ромеи, сельджуки и печенеги. Когда немецкие рыцари Готфрида Бульонского атаковали предместья Константинополя с целью добиться освобождения Гуго де Вермандуа, все они, согласно рассказу Анны, шли в бой в конном строю. (Тогда император Алексей и отдал приказ лучникам стрелять не в рыцарей, а в их коней. Официально, дабы не проливать кровь христиан, а неофициально – дабы выбить конский состав и лишить крестоносцев того безусловного преимущества, которое давали рыцарям боевые кони[203].) Военное искусство конца XI – начала XII веков как в континентальной Европе, так, тем более, и в Азии, предполагало безраздельное господство на поле боя конницы, в том числе и тяжелой конницы. Об этом, кроме письменных свидетельств, сообщают нам синхронные изобразительные источники, в частности, Ковер из Байе (1070–1080-е годы) и «Мадридский Скилица» (середина XII века). Боевой конь, по существу, оставался главным оружием рыцаря не только в эпоху императора Алексея Комнина, но и значительно позднее, вплоть до XIV века.
Начиная с XI века, тяжелая рыцарская конница играла решающую роль на полях сражений в Европе. Это обстоятельство было связано не только с исторической спецификой генезиса западноевропейского рыцарства как этно-социального явления[204], но также с сильным и перманентным влиянием восточного военного искусства на европейское воинское сословие в X–XI веках. Это влияние было неизбежно в условиях постоянных оборонительных войн, которые вели французские, кастильские, арагонские рыцари с арабами в Испании, немецкие рыцари с венграми, поляками и печенегами в Восточной Европе, византийские василевсы с печенегами и сельджуками. Смысл применения тяжелой конницы заключался в стремительном сближении с противником и нанесении таранного удара копьем наперевес, при котором сила удара обеспечивалась массой и инерционным движением боевого коня вместе с рыцарем. Подобная тактика оказывала серьезное влияние на развитие как оборонительного, так и наступательного вооружения западноевропейских рыцарей и их противников. Эволюция комплекса вооружения западноевропейских, и, в частности, норманнских рыцарей в эпоху Крестовых походов хорошо исследована благодаря большому количеству изобразительных источников, работе археологов и коллекционеров, а также репликам реконструкторов. В связи с тем, что принятие христианства изменило погребальный обряд в Европе, обнаружение предметов вооружения в могилах интересующей нас эпохи возможно лишь в исключительных случаях. С этой точки зрения сведения изобразительных источников приобретают для реконструкции западноевропейского доспеха эпохи Крестовых походов важнейшее значение[205]. Наибольшее количество изобразительных источников, имеющих значение с точки зрения реконструкции комплекса вооружения западноевропейских рыцарей эпохи первых Комнинов, датируются несколько более поздним периодом.
Анна Комнина рассказывает об оборонительном вооружении франкских и норманнских рыцарей в книге, посвященной второй войне с норманнами ее отца в 1107–1108 годах. Вот свидетельство Анны, неоднократно видевшей собственными глазами рыцарские доспехи как на византийских солдатах императорской гвардии, так и на западных рыцарях, служивших василевсу. Знаменитое описание вооружения норманнских рыцарей, составленное ею, представляет собой большую ценность для военных историков и реконструкторов, занимающихся изучением военного искусства в эпоху Первого и Второго крестовых походов. Анна Комнина писала: «Кельтские доспехи представляют собой железную кольчугу, сплетенную из вдетых друг в друга колец, и железный панцирь из такого хорошего железа, что оно отражает стрелы и надежно защищает тело воина. Кроме того, защитой кельту служит щит – не круглый, а продолговатый, широкий сверху, а внизу заканчивающийся острием; с внутренней стороны он слегка изогнут, а внешняя его поверхность гладкая, блестящая, со сверкающим медным выступом. Стрела, безразлично какая – скифская, персидская или даже пущенная рукой гиганта, отскакивает от этого щита и возвращается назад к пославшему ее… на коне кельт неодолим и способен пробить даже вавилонскую стену; сойдя же с коня, он становится игрушкой в руках любого».
[Ὅπλον γὰρ κελτικὸν χιτών ἐστι σιδηροῦς κρίκος ἐπὶ κρίκῳ περιπεπλεγμένος καὶ τὸ σιδήριον ἀγαθοῦ σιδήρου, ὥστε καὶ βέλος ἀπώσασθαι ἱκανὸν καὶ τὸν χρῶτα φυλάξαι τοῦ στρατιώτου. Προσθήκη δὲ τῆς φυλακῆς καὶ ἀσπὶς οὐ περι φερής, ἀλλὰ θυρεὸς ἀπὸ πλατυτάτου ἀρξάμενος καὶ εἰς ὀξὺ καταλήγων, καὶ τἄνδον ἠρέμα ὑποκοιλαινόμενος, λεῖος δὲ καὶ στίλβων κατὰ τὴν ἔξωθεν ἐπιφάνειαν καὶ ἐπ’ ὀμφαλῷ χαλκοχύτῳ μαρμαίρων. Βέλος τοίνυν, κἂν σκυθικὸν εἴη, κἂν περσικόν, κἂν ἀπὸ βραχιόνων ἀπορριφείη γιγαντικῶν, ἐκεῖθεν ἀποκρουσθὲν παλινδρομήσειε πρὸς τὸν πέμψαντα… Κελτὸς γὰρ ἀνὴρ ἔποχος μὲν ἀκατάσχετος καὶ κἂν τεῖχος διατετρήνειε Βαβυλώνιον, ἀποβεβηκὼς δὲ τοῦ ἵππου ἄθυρμα τοῖς ἐθέλουσι γίνεται][206].
В этом описании очень интересны две детали. Во-первых, Анна констатирует, что норманнский и франкский рыцарь в начале XII века помимо кольчуги, преимущественно в этот период короткорукавной, активно использовал средства усиления в виде железного доспеха. Выражение «σιδήριον ἀγαθοῦ σιδήρου» Я. Н. Любарский перевел как «железный панцырь из хорошего железа». С нашей точки зрения такой перевод неудачен, т. к. русское существительное «панцирь» буквально обозначает русский кольчатый доспех второй половины XV века. Более правильно было бы перевести выражение Анны Комниной следующим образом: «железный доспех из хорошего железа». Совершенно очевидно, что в данном случае Анна имеет в виду многочисленные варианты железного доспеха, которые норманнские рыцари надевали на кольчугу. Среди подобных доспехов использовались различные ламеллярные нагрудники с наплечниками и набедренниками, известные как по материалам кочевнических погребений XI–XII веков, так и по византийским фресковым или иконографическим изображениям, ламинарные доспехи из Хорасана, византийский «клибанион» с птеригами, – иными словами, весь многообразный арсенал доспехов, применявшихся в Средиземноморье и в степях северного Причерноморья на рубеже XI–XII веков.
Сообщение Анны Комниной серьезно корректирует концепцию Клода Блэра, согласно которой период с XI по середину XIII века был в истории западноевропейского доспеха «веком кольчуги»[207]. Во всяком случае, из рассказа Анны Комниной становится очевидно, что кольчуга утратила свое исключительное положение в комплексе вооружения норманнских рыцарей, воевавших в Средиземноморье, уступив место византийскому и степному комплексу вооружения. Подобное положение вещей было далеко не случайным. Кровопролитные войны с Византией, сицилийскими арабами, а затем Первый крестовый поход доказали южноитальянским норманнам, что западноевропейская кольчуга, в духе экипировки рыцарей на Ковре из Байе, более не является надежной защитой, в частности, от оружия дробящего действия или от стрел, как по причине неизбежности тупых травм, наносившихся подобными видами вооружения, так и по причине постоянного совершенствования наступательного вооружения. В эпоху Крестовых походов защитное вооружение начало активно развиваться по пути заимствований и импровизаций. Именно это обстоятельство и позволило Италии со временем превратиться в лидера по производству доспехов в Западной Европе и в конце XIV века стать родиной классического латного или т. н. «миланского» доспеха. Чуть выше Анна Комнина употребляет классический древнегреческий термин «торакс» для обозначения норманнских доспехов, тем самым четко отличая доспех от кольчуги под доспехом: «Ведь император знал, что из-за своих доспехов и кольчуг кельты почти неуязвимы»