Он намеревался взять ее. Сейчас, когда кто-то топтался в коридоре, прислушиваясь к звукам, несущимся из-за двери. И этот кто-то знал, что она у себя в номере.
Внезапно Джасмин поняла, что это значит, и принялась отчаянно сопротивляться. Но вожделение подстегивало Томаса, точно жеребца, почуявшего готовую к случке кобылу, и лишало его здравого смысла. Неужели он возьмет ее прямо сейчас, наплевав на все остальное? Нет, Джасмин должна остановить его.
– Томас, моя репутация будет загублена! Прошу тебя, не позволяй этому случиться. Я буду обесчещена, и никто не станет меня уважать, – прошептала Джасмин, сжавшись от сладкого напряжения, когда плоть его коснулась входа в ее лоно.
– Да кому какое дело до твоей чести? – пробормотал Томас, прерывисто дыша и упираясь руками в кровать. – Это не важно. Ни одному сколько-нибудь значимому человеку нет дела до твоей репутации.
Ошеломленная Джасмин посмотрела на Томаса. Желание исказило его лицо, а глаза потемнели от возбуждения. Страсть испарилась, словно капли летнего дождя на раскаленных камнях, уступив место гневу. Джасмин ударила Томаса в грудь.
– Стало быть, ты считаешь меня шлюхой, – прошептала она, помня о подслушивающем у дверей человеке, – предназначенной лишь для твоего удовольствия, раз моя честь ничего для тебя не значит?
Томас вдруг затих, словно слова Джасмин были кинжалом, пронзившим ему грудь. Он смотрел на девушку сверху вниз, и в его глазах застыл ужас. Повернув голову, Джасмин прислушалась. Снаружи скрипнули половицы, а потом послышался шорох удаляющихся шагов. Тот, кто подслушивал под дверью, ушел.
Испытав облегчение, Джасмин дала волю своему гневу. Она постаралась унять сердцебиение, чтобы сказать то, что должна была.
– Какой же ты двуличный. Ты поклялся защищать честь сестры – этакий отважный рыцарь, бросившийся пресекать сплетни с помощью своего влияния и денег, – в то время как обращаешься со мной, как с продажной женщиной. Нет, хуже. По крайней мере, той платят за услуги.
Джасмин с трудом подбирала слова:
– Потому что ни одному сколько-нибудь значимому человеку нет до меня дела. Черт бы тебя побрал, Томас!
Здравый смысл медленно возвращался к Томасу. Каждое слово Джасмин было для него как удар кнута. Привычки вновь возобладали над страстью. Со сдержанностью, свойственной человеку его положения, происхождения и опыта, Томас отстранился. Но его дыхание по-прежнему было прерывистым, а в душе все еще бушевало пламя. Он едва не овладел Джасмин. И сделал бы это, если бы она не начала сопротивляться. Господи, что он наделал? Он определенно желал ее, потому что Джасмин пробудила в нем страсть, заставившую забыть о здравом смысле. Но Томас слишком уважал ее. Когда же он превратился в столь грубого и жестокого негодяя?
Не в силах вымолвить ни слова, он мог только смотреть на Джасмин, постепенно приходя в себя. Томас почувствовал, как она выскользнула из-под него, оставив место на постели пустым. В душе Томаса тоже зияла пустота.
Он поступил столь же низко, как те, кого он презирал. Эти люди обращались с теми, кого считали ниже себя, как с бессловесными тварями, лишенными чувств и переживаний. Томас поклялся себе никогда не быть таким. И вот теперь он стал одним из них.
Сгорая от стыда, он больше всего на свете желал взять назад слова, сорвавшиеся с его языка столь неосторожно. Он считал Джасмин настоящей леди, достойной уважения и нежного обращения. Но желание обладать ею затуманило его рассудок, заставив обращаться с Джасмин так, словно ее репутация не стоила ломаного гроша.
Томас принялся одеваться, наблюдая за тем, как Джасмин приводит себя в порядок. «Давай же. Сделай что-нибудь, – взывал внутренний голос. – Спаси ваши отношения».
Собрав волю в кулак, Томас стряхнул с себя алкогольное и любовное оцепенение. Он соскользнул с кровати и нежно взял девушку за запястье.
– Джас, подожди. Прости меня. Ты права. Я грубиян и даже хуже. Я вовсе не считаю тебя человеком второго сорта. Ты лучше всех нас, омерзительных хамов.
Ненависть к самому себе звучала в голосе Томаса так же отчетливо, как колокол в тишине ночи. Джасмин подняла на Томаса ничего не выражающие глаза. В них не было никаких эмоций, словно их обладательница умерла для окружающего мира.
– Да, я лучше, – бесстрастно произнесла она. – Жаль только, что мне пришлось вытерпеть такое унижение, чтобы ты понял это. А теперь отпусти меня.
Но вместо того чтобы выпустить руку девушки, Томас взял ее за подбородок. Слегка приподняв ее голову, он заставил Джасмин посмотреть себе в глаза.
– Я никогда не буду принуждать тебя отвечать на мои ласки, Джас. Никогда. Я прошу прощения за свои действия.
В темных глазах девушки промелькнула неуверенность.
– Ты вел себя совсем не так, как подобает джентльмену.
– Я не джентльмен. По крайней мере, когда нахожусь рядом с тобой. У меня есть склонность… забываться. Так же, как и у тебя. – Подушечка большого пальца принялась ласкать подборок Джасмин, и от этих неспешных прикосновений ее щеки окрасились нежным румянцем.
– Тогда на корабле вам ничего не стоило позабыть обо мне после того, как мы поцеловались, лорд Томас. А теперь, когда вам в голову ударило вино, вы передумали? Или же в моем лице вам подвернулась возможность поупражняться в искусстве обольщения? Ступайте и поищите себе другую женщину.
– Мне не нужна другая женщина. Я хочу тебя.
– Но ты не можешь мною обладать. Это ошибка. – Однако ладонь девушки по-прежнему лежала на руке Томаса, а ее глаза казались огромными, когда их взгляды пересеклись.
– Ошибка, как это произошло. Слова, что я бросил в порыве страсти, отвратительны и грубы. Мне жаль, что я произнес их. Но то, что было между нами, отнюдь не ошибка, и я ничуть не сожалею об этом. Ты хочешь меня так же сильно, как я тебя.
Лоб девушки прорезала глубокая складка.
– Ты самовлюбленный негодяй, – пробормотала она.
– Согласен, – произнес Томас, еле заметно улыбнувшись. – А ты удивительная и прекрасная девушка, которая ощетинивается, словно кактус, хотя и скрывает под колючками нежный и сочный плод. Но я знаю тебя, знаю, что прячется в глубине твоей души. И я найду способ до нее достучаться.
Слова Томаса заставили Джасмин попятиться и зашипеть, как дикая кошка. Томас знал, что он уязвил ее, потому что сказал правду. Но она еще не была готова посмотреть этой правде в глаза.
– Пожалуйста, отпусти меня, – повторила Джасмин. Томас разжал пальцы. Он жадно наблюдал за покачиванием ее бедер, когда Джасмин шла к двери.
– Уходи, – потребовала она, и ее глаза вновь сверкнули гневом.
У двери Томас развернулся и, поднеся руку девушки к своим губам, коснулся костяшек ее пальцев в нежном поцелуе.