них не от Дина. Снова. Если бы я не хотела, чтобы эта стажировка превратилась в полноценную работу, я бы собрала свои вещи и отправилась домой на весь день. Но я не из тех, кто сдается, как бы сильно мне ни хотелось сдаться.
Мое настроение мгновенно меняется от счастливого к грустному. Даже мне надоело находиться рядом с самой собой, не говоря уже о моих братьях, которые были счастливы уехать учиться в университет и вернуться к занятиям по хоккею. Большую часть лета я была разъяренной сукой, особенно после отъезда Дина.
Бекка, моя бывшая соседка по комнате, а ныне коллега, хлопает меня по плечу, заставляя оторваться от мобильного телефона:
— Какие-нибудь новости от твоего парня?
Я качаю головой и кладу телефон на столик рядом с собой:
— Он не мой парень.
Она пожимает плечами:
— Ты же знаешь, что я имею в виду.
— Нет, от него ничего не слышно.
Несмотря на то, что прошло четыре месяца с тех пор, как я в последний раз видела Дина, мы либо разговариваем, либо переписываемся каждый день. За исключением последних трех дней. Чем он занят? Мне следовало бы написать ему, но я не хочу его отвлекать. Не то чтобы Дин ответил, так как он все равно должен быть на тренировке.
Пройдя через это со своей семьей, я попыталась сказать Дину, что отношения будут тяжелыми для нас обоих. Если то, что у нас есть, вообще можно еще назвать отношениями. Несмотря на свое здравомыслие, я сказала Дину, что попробую это сделать. Но боль от постоянного одиночества убивает меня, разрывает на части изнутри.
Из-за того, что мои гормоны не в порядке, мне еще труднее подолгу не получать вестей от Дина. Я до сих пор не рассказала ему о ребенке, потому что думала, что у нас будет больше времени вместе. Он должен услышать эту новость лично. Но с каждым днем это кажется все менее вероятным. В большинстве случаев мне везет, если я успеваю поговорить с ним десять минут, прежде чем он вешает трубку.
— Как ты себя чувствуешь? — Бекка наклоняет голову к моему животу. — Ты уже рассказала своему папе?
— Нет, я не уверена, как ему сказать.
— Позвони ему по телефону и скажи, что я беременна, а потом положи трубку, — она смеется. — Шучу, но, если говорить серьезно, это может быть проще, чем то, что ты делаешь.
— Я так редко вижусь со своим папой, что, знаешь ли, не нашла подходящего времени. Я его единственная дочь. Чувствую себя его огромным разочарованием.
Она откидывается на спинку стула и оглядывает столовую:
— Все еще не могу поверить, что чтобы рассказать мне, потребовалось так много времени, что уже живот начал показываться. Я думала, мы кореша.
Я смеюсь:
— Ты первый и единственный человек, которому я рассказала. Считай себя частью моего ближайшего окружения.
— А как насчет папочки твоего малыша?
Я качаю головой из стороны в сторону:
— Нет, думаю, так будет лучше.
Я стала таким человеком, которого сама ненавижу — лжецом. Теперь все, что я делаю — это лгу людям, которые мне небезразличны, и все потому, что я не хочу никому рассказывать о ребенке. Он появится на свет, планирую я это или нет, но я продолжаю откладывать то, чтобы рассказать всем.
— У твоего сына должен быть отец.
— Легче сказать, чем сделать, Бек. Я пыталась сказать ему миллион раз, но не могу этого сделать. Ничего не выходит. Я коченею.
— Ты должна сказать Дину.
Я прочищаю горло, поперхнувшись содовой:
— Нет.
— Раньше ты ему все рассказывала. Что с вами случилось, ребята?
Всё. Слишком многое. Ребенок.
— Мы отдаляемся друг от друга, — признаюсь я, опечаленная переменой в наших отношениях. — У Дина — хоккей. У меня — этот ребенок и стажировка.
— Я всегда думала, что вы двое в конечном итоге будете вместе, особенно после того, как вы, ребята, переспали.
— Мы выбрали неподходящее время и слишком большое расстояние между нами.
— Вы двое были бы милой парой.
Я улыбаюсь, чтобы скрыть внутреннюю боль.
Большую часть своей жизни я держала все в себе из страха побеспокоить кого-нибудь своими проблемами. Поскольку моим старшим братьям приходилось растить близнецов и меня, у них было и так достаточно забот, когда мы были детьми. Мой отец едва мог функционировать, кроме игры в хоккей после смерти моей мамы. Мы наконец-то двигаемся дальше по нашей жизни. Последнее, что я хочу делать — это кинуть еще одну проблему в их жизни. Но я должна во всем признаться.
— День благодарения в следующем месяце. Ты должна рассказать всем, прежде чем сядешь ужинать, готовая вот-вот родить ребенка.
— У меня есть еще немного времени после Дня благодарения.
— Не так уж много, — она тянет меня за руку. — Перестань быть такой упрямой и расскажи хоть кому-нибудь, кроме меня. Весь этот стресс не может быть полезен ребенку.
— Ты права. Врач сказал, что у меня было немного учащенное сердцебиение, когда я в последний раз проходила обследование.
— Ты лишаешь своего ребенка отца. У него должна быть возможность увидеть своего сына. Тебе следует отправить ему копию сонограммы.
— У него день рождения на следующей неделе, — шучу я, хотя это правда. В следующий вторник Дину исполнится двадцать три. — Не думаю, что Дин был бы в восторге от моего сюрприза.
— Разве день рождения Дина не около Хэллоуина?
— Прямо на Хэллоуин. Разве ты не помнишь все вечеринки, которые он устраивал, чтобы отпраздновать это событие?
Она хихикает:
— Вот так и родился Плохиш Дин. Я уже скучаю по тем вечеринкам. Реальная жизнь — отстой.
— Расскажи мне об этом. Чего бы я только не отдала, чтобы повернуть время вспять и вернуться в универ еще на месяц.
— Не верится, что Дин — отец ребенка, — она наклоняется вперед и кладет локти на стол, удерживая меня взглядом.
Пристыженная, я отвожу от нее взгляд.
Она понижает голос до шепота:
— Не унывай, Кэт. Дин Кроуфорд — папа твоего ребенка. Ты точно знаешь, кого следует выбирать.
Я подношу палец ко рту, поворачиваясь в ее сторону:
— Тссс…
— Что? Я же никому об этом рассказала.
— Мы работаем на спортивный журнал. Никто не должен знать об этом, хорошо?
— Так вот почему ты была так молчалива по поводу сложившейся ситуации.
— Да. Я не хочу, чтобы моя личная жизнь влияла на эту стажировку.
— Рано или поздно кто-нибудь узнает, тебе не кажется? Ребенок — это непростой секрет, который легко сохранить. Как только он родится, люди начнут задавать много вопросов.
— Что ж,