Но вернемся к другим средствам образования. Как бы нам понравилось предложение, чтобы правительство, федеральное или штата, использовало деньги налогоплательщиков для создания общенациональной сети газет или журналов, а затем всех, в том числе всех детей, обязало их читать? А что бы мы подумали, если бы правительство при этом запретило все другие газеты и журналы или, по крайней мере, все издания, не отвечающие определенным стандартам того, что, по мнению государственной комиссии, детям следовало бы читать? Нет сомнений, что такое предложение вызвало бы ужас по всей стране, но ведь именно такой режим установлен правительством в школах. Обязательные для чтения государственные издания были бы справедливо расценены как покушение на свободу печати, но разве свобода в школьном образовании менее важна, чем свобода печати? Разве они не одинаково важны для информирования и образования публики, для свободного исследования и поиска истины? По сути дела, подавление свободы школьного образования должно быть воспринято с еще большим ужасом, чем подавление свободы печати, потому что в первом случае речь идет о нежном и еще несформировавшемся уме детей.
Крайне любопытно, что отдельные сторонники государственных школ осознали родство школы и прессы и в своей логике дошли до предела. Так, в 1780-х и 1790-х годах заметную роль в политической жизни Бостона играла архифедералистская Эссекская хунта[13*] – группа ведущих торговцев и адвокатов родом из округа Эссекс, штат Массачусетс. Члены Эссекской хунты были горячими сторонниками государственного школьного образования, которое бы воспитывало молодежь в духе «должной субординации». Один из них, Стивен Хиггинсон, открыто заявил, что «людей надо учить доверяться своим руководителям и преклоняться перед ними». А другой – торговец и теоретик Джонатан Джексон, осознавший, что газеты являются не менее важной формой обучения, чем школы, обвинил свободную печать в том, что она неизбежно идет на поводу у читателей, и, соответственно, пропагандировал национализацию прессы, что сделало бы ее независимой от покупателей и подписчиков и позволило бы прививать гражданам нужные качества[14].
Профессор Э. Дж. Уэст провел поучительную аналогию между обеспечением детей образованием и пищей, которая столь же важна для них. Уэст пишет:
Защита детей от голода или недоедания предположительно столь же важна, как и защита от невежества. Трудно представить, однако, чтобы любое правительство, озабоченное тем, чтобы дети были должным образом накормлены и одеты, приняло законы об обязательном и всеобщем обеспечении едой или чтобы оно повысило налоги ради того, чтобы обеспечить детей бесплатным питанием в местных государственных столовых или магазинах. Еще труднее вообразить, что большинство населения безропотно примет подобную систему, особенно если она дойдет до того, что «по административным соображениям» родителей будут приписывать к снабжению через ближайшие к их домам магазины… Но при всей странности этих гипотетических мер, изумляющих, когда речь идет об обеспечении едой и одеждой, именно такая система типична для… государственного школьного образования[15].
Несколько мыслителей-либертарианцев как левого, так и правого толка выступили с острой критикой тоталитарной природы обязательного школьного образования. Так, британский левый либертарианец Герберт Рид пишет:
Человечество, естественно, сильно дифференцированно, и если продавить все имеющиеся типажи через одну форму, мы неизбежно получим уродливые искажения и деформацию. Школы должны быть разными, они должны использовать разные методы и ориентироваться на учащихся с разными склонностями. Можно было бы доказать, что даже тоталитарное государство должно признавать этот принцип, но истина в том, что дифференциация – это органический процесс стихийного и переменчивого соединения индивидов ради достижения конкретных целей… Вся структура образования как естественного процесса распадется на части, если мы попытаемся сделать эту структуру… искусственной[16].
Великий английский философ второй половины XIX века, индивидуалист Герберт Спенсер высказался так:
Что имеют в виду, когда говорят, что правительство должно заботиться об образовании? Почему оно должно заниматься образованием? В чем предназначение образования? Очевидно в том, чтобы сделать людей пригодными для общественной жизни – сделать их хорошими гражданами? А кто должен сказать, что такое хорошие граждане? Правительство – других судей нет. А кто должен сказать, как можно превратить людей в хороших граждан? Правительство – других судей нет. Поэтому приходим к следующему выводу: правительство должно превращать детей в хороших граждан… Сначала оно должно создать для себя определенное представление об образцовом гражданине и, имея эту модель, разработать такую систему обучения, которая окажется наиболее пригодной для производства граждан по этому образцу. Эту систему обучения оно должно будет провести в жизнь с предельно возможной точностью и полнотой. Потому что если оно этого не сделает, оно позволит людям стать иными, чем, по его разумению, они должны быть, а значит, не справится с возложенной на себя обязанностью[17].
А американка Изабель Паттерсон, сторонница индивидуализма уже из XX века, заявила:
Использующиеся в образовательном процессе тексты по необходимости избирательны – в отношении тем, языка и точки зрения. Когда обучением занимаются частные организации, школы очень разнообразны, а родители должны смотреть на предлагаемый курс обучения и думать о том, чему, по их мнению, должны учить их детей… Никому не захочется учить «превосходству государства как обязательной философии». Но каждая политизированная система образования рано или поздно начнет насаждать доктрину превосходства государства в виде, то ли божественного права королей, то ли воли народа (в демократическом государстве). Как только эта доктрина принята, избавление от удушающего влияния политической власти на жизнь граждан превращается почти в сверхчеловеческую задачу. Эта доктрина чуть ли не с младенчества овладевает телом, собственностью и сознанием людей. Скорее от спрута можно ожидать, что он ослабит хватку. Существующая за счет налогов система обязательного образования – это точная модель тоталитарного государства[18].
Как отметил Э.Дж. Уэст, штаты, руководствуясь административно-бюрократическими соображениями, неизменно создавали школьные округа[19*], и каждый ребенок, собравшийся учиться в государственной школе, должен будет посещать ту, что ближе к месту его жительства. Хотя в условиях свободного рынка частных школ большинство детей также будут учиться в ближайших к дому школах, существующая система – это монополия школьного совета и административных предписаний. Детям, которые по каким-то причинам хотели бы учиться в школе другого округа, это запрещено. Результатом является принудительное географическое единообразие и тот факт, что характер каждой школы полностью зависит от ее местоположения. При этом неизбежно получается, что для государственных школ характерно не универсальное единообразие, а единообразие окружное, так что состав учеников, финансовые возможности и качество обучения в каждой школе зависят от доходов, обеспеченности и налогового потенциала округа. В результате богатые школьные округа больше платят учителям, нанимают более талантливых преподавателей и создают для них более привлекательные условия работы. Учителя стремятся устроиться на работу в самые хорошие школы, и лучшие из преподавателей обычно оказываются в более обеспеченных школьных округах, а менее способным приходится оставаться в округах бедных. Таким образом, система школьных округов неизбежно ведет к отрицанию той самой эгалитаристской цели, ради которой вроде бы и была создана система государственных школ.
Более того, когда жилые районы сегрегированы по расовому признаку, что бывает довольно часто, результатом системы школьных округов становится расовая сегрегация в государственных школах. Родители, предпочитающие совместное обучение, должны выступать против географической монополии школьных округов. Более того, в соответствии со словами одного остряка «в наши дни, что не запрещено, то обязательно», школьная бюрократия вместо того, чтобы наладить перевозки детей школьными автобусами в школы, выбранные родителями, предпочла обязательные автобусные перевозки и принудительную расовую десегрегацию школ, так что учеников порой возят на довольно далекие расстояния. Перед нами в очередной раз возникает типичная государственная схема: либо принудительная сегрегация, либо принудительная десегрегация. Добровольное решение – предоставить выбор школы самим родителям – не по нраву любой государственной бюрократии.