— Здесь очень важная весть, — сказал он. — Я отправлю с тобой охрану, чтобы никто не смог отнять у тебя это письмо.
Семен пожал плечами, как бы не возражая, но вдруг резко вздрогнул, глубоко вздохнул, выпрямился и улыбнулся не своей улыбкой.
— Лукавишь, князь. Ты прекрасно знаешь, что никто не посмеет тронуть моего гонца, — сказал он чужим голосом, от которого у Оксаны по всему телу побежали мурашки.
Князь опешил, глаза его расширились, а губы побелели. Гонец ловко выхватил у князя грамоту, повертел ее в руках и вернул обратно.
— Да и нет необходимости нести мне эту бумагу. По глазам твоим вижу, что ты не собираешься следовать моему совету. Я ожидал этого…
Князь стоял в растерянности, ничего не понимая.
— Так ты, что ж… сам пришел?
— Зачем же? — улыбнулся гонец.
«Нормально, он человека в качестве телефона использует!» — возмутилась Оксана.
— И все-таки я еще раз прошу тебя сделать так, как я написал! — уверенно сказал гонец.
— Но я не понимаю! — нервно воскликнул князь. — Сначала ты требуешь, чтобы я завоевал этот город, а потом приказываешь посадить здесь на княжение какого-то безродного. Я потратил на эту войну много золота. Я потерял в этой войне множество воинов! Так почему сейчас я должен отдать свою власть?
— Ты много чего не понимаешь, — спокойно ответил тот, за кого говорил гонец. — Ты ошибочно полагаешь, что это были твое золото и твои воины и что ты имеешь реальную власть. Но это не так! И мне сложно, и с каждым разом все сложнее помогать тебе. Ты не слышишь меня или делаешь вид, что не слышишь. Город нуждается в мудром правителе, а не в опьяненном вседозволенностью властолюбце. Власть — это не привилегия, это огромная ответственность! Князь должен сам принимать трудные решения, а не ждать моих советов по каждому пустяку.
— По пустяку? — возмущенно сморщился князь. — Ты считаешь, что мой последний голубь принес тебе письмо с пустяковым вопросом?
— Вопрос сложный, — согласился таинственный волхв. — И это говорит лишь о том, что это ты своим неумелым правлением довел людей до такого состояния. И чтобы поправить дела на вверенной тебе земле, я прошу тебя передать власть этому «безродному», хотя на самом деле это твой брат, и ты об этом прекрасно знаешь. Его разум еще не помутнен пьяными медами и страстными наложницами. Он умен и спокоен, что очень важно для правителя. И он способен слышать меня без посредников.
— Тогда почему же ты сразу не отдал ему власть, как того хотел мой отец?! — взбесился князь.
— Потому что он был бы сейчас так же, как ты безнадежно испорчен. Отдай ему правление, а сам живи в свое удовольствие, пока нет войны.
— А если я не соглашусь? — скрипнул зубами князь.
— Тогда будет сложнее и тебе, и мне.
С этими словами гонец вышел из комнаты. Оксана, наблюдавшая весь разговор из темного угла, бросилась следом за ним.
Она догнала его, когда он уже вышел из города. Он шел быстро, глядя вперед, ни на кого не обращая внимания. Оксана пыталась «вселиться» в него, чтобы понять, что делается в его душе, после того как он дерзко поговорил с князем, но у нее не получалось. Тогда она оставила эти попытки и просто растворилась в воздухе, наблюдая, что же будет дальше. Она думала, что вот-вот его догонят слуги князя, схватят и бросят в подземную тюрьму, но гонца никто не преследовал. Через какое-то время он свернул с дороги и пошел по лесу, потом снова вышел на дорогу. На пути ему попадались села, в которых его гостеприимно встречали, кормили и оставляли на ночлег. Через несколько дней, которые пронеслись для Оксаны всего за мгновение, странник вернулся в родное село. Когда он вошел в свой дом, ему навстречу вышла жена с малышом на руках. Казалось, она абсолютно не удивлена его долгим отсутствием.
Гонец снял шапку и обувь, прошел в комнату и сел за стол все в том же задумчивом состоянии. Ожил он, лишь тогда, когда перед ним на столе появилась тарелка похлебки и кусок хлеба, а жена села рядом и спросила:
— Ну как?
— Что? — встрепенулся он.
— Как там сынок наш учится?
— Учится?
— Ну, конечно! Ты же сам за ним повозку прислал и велел ехать. Извозчик передал, что ты в городе денег заработал ему на учебу, сапоги привез, штаны, рубаху, чтобы он не хуже городских одет был.
— Э-э-э… — замычал Семенов пра-пра-пра-дед, не зная, что отвечать. — А младшие как?
— Бегают, тоже обновами хвастают.
— Ясно… — только и сказал он.
Далекая прабабка еще что-то радостно рассказывала, но прадед ее уже не слушал. Он встал, надел сапоги, шапку, вышел на улицу и пошел прочь из деревни.
Оксана, ничего не понимая, снова бросилась следом за ним, но услышала лязг открывающейся двери и радостный голос тети Веры:
— Ксюшенька, девочка моя! Да как же ты время-то нашла, чтобы до меня приехать! А я вот видишь…
— Вижу, вижу, тетечка Верочка, — Оксана встала и обняла сильно постаревшую тетку. Неожиданно для самой себя из глаз ее хлынули слезы.
Пока Оксана ревела, тетя Вера спокойно гладила ее по волосам, как маленькую девочку.
— Теперь давай рассказывай, что у тебя стряслось? — спокойно спросила она, когда Оксана почти успокоилась. И Оксана, всхлипывая, поведала тетке всю историю. Слушая, тетя Вера понимающе качала головой и улыбалась.
— Чего ты улыбаешься? — наконец засмеялась Оксана сквозь слезы. — Весело тебе, да?
— Ой, Ксюша! — вздохнула тетя Вера. — Я столько тут историй выслушиваю, что кабы вместе с вами всеми реветь, то слез не хватит.
— Но я правда не виновата! Ты мне веришь?
— Конечно, конечно верю, девочка моя. Только ты знаешь, мало кто из живущих здесь считает себя виноватой.
— Но я правда не подписывала эти бумаги! — воскликнула Оксана. — И не крала никаких денег!
— Верю… — кивнула тетя, — но это не значит, что ты не виновата в том, что с тобой случилось.
— Так, а в чем я виновата? — Губы Оксаны снова задрожали…
— Знать бы в чем, так самое время покаяться. Отец небесный и отпустил бы грех. Может, в том, что Алексей этот твой мало денег зарабатывал. А может, что кому-то дорогу перешла да на подлость такую толкнула. Ничего с тобой не происходит без твоего участия. Раз так вышло, значит, где-то ты ошиблась.
— Даже если ошиблась, то при чем тут грех-то? В чем каяться?
Тетя Вера улыбнулась:
— А ты сама прислушайся: грех — погрешность. Погрешность — ошибка. Грехи, Ксюшенька, — они ж не от злого умысла, они от неумения, от незнания. Никто не виноват в наших ошибках, даже мы сами. Человек изначально грешен, потому что рождается на свет, жить не умеючи. И всему учится сам, ошибаясь и ушибаясь. А покаяние — это ж не просто «Господи, прости меня грешную». Это понимание своей ошибки и поиск правильного решения. Еще Иисус сказал, что в чужом глазу мы соринку видим, а в своем бревна не замечаем. Чужие ошибки видеть легко. Вот и ты видишь — и ошибку Алексея, и ошибки тех, кто его на этот грех толкнул… А свои ошибки ты не видишь. А именно их в первую очередь искать надобно. Вот для того Бог тюрьму и придумал, чтобы было время спокойно посидеть, подумать, покаяться.