бы опасный прецедент. Оба они это понимали. И потому Казанцев так безропотно застрелился. Ничего личного.
– Но, тебя-то, братан, он все-таки пощадил? – это Бакинец. – Ведь не призрак же, черт, с нами говорит?
Длинный задумчиво посмотрел на него. Видно было, вспоминал…
Глава XIX
– Я встретился с Корейцем через месяц после изложенных событий. В том, что мы встретимся именно в этот день, я был почти уверен.
Мансур родился 27-го мая. Он всегда шутил на тему своего рождения. Мол, потому и всю жизнь маюсь. И в жизни, и в любви.
Смотря на гранитный монумент покойного, я вспомнил об этом. Действительно, у него не было какой-либо определенности. Жил не в своем доме, имел чужую жену, дочь воспитывала родня, а сам являлся по существу придатком своего друга – его образа жизни, интересов, задач… И погиб так же бестолково, во имя этих долбаных задач… Извини, Господь, сужу о твоем начертании, душа болит.
Кладбище в это время года пахло полевыми цветами и запахом весны. Я стоял в стороне и молча наблюдал, как цыгане копошились рядом, каждый стараясь внести лепту по уходу могильного участка, деревьев, огромной надгробной плиты, на которой вольготно сидящий в роскошном кресле, с большим перстнем на среднем пальце, был изображен их Альмансор.
Я вспомнил Артура. Тот тоже был изображен в кресле, и, кажется, тоже с перстнем. Какой-то потусторонний бандитский ритуал.
Надо завещать, чтобы меня, когда наступит время, изобразили хотя бы лежа на поляне. Или на лощади. Да хоть на качелях!
Да, и без этого вульгарного кольценошения.
У Мансура улыбка была дерзкая, вызывающая. И теперь он со своей ухмылкой как будто подтрунивал. Тех – считавших его прочитанной книгой. Что вы знаете о смерти, как будто спрашивал он, вы не умирали. И не умничайте, неизвестно, кто из нас мертвее.
Цыгане пришли чуть ли всем табором. Велика была их любовь к почившему здесь. Я лишь поверхностно был осведомлен об их отношениях. Мне после рассказали, как Мансур защитил тогда табор от беспредела кавказских и славянских этнобанд, опутавших, как паутина Москву конца 80-ых, начала 90-ых. Как он тогда привел цыганских старшин к Корейцу, и они вошли под покровительство Организации. Как Ким с их подачи организовал наркоплантации и лаборатории на оккупированных армянами землях, и как запустили новый трафик по северным территориям Азербайджана, парадоксально объединив две враждующие стороны – сепаратистов Карабаха и должностных лиц из среды азербайджанской военщины, их покровителей.
Деньги потекли рекой. Через короткий срок цыгане Богдана уже имели в разных уголках России, преимущественно в Подмосковье и Ставропольском и Краснодарском краях, свои собственные каменные дома с большими дворами, где селились родственными коленами. Запустив свободный капитал на рынок, цыгане основательно освоили и табачную сферу, конечно, в том объеме, который им отвели конкуренты под натиском организации Корейца.
Цыгане народ благодарный. Никогда ни один цыган не забудет добро и постарается ответить взаимностью. А после, как Мансур породнился с ними, женившись на их соплеменнице, он стал для цыган не только своим, но и кровно своим…
Все началось с романтической встречи с худенькой и гибкой как эфа девочкой, которая покорила его сердце своей дикой красотой и необузданным нравом.
На Рижском рынке он случайно увидел, как какой-то здоровяк кавказец, пытаясь отнять барсетку у молоденькой цыганки, “ненароком” еще и пощупывает ее тело. Вдруг разгневанная цыганка с диком гиком бросила сумочку, в которую ранее ухватилась мертвой хваткой, и вцепилась зубами в его то ли в щеку, то ли в челюсть. От страшного рева люди вокруг содрогнулись. Кавказец вертел огромной головой, пытаясь стряхнуть эту взбесившуюся лисичку, но безрезультатно. Она рвала острыми ногтями его лицо, глаза, волосы. Рассыпались из кулька в грязь болгарские сигареты – “жертва” в бешенстве просто растоптал их тяжелыми ботами.
Мансур не помнил, как подлетел к дерущимся. В следующий миг, получив страшный удар кулаком в шею, кавказец растянулся лицом в снег, так и не поняв, кто его освободил от зуб цыганки, правда с оторванным кусочком плоти. Девушка с алыми от крови губами на секунду оторопело всмотрелась на юркого незнакомца, после выплюнула кровавую слизь и убежала. Следом, схватив барсетку, растворился в толпе зевак и Мансур – кто-то из сочувствующих крикнул о бегущих к месту схватки смотрящих. Издали были слышны крик и ругань. Ему не было резона сталкиваться с сородичами жертвы, ситуация была непонятная, и что немаловажно – это был чужой расклад и чужая территория.
Уже на следующий день ему стали известны подробности. Девчонка была племянницей цыганского барона Богдана. На рынке она заменяла захворавшую в этот день сестру Марину. Цыгане проживали не лучшие дни, как и многие в тогдашней России. Союз дышал на ладан, разваливался привычный уклад жизни советских народов, в том числе цыган. Надо было выживать в новых реалиях. Схватив мешок с товаром у сестры, Леда – так была имя юной цыганки, с привычной бесшабашностью без спроса умчалась на рынок. Тут ее – незнакомку с озорными глазами, и застукал смотрящий, который решил, что поймал зайца. От страха перед этой глыбой, она не смогла внятно объяснить ситуацию, а кавказец был груб с нею, еще и руки распустил. Тут она и очумела…
Цыгане и кавказцы меж собой быстро разобрались. Играть в войнушку не было резона. Цыгане на Рижском тогда платили дань кавказцам, а лишиться курицы, носящей хоть какие яйца из-за какого-то откусанного девчонкой кусочка плоти, представлялось глупо, если не комично, тем более что их брат вел себя тоже далеко не как "джигит".
Единственно, чего кавказцы допытывались у цыган: кто этот “черный”, вырубивший их сородича? Наконец им ответили, что это был брат Леды – имелся в виду Николай Кучерявый, чем-то смахивающий на Мансура.
На это смотрящие ничего не смогли предъявить – брат защищал честь сестры. Перетерли вопрос: кавказцы обещали вести себя более сдержанно – не сразу лезть с расправой, а обратиться к цыганским старшинам, а цыгане обязались предупреждать их о всяких своих не согласованных действиях на рынке…
Через неделю барсетка легла на стол Марины в ее палатке. Цыганка подняла глаза и изучающе посмотрела на незнакомца, за которым как тени бесшумно появились оба насторожившееся ее брата. Видимо первое впечатление было положительным. Она не возразила, когда незнакомец бесцеремонно плюхнулся в кресло перед ее столиком. И кивнула братьям – цыгане налили чай, открыли коробку с шоколадом…
Так началось их знакомство, которое далее выросло в международную преступную деятельность, если выражаться языком криминалистов, в