Читать интересную книгу Уайнсбург, Огайо - Шервуд Андерсон

Когда это прозрение пришло к Джорджу Уиларду, он стал думать об Элен Уайт, дочке уайнсбургского банкира. Он и так всегда помнил об этой девушке, которая превращалась в женщину, взрослея вместе с ним. Однажды летним вечером, когда ему было восемнадцать лет, он гулял с Элен по проселочной дороге и под влиянием минуты вдруг расхвастался, начал выставлять себя перед ней большим и значительным человеком. Сейчас она была нужна ему для другого. Ему нужно было рассказать ей о своих новых порывах. В тот раз он старался внушить ей, что он мужчина, хотя сам не имел об этом понятия; теперь же он хотел только быть с ней и дать ей почувствовать, какая в нем произошла перемена.

Для Элен Уайт тоже наступила пора перемен. На свой, женский, лад она переживала то же, что молодой Джордж Уилард. Она перестала быть девочкой и жаждала причаститься женской красоте и благодати. По случаю ярмарки она приехала на день из кливлендского колледжа. В ней тоже пробуждались воспоминания. Весь день она просидела на трибуне с молодым человеком, преподавателем ее колледжа, которого пригласила мать. Преподаватель был педант, и она сразу поняла, что он для ее нужд не подойдет. Ей было приятно показаться на ярмарке в его обществе, поскольку он был приезжий и хорошо одет. Она знала, что его появление будет отмечено. Днем она еще веселилась, но, когда стемнело, ей стало невмоготу. Ей захотелось прогнать преподавателя, отделаться от него. Пока они сидели на трибуне и на них смотрели школьные подруги, она оказывала кавалеру такое внимание, что и у него пробудился некоторый интерес. «Ученый нуждается в средствах. Женюсь на женщине со средствами», — рассуждал он.

В то самое время, когда Джордж Уилард уныло слонялся в толпе и думал о ней, Элен Уайт думала о нем. Она вспомнила ту вечернюю прогулку, и ей захотелось снова с ним погулять. Она думала, что, пожив несколько месяцев в большом городе, побывав в театрах, насмотревшись на светлые проспекты, запруженные гуляющими, она разительно переменилась. И она хотела, чтобы он заметил и почувствовал в ней эту перемену.

Тот летний вечер, который запомнился обоим молодым людям, они, если подумать, провели довольно бестолково. Они вышли по дороге за город. Потом остановились у изгороди, за которой было поле молодой кукурузы, Джордж снял пиджак и повесил его на руку.

— Так, я пока остался в Уайнсбурге — остался пока… не уехал, но я взрослею. Я читал, я думал. Попробую чего-нибудь достигнуть в жизни. В общем, не в этом дело, — объяснил он. — Хватит мне, наверно, говорить.

Смущенный молодой человек взял девушку под руку. Голос у него дрожал. Они пошли обратно, к городу. Джордж от отчаяния расхвастался.

— Я буду большим человеком, таких еще в Уайнсбурге не было, — объявил он. — Я от тебя вот чего хочу… ну, не знаю чего. Может, это не мое дело. Хочу, чтобы ты постаралась стать не такой, как все женщины. Ты меня понимаешь. Я говорю, это, конечно, не мое дело. Я хочу, чтобы ты стала прекрасной женщиной. Понимаешь, чего я хочу?

Голос у него прервался; пара молча дошла до города и направилась к дому Элен Уайт. У калитки Джордж захотел сказать что-то внушительное. Он вспомнил все речи, придуманные заранее, но все они были бы совершенно не к месту.

— Я думал — одно время думал… так мне казалось… что ты выйдешь за Сета Ричмонда. Теперь-то я знаю, что нет, — только и сумел он сказать, пока они шли от калитки до двери ее дома.

Теплым осенним вечером, наблюдая с лестницы за толпой, затопившей Главную улицу, Джордж вспомнил тот разговор у кукурузного поля, и ему стало стыдно, что он выставился перед ней в таком виде. На улице люди валили то туда, то сюда, как скот, стесненный в загоне. Повозки и телеги запрудили узкую мостовую. Играл оркестр, мальчишки носились по тротуару и ныряли между ногами у мужчин. Молодые люди с лоснящимися красными лицами неуклюже шествовали под руку с девушками. Над одним из магазинов, в зале, где должны были состояться танцы, скрипачи настраивали свои инструменты. Клочковатые звуки вылетали из открытых окон и неслись над гомоном толпы и мычанием оркестровой меди. Эта мешанина звуков действовала Джорджу на нервы. Неуемная, роевая жизнь лезла на него отовсюду, со всех сторон. Хотелось убежать, побыть одному, подумать. «Если ей нравится сидеть с этим малым пусть себе сидит. Мое какое дело. Не все ли мне равно?» — ворчал он, уходя по Главной улице и через бакалею Херна — в переулок.

Джордж был так удручен и чувствовал себя таким одиноким, что хотелось плакать, и только гордость заставляла его шагать быстро и размахивать руками. Он дошел до конюшни Уэсли Мойра и остановился в тени, послушать, что говорят мужчины о сегодняшних ярмарочных бегах, которые выиграл Тони Тип, жеребец Мойра. У конюшни собралась целая толпа, а перед толпой важно расхаживал Уэсли и хвастался. Он расхаживал с кнутом и щелкал им по земле. Фонарь освещал взлетавшие облачка пыли. «Да бросьте ерунду молоть! - восклицал Уэсли. — Чего я боялся — я же знал, что обставлю их. Ничего я не боялся».

В другое время Джордж Уилард жадно слушал бы похвальбу коневода Мойра. Теперь она его злила. Он повернулся и стремительно пошел прочь. «Старая балаболка, — фыркал он. — И чего пыжится? Чего болтает?»

Джордж зашел на пустырь и второпях упал в кучу хлама. Гвоздь, торчавший из пустой бочки, разодрал ему брюки. Он сел на землю и выругался. Потом заколол рваное место булавкой, поднялся и пошел дальше. «Пойду-ка я к Элен Уайт, вот что. Возьму и войду. Скажу, мне надо ее видеть. Войду и усядусь — и все тут», — сказал он, перелез через забор и кинулся бегом.

Элен Уайт сидела у себя на веранде, на душе у нее было смутно. Преподаватель сидел между матерью и дочерью. Речи его девушке надоели. Родом он тоже был из маленького городка в Огайо, но напускал на себя столичный вид. Представлялся таким гражданином мира.

— Я доволен, что получил возможность ознакомиться с той средой, из которой вышло большинство наших студенток, — толковал он. — Очень любезно с вашей стороны, миссис Уайт, что вы пригласили меня на день в ваши края. Он повернулся к Элен и засмеялся. — А вас еще что-нибудь связывает с жизнью этого города? Есть тут люди, которые вам интересны?

Девушке его голос казался напыщенным и нудным. Она встала и ушла в дом. Перед черной дверью, выходившей в сад, она остановилась и прислушалась. Заговорила мать.

— Для девушки, получившей такое воспитание, как Элен, тут совершенно нет подходящего общества, — сказала она.

Элен сбежала по ступенькам в сад. В темноте она, дрожа, остановилась. Ей казалось, что весь мир заполонили бессмысленные люди — и говорят без умолку. Вне себя от нетерпения она выбежала за садовую калитку, обогнула конюшню банкира и очутилась в переулке. «Джордж! Где ты, Джордж!» возбужденно выкрикнула она. Она перестала бежать, привалилась к дереву и надрывно захохотала. По темному переулку, говоря без умолку, приближался Джордж Уилард. «Прямо в дом к ней войду. Войду и усядусь», — грозил он, пока не подошел к Элен. Тут он остановился и ошарашенно посмотрел на нее. Он сказал: «Пошли», — и взял ее за руку. Понурясь, они брели по улице, под деревьями. Под ногами шуршали сухие листья. Теперь, когда она нашлась, Джордж не очень хорошо понимал, что ему говорить и делать.

У верхнего края Ярмарочной площади в Уайнсбурге есть обветшалая трибуна. Ее ни разу не красили, и все доски покоробило. Ярмарочная площадь лежит на вершине низкого холма в долине Винной речки, и ночью с трибуны видно за полем зарево городских огней.

Тропинкой мимо Водозаборного пруда Джордж и Элен поднялись на Ярмарочную площадь. Чувство одиночества и отчуждения, которое владело молодым человеком в городской толпе, отпустило его и обострилось, когда он оказался наедине с Элен. То, что чувствовал он, в ней отражалось.

В юности человека всегда раздирают две силы. Теплый бездумный зверек в нем борется с тем, кто размышляет и вспоминает, и в Джордже верх сейчас взял старший, умудренный. Элен почувствовала, что с ним творится, и шла рядом, уважая его. Добравшись до трибуны, они поднялись на самый верх, под навес, и сели на длинную скамью.

Если вам случалось в ночь после ежегодной ярмарки посетить базарную площадь маленького городка на Среднем Западе, это останется у вас в памяти. Такого переживания не забыть. Тебя обступят призраки — но живых, а не мертвых. Сюда минувшим днем нахлынул народ из города и окрестностей. Фермеры с женами и детьми и все обитатели сотен городских деревянных домишек теснились на этой площади, обнесенной глухим забором. Смеялись девушки, толковали о житейских делах бородачи. Жизнь хлестала через край. Все свербело и ерзало от переизбытка жизни — и вот ночь, и жизнь ушла. Тишина почти устрашает. Прячешься за стволом дерева, стоишь молча, и, сколько есть у тебя способности к размышлению, — все идет в ход. Содрогаешься, думая о бессмысленности жизни, и в то же время, если здешний народ — это твой народ, любишь жизнь так, что слезы на глазах выступают.