Потапов. Но опять передо мною выросли патрули в фуражках с зелеными околышами.
Вежливо и вместе с тем настойчиво они как бы просили: «Это ж не ваш, товарищ
лейтенант, участок. Обороняйте свой!»
Я недоуменно повернул назад. А кто, собственно, назначал нам рубежи обороны?
Видел, как каждый, проверяя оружие, поправляя перед собой импровизированные
брустверы, готовился к схватке, и общая опасная обстановка захватила вконец. Над
рощицей нависла звенящая тишина.
Но вот захрипел картавящий голос: «Сдавайтесь на [139] милость
Великогермании. Будете довольны и сыты. Сдавайтесь! Времени на размышление даем
мало!»
В ответ раздалось: «Отвечаем, гады, до установленного времени. В атаку,
товарищи! Победа или смерть! Ур-ра!»
Не смолкала ружейно-пулеметная пальба, коротко и резко ухали наши пушчонки.
Увидел, как слева в атаку пошли генералы с винтовками наперевес. Охватил
необыкновенный порыв. Я рванулся вперед. Вокруг неслось, нарастая: «Ур-ра! Ур-ра!»
Но вдруг перед глазами все померкло, лицо опалило жаром. В ноги ударило тупым,
тяжким. Сознание мое померкло...
Очнулся я от режущей боли и сразу не мог понять, что происходит. Я с огромным
усилием поднялся на локти и увидел: какие-то люди стаскивали с меня сапоги. Это ж
фашисты, враги! Бросил руку к кобуре. Но один из фашистов вскочил и ударил меня
сапогом в живот. Другой, орудуя большими телефонными плоскогубцами, сильно
дернул сапог с левой ноги, я закричал от боли, проваливаясь в беспамятство...
* * *
На имя моей матери в поселок под Рязанью пришло такое извещение:
«Главное управление кадров НКО СССР на ваш запрос сообщает, что ваш
сын, Сонин Н. Т., в списках убитых, раненых и пропавших без вести не
значится».
3
Через неделю после описываемых событий, в конце сентября 1941 года, под
Пирятин придет чекист Иван Копенкин со своим отрядом. Он увидит вместо селений
пепелища, бесчисленные остовы сожженных и исковерканных автомашин, и всюду —
трупы, трупы, людские и конские. Страшная картина жестоких и бессмысленных
разрушений.
Чуть больше года назад Копенкин заканчивал свою службу на погранзаставе в
Татар-Бунарах — местечке, прославившемся геройским восстанием бессарабских
крестьян. Копенкин гордился тем, что восстанием руководил его земляк —
мужественный большевик Андрей Клюшников, родом из рязанского городка Сапожок.
[140]
Друзья из местных жителей советовали Копенкину остаться после службы в
Татар-Бунарах, где улочки и хаты прячутся в тени виноградных лоз, а люди никак не
надышатся волей, которую обрели совсем недавно. Им в самую пору помочь быстрее
наладить новую жизнь.
* * *
И он остался. Стал работать оперуполномоченным в районной милиции. Вскоре к
нему приехала жена Полина с семилетней дочкой. А через неделю разразилась война...
В сентябре Копенкина назначили командиром партизанского отряда, который
формировался в Запорожье.
Заполняя анкету, он писал: «Родился 23 февраля 1917 года в деревне Ляпуновке
Новобокинского сельсовета Сараевского района Рязанской области в семье
крестьянина-бедняка...»
Когда отряд завершил курс ускоренной подготовки, Копенкина вызвали в штаб
опергруппы в Ворошиловград. Здесь он встретился с заместителем наркома внутренних
дел Украины полковником Строкачем. Тимофей Амвросиевич выглядел усталым.
Строкач изложил обстановку, которая сложилась на фронтах. Сказал:
— Нам надо знать, что произошло под Пирятином, в том проклятом треугольнике!
Что с нашими товарищами, Военсоветом фронта? Не исключено, что генерал Кирпонос
послал свою последнюю радиограмму из... — он заглянул в карту, — из Вороньков. Так,
по крайней мере, ориентирует Ставка. Ваша задача: побывать в этом селе, обыскать
окрестности. Заодно поможете перебираться через линию фронта окруженцам. Их там
сейчас немало. Люди у вас в отряде, как на подбор, боевые, опытные. К примеру,
лейтенант Подкорытов. Знаю Николая как отличного пограничника. С ним не раз
встречался еще под Олевском. Подробный инструктаж получите у подполковника
Дрожжина, начальника опергруппы.
...И вот он, Пирятин. Как отомстить врагу за пролитую кровь, загубленные жизни,
поруганную, разоренную землю? С этой тяжелой думой Копенкин вел отряд в
Вороньки. Ночь как в подземелье. Наткнулись на крайнюю хату. За угол метнулась
человеческая тень.
— А ну, кто там, выходи! — крикнул начальник разведки Подкорытов.
Из-за хаты ответили злобно: [141]
— Хто ты, шо пытаешь на кацапской мове? Шо тебэ трэба?
Лязгнул затвор винтовки, и тут же раздался приглушенный вскрик разведчиков. В
крепких руках извивался юркий человечишка с белой повязкой на рукаве. Его винтовка
валялась на земле.
— Ишь ты, мазепа проклятая! — выругался Подкорытов. — Полицай небось!
Кого охраняешь, оккупантов? Есть они в селе?
— Нема. Я на варте. Поставили вот, — он кивнул на тополь, на котором висело
тело повешенного.
— Виселицу охраняешь? — догадался Копенкин.—За что это его?
— То жинка. Радянских генералов годувала. Это ее хата.
— А ты вроде не радянский теперь? — вскипел Подкорытов. — Вот займешь этой
жинки место, иуда!
Он шепнул что-то Копенкину. Партизан согласно кивнул головой.
— Ткаченко! — позвал Подкорытов. — Сходи достань где-нибудь лопату.
Тот вернулся вместе со стариком, который рассказал, что утром нагрянули в село
фашисты в фуражках с черепами и вот этот ублюдок, Тимох, выдал им Марийку,
знатную свекловичницу. Она, мол, кормила генералов, когда они зашли к ней на отдых.
За эту услугу Тимох получил от немцев Марийкину хату.
— А ну, хлопцы! — скомандовал начальник разведки.
— На сук его, немецкого холуя!
Через пять минут все было кончено.
— Но куда же они пошли, генералы? — допытывался Копенкин у старика.
— Весь день сильный бой шел. Где? А в Шумейкове. Это тут рядом...
— Идемте, товарищи, пока ночь, — сказал Копенкин. — Проводить хочешь? Не
надо, дедушка. Полезай-ка лучше на печь. Тебя, кажется, никто с нами не видел...
* * *
В роще перед партизанами предстало страшное зрелище. Словно злая буря
пронеслась над нею, вырвав с корнем и изуродовав кусты и деревья. И повсюду —
трупы наших бойцов и командиров — в изорванной окровавленной [142] форме, с
оружием, зажатым в руках. Над урочищем стояла суровая тишина, и лишь где-то внизу,
в овраге, чуть слышно позванивал ручей.
Копенкин снял с головы шапку-кубанку с широкой красной лентой, скорбно и
взволнованно сказал:
— Всей своей черной кровью за все злодейства оплатят фашисты. Поклянемся,
товарищи!
Он произносил слова партизанской присяги, и весь отряд дружным шепотом
повторял за своим командиром:
— Перед лицом Родины я торжественно клянусь: за сожженные города и села,
страдания и муки жен, детей и матерей наших буду мстить врагу жестоко, беспощадно
и неустанно до тех пор, пока последний фашистский гад на нашей родной земле не
будет уничтожен. Кровь за кровь, смерть за смерть!
...Всю осень отряд Копенкина будет рейдировать по северо-западным районам
Полтавщины, выводя попавших в окружение бойцов и командиров Красной Армии,
активно разведуя силы и расположение фашистских войск. В ноябре отряд соединится с
партизанами, действовавшими в Гадячском и Миргородском районах.
Сильнее смерти
1
Завывает пурга за окнами, но на печи тепло и уютно. Слышу, как звучно
потрескивают дрова, и кажется, что жаром прокалило каждую косточку. Хозяин, дядька
Михалко, тихонько шаркая валенками по свежевымытому полу, обращается ко мне:
— Отогрелся, хлопче? Скоро вечерять будем.