И обе сестры расхохотались.
— Однако у нас есть нечто общее: нам обеим хочется, чтобы рядом была вода, — заметила Барбара, когда они перестали смеяться.
— Может быть…
Однако ей суждено одной нежиться в роскошной ванне, думала Патриция, устало направляясь наверх.
Уже три дня, как она вернулась домой. Работала не покладая рук. Разбирала почту, закупала продукты, убирала дом — словом, трудилась весь день напролет, не давая себе расслабиться и подумать о Лонгриче… о Нолане.
Теперь Барбара уже наверняка увиделась с ним и привела их план в исполнение. Он уже знает, как ошибся в них. Патриция не сомневалась: его чувство справедливости и привычка играть честно не дадут ему покоя, пока он не искупит свою вину. Но она не смогла бы вынести его раскаяния, его сочувствия.
Пусть он добрый и нежный, но по отношению к ней он таким быть не может.
Патриция сумела бы противостоять его гневу и презрению, его несправедливым обвинениям, но против жалости она была бы бессильна. Вот почему попросила Барбару поменяться с ней местами, прикинуться, что она — Патриция. А когда он начнет извиняться, сказать ему: поздно, ей ничего от него не надо. Приятно было позабавиться, поддаться сексуальному влечению, но теперь он ей наскучил и она отправляется на новые пастбища…
Патриция медленно разделась и нагишом направилась в ванную. Там царил полумрак — свет проникал только сквозь изысканный витраж с букетами красновато-желтых тюльпанов. Вздохнув, она начала зажигать свечи. Барбара будет насмехаться над Ноланом, ее ничем не проймешь. Когда она кончит играть, пути назад не будет.
Свечи источали легкий цветочный аромат, и Патриция жадно вдыхала его, шепча:
— Я не заплачу, мне не о чем горевать.
Конечно, грустно, что Нолан ее не любит. Она прикусила нижнюю губу, борясь с нахлынувшей тоской, и кинула пригоршню кристаллов ароматической соли в ванну, так что вода стала голубой. В зеркалах, укрепленных на потолке и стенах, она видела себя. Ее кожа казалась золотисто-персиковой, нагретой солнцем; густые волосы тяжелой волной падали ниже плеч. Ее груди выглядели двумя обольстительными полушариями с темно-розовыми сосками, курчавый островок волос между ног был того же теплого цвета, что и кудри на голове.
Я похожа на женщину, которая… готова заняться любовью, печально подумала Патриция. Она провела пальцем по груди и задрожала.
Стараясь удержать слезы, она ступила в ванну, а потом поудобнее улеглась в ней, опустив голову на мягкую подушечку и закрыв глаза.
Перед тем как войти в ванную, Патриция включила запись Вивальди и теперь слушала, как лились приглушенные нежные звуки. Слезы катились из-под закрытых век, губы ее задрожали.
Расслабившись в своем святилище, отдавшись печали, она не слышала, как открылась входная дверь. Не слышала она и легких стремительных шагов на лестнице.
Патриция не запирала дверь в ванную. Зачем? Она ведь жила одна. Дверь тихо раскрылась, кто-то шумно вздохнул, и Патриция испуганно открыла глаза.
Вскочив, она протянула руку к полотенцу — и застыла на месте, глядя на Нолана.
— Ты! Что ты здесь делаешь? Как…
Но он не ответил. А вынул ее из ванны, не обращая внимания на протесты, на то, что с нее льется вода, и поцеловал в губы.
Да это не поцелуй, смутно подумалось Патриции. Это символ голода, неутолимой жажды. Она ощутила, как все в ней просыпается, тянется ему навстречу, как тело начинает трепетать, болеть, гореть от невыносимого желания, которое она и не пыталась скрывать.
Патриция не могла бы сказать, разделся ли Нолан сам или она сняла с него одежду. Она лишь знала, что вид его обнаженного тела, его гладкой кожи, его напряженной плоти наполнил ее такой страстью, что она не решалась посмотреть ему в глаза.
А Нолан лишь крепче обнял ее и прошептал:
— Не волнуйся, я чувствую то же самое. Господи, я так хочу тебя, так хочу…
Он снова стал целовать ее лоб, щеки, губы. Потом принялся покрывать поцелуями ее шею, грудь, живот. Он проводил губами по ее коже, и она вся содрогалась от наслаждения, шепча его имя и прижимаясь к нему всем телом.
Они опустились на покрытый ковром пол. Повинуясь инстинкту, Патриция крепко обвила его ногами, задыхаясь от восторга, желая, чтобы он овладел ею целиком и полностью, чтобы память о его теле всегда была с ней.
Они не могли контролировать взаимное желание, это была дикая, примитивная сила, охватившая их, как пожар. Почувствовав глубоко-глубоко внутри себя жаркий толчок, Патриция поняла каким-то древнейшим женским чутьем, что зачала ребенка, его ребенка. И по щекам тут же потекли слезы счастья.
Она коснулась лица Нолана, посмотрела на него потемневшими от страсти глазами. Он легонько поцеловал ее ладонь.
— Нам надо поговорить.
Патриция покачала головой, прикрыла глаза, будто защищаясь.
— Нет. — Она боялась услышать, боялась узнать, что теперь, когда их обоюдное желание удовлетворено, он…
— Надо, — настаивал Нолан, не обращая внимания на ее протест. — Почему ты не сказала мне правду?
— Но ведь ты не хотел мне верить, не желал ничего слышать.
— Ох, Патриция…
И она увидела, как в его глазах что-то подозрительно блеснуло.
— Да, как ты тут оказался? Я думала, Барбара уже все тебе высказала… и ты меня ненавидишь.
Нолан усмехнулся.
— Никому бы не удалось такое сделать. Ни тебе, ни твоей сестре. Неужели ты думала, что я ошибусь и приму ее за тебя? — Он склонил голову, целуя ее грудь, дразня губами темно-розовые соски, так что она опять затрепетала.
— Я не могу сосредоточиться, когда ты это делаешь! — выдохнула Патриция. — А как ты догадался? Мы всех всегда обманывали!
— Как? — Нолан помолчал, а потом сдержанно ответил: — Ты производишь на меня специфичный эффект, так что на людях бывает порой весьма неловко, а Барбара…
— Да? — затаив дыхание, Патриция посмотрела ему в глаза.
— А твоя сестра на меня так не действует, — прямо ответил Нолан. — Вы, конечно, очень похожи, но мое тело знает, в чем разница. Мои чувства, мои эмоции, моя… суть. Есть только одна Патриция, единственная женщина на свете, которая заставляет страдать…
И Нолан вновь стал жадно целовать ее. Лаская ее тело, он коснулся все еще влажного островка волос внизу живота, и Патриция застонала от наслаждения.
— Я так спешил к тебе, что даже не подумал о мерах предосторожности, — виновато прошептал Нолан.
— У меня такое чувство… Мне почему-то кажется, что теперь уже поздно, — застенчиво ответила Патриция.
Глаза его посветлели, когда он осознал, что таится за ее словами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});