Читать интересную книгу Я - осень, а ты май (СИ) - Бельская Анастасия

— Так, давай-ка за это дело чай с пирожками попьем! — суетится Аллочка, и треплет по голове Денчика, который целиком и полностью за компьютером, — я сама напекла, как чуяла, что сегодня удачный день будет! Давай-давай, Анастасия Владимировна, он как похудела со всем этим стрессом…

Она с жалостью оглядывает мою фигуру, тяжело вздыхает, но не комментирует и не лезет дальше. Я уже как-то выговорила ей за излишнее любопытство — и коллега оказалась достаточно понятливой, чтоб остановиться в вопросах.

— Пирожки! — потирает руки Денчик, усаживаясь за Аллочкин стол, — а с чем? С мясом есть?

— А как же! — гордо смеется Алла, и сама выбирает из пакетика круглый зажаристый пирожок.

Я облегченно сажусь с чашкой чая, и больше мучаю пирожок с капустой, чем ем. После пары кусочков живот уже неприятно крутит, и я откладываю еду в сторону — не могу я «заедать» стресс! Мое обычное состояние — это голод, и большие количества жидкости, пока я не приду в норму. Так что, ничего удивительного…

Поблагодарив Аллочку, я бегу на планерку, и залетаю в совещательную едва ли не последняя из редакторов. Но, конечно, за исключением одного — потому что Максим входит сразу же после меня, занимая свое привычное место напротив.

Не смотреть на него.

Куда угодно, хоть в пустую стену перед собой — но лишь не на любимое лицо, которое я обхожу всеми силами на протяжении трех дней. Он нужен мне — знать, что с ним все в порядке, и он по-прежнему парой фраз может разбить чужое мнение в щепки — но в то же время я пытаюсь отвыкнуть и не расклеиться на глазах у всех, а потому…

— Доброе утро, коллеги. Начинаем с новостей. Наша обложка для понедельника принята, и, скрестив пальцы, мы отдаем ее в работу. Анастасия Владимировна долго старалась — и, надеюсь, у вас есть что сказать о результате.

Далее Александр Дмитриевич показывает всем крупный макет моего творения, и я с улыбкой облегчения смотрю на фото. Хорошо получилось — расслабленно, и вместе с тем стильно, без пошлости, но с натуральными красками. А научная шапочка у ребенка, приделанная с помощью фотошопа, отлично вписалась в кадр, и это единственное, что все-таки внес в проект главред.

Остальное — все мои идеи, которые я отбивала с боем. И безумно рада, что все-таки отбила.

— Ну что за тишина, а? Я жду комментариев.

Все молчат, лишь пара человек что-то гудят о необычности и риске. Александр Дмитриевич морщиться — и я удивляюсь, отчего они просто не скажут правду, что думают. В конце концов, как я успела понять, именно собственное мнение шеф ценит в сотрудниках больше всего.

— Аллаев?

Ну конечно, куда же без мнение нашего всезнающего гуру. Вот он-то уж точно не станет стесняться в выражениях, разнесет каждый миллиметр моей работы в щепочки. Хотя, стоит признать, что в последние дни также, как я избегаю смотреть на него, он избегает всяческого рода комментировать мои слова и действия.

У нас как будто негласная молчанка после случившегося, и, кажется, как минимум главред это заметил. Потому что конкретно сейчас он с подозрением переводит взгляд с меня на Максима, и хмуро ожидает ответа.

Мне нужно посмотреть на него. Это в высшей степени странно — избегать того, кто сейчас будет давать оценку моей работе. Один раз ведь можно, правда? Я смогу, я справлюсь, я…

Я поднимаю взгляд как раз в тот момент, когда Максим смотрит на макет обложки, и начинаю чаще дышать от того, что снова вижу его лицо. Все, как обычно — может, лишь слегка углубились тени под глазами, но, возможно, это просто мне так приятней думать.

Мечтать, что он тоже хоть чуточку переживает без меня.

И все рано радоваться, что ему не так плохо, и в целом все в порядке.

— А чего обсуждать-то? Риск есть, это и понятно — но раз мы на него пошли, то нахрен мусолить это? Выполнена обложка хорошо, без претензий — это я и как фотограф говорю, ну и как человек, регулярно занимающийся такими проектами. Отлично проделанная работа, а в остальном… Думаю, нашим читателям понравится.

Ого.

Ого-го…

Я застываю, и не успеваю уловить момент, когда он поворачивает шею обратно. Наши взгляды встречаются — и я глохну, натурально деревенею от бушующего там вулкана, захватывающего меня целиком, и погружающего в море беспросветной тоски…

А затем Максим моргает, и словно ничего этого и нет — лишь голый взгляд мужчины, который через секунду блуждает по другим, никак не выделяя меня из толпы.

Ну и что это было?

Тот самый, настоящий Максим со своими эмоциями, или мое снова разыгравшееся воображение, которое хочет видеть чувства там, где их и нет?

— Насть, — трогают меня за плечи чьи-то руки, и я вздрагиваю, выныриваю из своих мыслей.

Ренат. Стоит, глядя голубыми глазами чуть напряженно, и участливо поднимает руки — знак того, что вовсе не хотел ничего плохого.

— Да… Да, что такое?

— Летучка окончена, вообще-то, — улыбается мужчина, и только тут я понимаю, что в совещательной кроме нас никого нет, — о чем ты так задумалась?

— Да так… — я пытаюсь подняться, но ноги неожиданно плохо держат, и, вздрогнув, я усаживаюсь обратно.

— Настен? Ты вообще как, в порядке? Выглядишь не очень…

— Вот спасибо! — пытаюсь улыбнуться, но неожиданный озноб проходит по телу, заставляя вцепиться ладонями в рукава свитера, — просто тяжелая неделя.

— Или тяжелый Аллаев?

Я вскидываю голову, готовясь по первой реакции вцепляться и драться — но тут же расслабленно пожимаю плечом, не понимая, к чему это теперь.

Ренат итак все знает.

И, черт возьми, даже больше меня.

— Ты был прав, — не юлю я, опуская голову ниже, — тогда, когда говорил, что он не для отношений. А я не послушала…

— Ты просто не знала, — меня осторожно берут за ладошку, и легонько сжимают, а я чувствую, что в сравнении с Ренатом, у меня ужасно ледяные пальцы, — и, в конце концов, не обязана слушать каждого встречного. У тебя есть свое мнение, и это прекрасно.

— Угу. Свое мнение при полном отсутствии интуиции, — улыбаюсь в первый раз по-настоящему, широко и искреннее, осторожно пожимая его руку в ответ.

— Ну, не все ж сразу.

Мы смотрим друг на друга с улыбкой, а затем я мягко отнимаю пальцы, и укладываю их под собственные колени. Спасибо Ренату за участие — но уж точно я сейчас не готова ни на какое общение сверх рабочего.

— Ты знаешь, как бы мне не нравился Максим, я давал ему больше времени, — задумчиво произносит мужчина, садясь рядом на стул, и не делая никаких попыток приблизиться, — что он натворил так быстро?

Я не сплетница. И ни с кем не делюсь подробностями своей личной жизни. Но почему-то сейчас настолько опустошена, а от Рената идет такое спокойное, теплое участие…

— Ездил к своей бывшей. — Отмахиваюсь, решая сказать всего полправды, и неожиданно не нахожу в Ренате никакого удивления.

— К Кире, что ли?

— Ну да. В воскресенье вечером, когда мы уже… Ну, в общем. К тому моменту мы точно решили, что состоим в отношениях.

Ренат удивленно приподнимает брови, но как будто не реагируя на мою фразу, а просто, в знак того, как странно это звучит.

— Что не так? Ты что, знал, что он у ее был?

Ренат чуть качает головой, подтверждая мои слова, но тут же говорит сам, не давая мне высказать возмущение.

— Конечно, в курсе. Я ведь ездил тогда с ним.

— Что?!

— А он тебе не рассказывал? Ну да, Александр Дмитриевич попросил отвезти Кире утвержденный вариант интервью, а моя машина, как назло, заглохла. Ну а так как мы все живем почти на одном «пятачке», я попросил Макса меня добросить. Ты же знаешь, поздно вечером в нашем поселке с такси напряжно… В общем, мы съездили туда-обратно, я отдал листы и все.

— А Максим… Остался?

Ренат чешет затылок, глядя на меня почти с сожалением, что приходится говорить и ворошить все это.

— Слушай, Аллаев, конечно, не ангел, но лгать я не буду. Он даже из машины не вышел, хоть Кира его и звала — на чай заманивала, и прочее. Но он просто махнул рукой, и остался курить с открытым окном. Я потом еще стоял ждал на улице, пока хоть чуть-чуть проветрится… Эй, ты куда?