не придурок. Придурок, но не такой отчаянный.
И вот даже сейчас я отвлекаюсь от томной прогулки, потому что уже десять минут мой телефон настойчиво вибрирует в кармане. Я пропустил тот момент, когда человек с дурацкой шапкой взял меня под свой контроль. Позор мне.
– Ты где? У тебя все хорошо? – раздается обеспокоенный голос Вари, прежде чем я успеваю поздороваться.
– Да, мамочка, я в порядке, – натянуто улыбаюсь, пусть она этого не видит. – Поел горохового супа и сходил по-большому. И подтерся тоже сам.
– Не смешно, Звягин. Я переживаю.
– Брось, милая. Не к чему это все. Лучше расскажи – как дела в школе? Они оценили твой осенний топиарий? Или ты папье-маше украсила? Не припомню. Прости, но когда ты говоришь о школе, я стараюсь тебя не слушать.
– Вот именно, Звягин! Ты вообще собираешься возвращаться в школу?
– А? Что? Не слышу?
На том конце трубки слышится отборный мат.
– Ладно-ладно, не злись, поэтесса. Я гуляю по парку. Все просто отлично. Но недостаточно отлично, чтобы ходить на уроки. Боюсь нанюхаться мелом.
Она молчит, а я гадаю, что из сказанного усвоится в ее голове первым.
– По парку?
Браво, Варя, ты побила все рекорды занудства.
– Да, по парку. Ем абрикосовое мороженное и гоняюсь за бабочками. Присоединяйся, это весело.
– Ты один?
– Нет. Две классные азиаточки составили мне компанию. Они не понимают ни единого моего слова и ничего не соображают в целомудрии. Зато не прочь сделать интимный массаж.
– Отлично. Пусть помнут тебе мозги.
– Если только те «мозги», которые в моих штанах. Так ты придешь?
– Не могу, – вздыхает она. – После школы я договорилась встретится с врачом реабилитационного центра. Нам нужна его консультация, прежде чем мы начнем что-либо делать. А еще анализы. Мы должны знать насколько все запущенно. У этого же есть какие-то стадии, верно?
Пластмассовая крышка телефона хрустит в моей руке.
– Сколько можно тебе повторять, что все это бессмысленно? – остановившись, рычу я. – Сколько можно, а?
– Нисколько. Я все решила. А у тебя не выбора.
Я тру переносицу и качаю головой.
– Ты убиваешь меня, чтобы спасти от смерти… Отличная тактика, Тарасова. Твоей методике позавидует любой психопат-извращенец.
– Мы все обсудили! Почему ты продолжаешь упираться?
Кровь приливает в голову. Я выхожу из себя.
– Не мы решили! Ты решила! Ты! Если тебе так хочется за кем-нибудь поухаживать, то подбери бомжа с теплотрассы. Уверен, он очень обрадуется, а меня оставь. Конец связи! – бросаю трубку и бью кулаком фонарный столб в реале, а мысленно – бьюсь головой об стену.
Она никогда не сдастся. Никогда. Если только я сам не нарушу ее планы.
Меня отвлекает громкий крик нетрезвого парня. В одной руке он держит вискарь, а другой отмахивается, словно его одолела стая мух. Парень кричит что-то невразумительное, подходит к наполированному авто и бьет ногами по колесам. В чем причина его психоза? То ли расстроен страшным диагнозом, то ли потерянной накануне мобилой. Ну, или беднягу посетила «белочка». Он садится за руль иномарки и начинает нарезать круги вокруг кольца, а потом и вовсе выезжает на пешеходную тропинку, не спуская руки с клаксона.
Испуганный народ разбегается в стороны, а я стою. В голове, словно токсичный мотылек, мелькает мысль, что я могу все закончить самостоятельно и больше никому не доставлять проблем. А чего ждать? Зачем убегать от неизбежного?
Машина мчится на меня, а встаю в уверенную позу. Замираю. Какая-то девушка умоляет меня укрыться в магазине, но мне плевать на ее вопль. Я надеюсь только на однозначный конец, ведь если останусь овощем, то сделаю только хуже. Забавно. Значит, «хуже» еще может быть. Почему я раньше об этом не задумывался? А, до балды! Где этот водитель? Ползет как черепаха, ей богу.
С улыбкой на лице закрываю глаза, жду, но, дьявол, чья-то рука хватает меня за грудки, и машина проносится мимо. Красавица врезается в тот самый столб, что послужил мне исповедальней, а потом командира-водителя вытаскивают на асфальт и долго лупят ногами. Зверье. Это ведь всего лишь столб!
Поворачиваюсь к своему псевдо-спасителю и округляю глаза.
– Фемистоклей? Как ты здесь?
Ни на шутку перепуганный отец трет седую голову.
– Мимо проходил. А ты чего? Совсем сдурел? Тебя ведь придавить могли.
– Знаю, – изнемогающе вздыхаю я. – Ты вечно все портишь. Вот кто тебя просил лезть? Сейчас и тогда на мать? М?
Он моргает и беззвучно хлопает сухими губешками.
– Где ты был вообще? Мне трудно засыпать без твоего храпа. И почему от тебя не воняет водкой? Ты заболел?
– Я это…Там… В общем…
– Давай же, Фемистоклей, говори. У тебя получится. Я в тебя верю.
Отец ковыряется в кармане и достает оттуда несколько мятых купюр.
– Гришка Савин предложил мне подработать на вахте. Вот я и согласился. Прости, что не предупредил. Хотел купить тебе обувь, но забыл размер. Балбес, короче.
Полный стопор. Мне не верится собственным ушам. Я точно не умер? Последнее, что отец сделал для меня, так это выкинул с окна блохастого котенка, которого я подобрал на мусорке, а тут такие жертвы.
Он не пил несколько недель, чтобы мои ножки оставались в тепле? Серьезно? Боже, я сейчас растаю.
– Витька, ты прости меня. Я тут за несколько дней многое понял. Пить, конечно, не брошу, но работать буду. Мужики сказали, что я путевый крендель.
– Крендель? – усмехаюсь я. – Ватрушка ты бестолковая. Ладно, пойдем, выпечка, расскажешь, что за работа такая чудная, что сдержала тебя от пьянства.
Простив старику оплошность за спасенную жизнь, я бросаю руку на его хилое плечо и веду домой. Мое настроение заметно улучшилось, и это притом, что я не повстречался с Герой. Чудеса.
– Кстати, – вспоминаю я и строю страдальческую гримасу. – Я должен тебя предупредить. Тебе это очень не понравится. Дело дрянь.
– Что случилось? – обеспокоился отец.
– А случилось, батя, страшное, – издевательски нагнетаю я.
– Говори же!
– В нашем доме поселилась одна ненормальная. Она выгнала всех твоих тараканов, представляешь? Теперь у тебя не осталось собутыльников.
Он опускает седые ресницы и тяжело вздыхает.
– Ну ничего. Переживу как-нибудь… А я ей понравлюсь?
– Кому? Ненормальной? Сомневаюсь. Хотя, если заучишь красивый стишок, то у тебя появится шанс.
– Она красивая?
Я смотрю