я бы не смогла так поступить даже если бы от этого моя жизнь зависела. Не подумайте, что я хочу вас обидеть, но… если вам самим это не нравится, то почему вы не покинули академию, когда узнали правду?
– Подумай сама, – ответил Якоб. – Уйдем мы – и кто придет? Придут молоденькие преподаватели, бывшие студенты как тот же Кеша или Лейли Фиш. А им уже можно какую угодно мораль навязать, они же еще неопытные, совсем жизни не нюхали. Они и не поймут, не поймают момента, когда им Рада навяжет свои идеалы.
– Да, – согласилась с ним Нинель. – Увы, есть такое. Рада уже пыталась взять на работу молодых преподавателей и внушить им, что использование чужой магии, обман ничего не подозревающих студентов – единственный путь к спасению. И пусть я понимаю, зачем она это делала, мне оно не по душе. Да, помешанные на идее фанатики, видящие в Раде истину в последней инстанции, не будут мучаться угрызениями совести, но такими вещами нельзя заниматься с затуманенным разумом, не понимая, что именно ты делаешь, детка. Иначе вся академия может погрузиться в хаос.
– Ясно, – удивилась я. – Разумно.
– Знаешь, раньше у нас здесь было нечто наподобие тайного клуба, – хмыкнула Нинель, откинувшись на спинку стула. – Увы, состав я тебе не выдам, хотя, если ты подумаешь, то и сама запросто догадаешься, кто там был. Так вот, мы занимались тем, что брали под крыло молоденьких преподавателей и постепенно показывали им, что здесь происходит и прививали правильную, нейтральную точку зрения.
– Рада очень сладко говорит, – улыбнулся мне Якоб. – Очень легко поддаться ее влиянию и