Читать интересную книгу Мешок кедровых орехов - Николай Самохин

После спуска начался тягун — и Женька заработал, как добрая молотилка: палками, палками, коротким ударным шагом — выкладываясь до предела и помня, что передышка будет потом, на равнинке или спуске.

Выскочив на плоскую макушку горы, он понял, что идет хорошо, как говорится, с опережением графика. Впереди, метрах в пятнадцати, азартно махали палками два лыжника: здоровый круглоплечий парень гнал, как волк зайца, низкорослого поджарого мальчишку. И хотя эти двое рвали бурно, как на финише, расстояние между ними и Женькой медленно сокращалось.

Потом эти двое пропали — как сквозь землю провалились. Были — и не стало. Не успевший ничего сообразить Женька оттолкнулся еще несколько раз и увидел перед собой спуск — такой крутой, что на самом гребне даже снег не держался, обнажая мерзлую травянистую проплешину. У Женьки захолодел живот. Но на дистанции не раздумывают: он только еще поддал палками — и ухнул в бездну.

Встречный ветер выжимал слезы из глаз и, не давая им скатиться по щекам, размазывал вдоль висков.

Далеко внизу, почти у самого подножья горы, скользили близко друг к другу две муравьиные фигурки. Сейчас до них было не меньше километра, но Женька знал: не успеют они чуть-чуть пройти по ровному, как он снова окажется у них за спиной, а может быть, даже выскочит вперед — если наберет хорошую скорость. И, чтобы уменьшить сопротивление ветра, он сел в низкую стойку, сжался в комочек, целиком отдавшись этому падению-полету.

Внизу вдруг что-то случилось. Фигурки слились в одну, замерли и стремительно, как в кино, полетели навстречу Женьке.

Какой ангел-хранитель помог Женьке обогнуть эту копошащуюся кучу?! Лыжи взвизгнули, опасно загуляли по насту, справа выметнулся полузасыпанный куст боярышника — и Женька уже сказал себе: «Хана!», но чудом удержался на ногах. Только не смог сразу остановиться, пролетел еще метров восемьдесят и там, внизу, взвихрив снежную пыль, затормозил.

— Эгей! — крикнул он. — Целые?!

Здоровяк расстроенно махнул рукой: мотай, дескать, дальше — не до тебя.

…«Две секунды, — сказал себе Евгений Родионович и взволнованно заходил по комнате. — Две секунды, как минимум, потеряли вы, благородный молодой человек!»

— Сядь, не мельтеши, — попросила жена. Евгений Родионович не сел, а вовсе ушел в кабинет, чтобы страдать там в одиночку.

…Затем он догнал ремеслушников. Усталые ремеслушники — человек десять — гуськом плелись по лыжне. Черт знает откуда они взялись тут! Наверное, сдавали свои ГТО—БГТО — и заблудились, попали на дистанцию городских соревнований. А может, косяка резали.

На ремеслушников следовало рявкнуть — чтобы они горохом посыпались с лыжни. Но Женька, счастливо избежавший катастрофы, был полон великодушия. Он пожалел «ушастых» — пропахал по целине рядом с лыжней. Самое интересное, что щедрость эта ремеслушникам была не нужна. Они остановились и, разинув рты, стали смотреть, как он, большой дурак, красиво уродуется — демонстрирует атлетизм.

Никогда еще, наверное, Женьке так легко не бежалось. Никогда так божественно не скользили лыжи, никогда так вовремя не появлялось второе дыхание. Он знал одну свою слабинку — у него рано уставали руки. Но сегодня и руки были в порядке.

После поворота Женька увидел впереди своего одноклассника Толика Квасова. По тому, как Толнк вяло выдергивал палки, как волочил лыжи, почти не отрывая их от снега, Женька понял, что он выдохся.

— Квас, прибавь! — крикнул Женька, догоняя его. Квасов, повинуясь окрику, дернулся раз-другой и опять сник.

— Прибавь, Квас! — умолял Женька, уже почти наступая на задники лыж Толика.

— Я сдох, — хрипло сказал Квасов и вдруг остановился. Остановился прямо на лыжне — и Женька с разгону заехал одной лыжиной между его ногами.

Выпростав лыжу, Женька обошел Квасова и бросил через плечо:

— Не стой! Потянись за мной… сколько можешь.

…Вспомнив, как миндальничал с Квасовым, Евгений Родионович аж застонал и схватился рукой за щеку, словно его пронзила зубная боль. Бездаря Квасова надо было согнать с лыжни грозным «хох!» — чтобы прыгнул как заяц, прижавши уши. А не послушался бы — огреть палкой по спине! Столкнуть в снег, к чертовой матери. Небось финн этот с ним не церемонился бы. Вон как он болельщика навернул! Да господи, что за находка для отечественного спорта был Толик Квасов! Он только перед девчонками умел гарцевать. Кое-как доскреб до третьего разряда и носил потом значок, перевинчивая с пиджака на рубашку. Только что на пальто не вешал, пижон.

…А перед самым финишем Женька допустил просчет. Позорный и обидный.

Оставалось пройти ложбиночку, за которой, в каких-то ста метрах, находился финиш. Женька как раз дожимал «единицу» — парня под номером первым. Он настигал его быстро и чувствовал, что на спуске обойдет. «Единица» нырнул в ложбину и оказался на невысокой узенькой насыпи, пересекающей ее. Женьке бы не суетиться, пройти за ним по насыпи след в след и потом технично «сделать» парня на подъемчике. Но он не стал притормаживать и махнул мимо насыпи — по нетоптаному снежку… Ложбинка-то была с блюдце, Женька проскочил ее за один толчок. Но какой-то подозрительный всхлип раздался под лыжами. Женька оглянулся из-под руки, увидел за собой темно-кровавый след и тогда лишь вспомнил, что насыпь проложена через незамерзающее болотце, припорошенное утрешним снежком…

Он еще легко взбежал на пригорочек, но тут обнаружил, что скользить не может, — на мокрые лыжи налип снег.

Последнюю стометровку Женька бежал как лось, высоко вскидывая тяжелые лыжи. Бежал, не зная, что рыжий достал его раньше: когда Женька затормозил на спуске и потерял скорость; когда пижонил перед ремеслушниками; когда жалел слабака Квасова. А после несчастной ложбинки, на которую Женька потом все сваливал, рыжий уже не догонял его. Это стреноженный Женька тщетно гнался за рыжим.

…Догадка, пришедшая через двадцать лет, разволновала Евгения Родионовича до безобразия. Евгений Родионович, неслышно ступая, ушел на кухню, разыскал пузырек с валерьянкой и, стараясь не звякать, отсчитал десять капель. Жена, однако, учуяла знакомый запах.

— Чего ты там? — спросила она. — Опять, что ли, сердце?

Евгений Родионович промычал что-то в ответ.

— Сходи к врачу, — сказала жена таким голосом, будто просила прикрыть форточку. Она, пользуясь отсутствием Евгения Родионовича, переключила телевизор на другую программу и смотрела как раз очередную серию про Штирлица.

Евгений Родионович присоединился к ней. Хитросплетения вражеских козней постепенно увлекли его, он успокоился, даже забыл о своем нелепом огорчении. Только когда в конце фильма зазвучала песня «Не думай о секундах свысока…», Евгений Родионович тихонько вздохнул: «То-то что не думай… свысока… Мог бы стать известным спортсменом. Данные были. Да, имелись все данные. Тренер не раз говорил… Хм… Герой Белой Олимпиады… Или что-нибудь в этом роде».

Поздно вечером позвонил аспирант Евгения Родионовича Павел Устименко. Павел, вообще, имел обыкновение звонить чуть ли не среди ночи.

— Что случилось, Паша? — прикрывая трубку ладонью (супруга уже спала), спросил Евгений Родионович.

— Шеф! — закричал на другом конце Устименко. — Гуселевич не освобождает завтра тромбон! (Речь шла об аэродинамической трубе, которая по графику с завтрашнего дня поступала в распоряжение группы Петунина.)

— То есть как это не освобождает? — спросил Евгений Родионович.

— Так — не освобождает! Еще три дня выклянчил у директора. А нас задвигают… Алло! Шеф! Вы слышите?.. Чего вы молчите?

— Я не молчу, Паша, я думаю, — сказал Евгений Родионович.

— А что тут думать! Гнать его надо в три шеи! Вам гнать, шеф. Своею докторской рукой.

— Ну как же так — гнать…

— Да очень просто, шеф! Один маленький звоночек крупного ученого — вы знаете кому. И все. И Гуся потурят.

— Нет, Паша, так, наверное, нельзя… Он же наш коллега.

— Он наш калека, — сказал Устименко. — Почетный инвалид большой науки. Ну что он выдует, козел? (Евгений Родионович недовольно крякнул: он не принимал ни беспощадности своих учеников, ни «козлиного» их лексикона). Что он, козел, выдует? — упрямо повторил Устименко, игнорируя реакцию шефа. — Грыжу он себе надует?! Так она у него уже есть.

Петунии молчал.

— Евгений Родионович, — сказал Устименко просительным неожиданно голосом. — Ну давайте я от вашего имени.

— Что вы, Павел, что вы! — забеспокоился Петунии. — Ни в коем случае не делайте этого! Я понимаю, конечно, Борис Леонидович звезд с неба, как говорится, не хватает, и тема его, мягко выражаясь… Но — нет!.. Нет…

— Эх, шеф! — вздохнул Устименко. — Вам же цены нету… И вам ее не будет. Потому что Икэда заделает нам козу… пока разные гуси-лебеди выдувают мыльные пузыри…