и издательство решит, что не хочет публиковать мою книгу, то что я потеряю? Да ничего. Жизнь останется прежней, смерть по-прежнему будет поджидать совсем рядом, ничего не изменится. На книжных полках стояли книги знаменитых авторов, тех самых, что стояли и на моих полках в те дни, когда они у меня еще были. На секунду в памяти вспыхнула жизнь до того, как мне пришлось раздать целые коробки книг и забыть про полки. Потери освобождают. В той пустоте, которая остается после утраты, может случиться что угодно. Что-то может возникнуть из ничего.
Вслед за молодой женщиной, ответственным редактором, мы поднялись по ступенькам и подошли к двери в небольшой кабинет. Взявшись за ручку, она на секунду задержалась.
– Мы решили, что будет проще, если вы прямо сегодня со всеми познакомитесь.
Бежать было уже поздно: дверь открылась, и я увидела круглый стол, за которым сидели четыре человека, а за ними на стене висел портрет Джейми Оливера в натуральную величину. За окном кабинета, наверное, было ясное небо, но я его не видела. Я стояла у маяка на мысе Лизард, глядя на сотни ласточек, готовых оттолкнуться от скал и взлететь в воздух. Голова у меня шла кругом от пикирующей уверенности их полета. Ни сомнений, ни колебаний – они знали, что делать. Доверие без раздумий, такое же простое и сложное, как сама жизнь. Мы стояли у этого маяка, на самой крайней южной точке острова, а ветер уносил прошлое прочь, снимая с наших плеч всю его тяжесть. Мы повернули на север, и я пошла вслед за Мотом по пыльной тропе в будущее, и доверяли мы только друг другу и тому инстинкту, который говорил нам, что тропа поведет нас вперед.
Красивая худенькая женщина с беззаботной элегантностью задавала тон беседе.
– Вы раньше бывали в издательствах? Перед тем как мы приступим, я сразу хотела бы вас успокоить: нам очень понравилась ваша книга, и мы хотим ее напечатать. Но название придется поменять.
Тысяча ласточек поднялась в теплый воздух, в осеннее солнце, отразившееся в распростертых крылышках цвета полуночного неба. Когда воздух остыл и насекомых в нем стало меньше, птицы просто повернулись к югу и расстались с сушей. Исчезли в белом свете расстояния. За пределами надежды или веры. Слово «инстинкт» придумали люди, а не птицы: те всего лишь расправляют крылья и безоговорочно доверяют себя воздуху.
///////
С того дня прошли месяцы, и все это время я дожидалась, когда мне доставят посылку. Наконец я услышала скрип железной калитки, и через несколько секунд в дверь вошел Мот.
– Привет, ты вернулся. Как прошел день?
– Не самый лучший день. Такое странное ощущение в голове и шее, будто меня придавливает к земле чем-то тяжелым.
Мот с трудом продирался сквозь последние месяцы своей учебы. На его рабочем столе, пристроившемся на крошечной лестничной площадке, постепенно рос огромный, красивый дипломный проект. Вокруг Мота высилось все больше папок с материалами, и под их весом он постепенно съеживался. Времени оставалось мало, и он все меньше гулял на воздухе. Время поджимало во всех смыслах.
– Ого, а это что такое? Неужели это она?
– Больше нечему быть. Я просто сидела и смотрела на нее, не хотела открывать коробку без тебя.
– Так неси же ножницы! Как тебе только удалось меня дождаться? Я бы сразу открыл.
– Открой ты. Я, кажется, не могу.
– Не смеши меня. Принеси ножницы, и мы сделаем это вместе.
Когда коробка открылась, птицы взлетели в яркое небо, сапсан спикировал на мыс, дельфины запрыгали в диких морях, а две одинокие фигурки с надеждой замерли на вершине скалы, и ветер трепал их волосы.
Я медленно раскрыла первый экземпляр книги под новым названием «Соленая тропа», по форзацам скользнули ласточки, а по моим щекам покатилась соленая вода.
– Смотри. – Мот держал книгу раскрытой на титульном листе. – Смотри, у тебя получилось.
Я занесла руку над картинкой с изображением пингвина. Руку маленькой девочки, у которой была мечта. Прежде чем эта мечта исполнится, ей предстояло прожить целую жизнь.
– У нас получилось.
– Нет, получилось у тебя, это ведь твои слова.
– Но тропа-то наша.
///////
«Соленая тропа» разъехалась по книжным магазинам всей страны, а Мот закончил свой проект и в последний раз вышел из здания университета. Через несколько недель ему начали приходить сообщения от сокурсников, которые получили свои дипломы. Они вовсю праздновали, а Моту заветное письмо все не приходило.
– Может, потерялось по пути. Может быть, тебе позвонить своему руководителю?
– Нет, просто я провалился.
– Если бы ты провалился, тебе бы все равно пришло письмо.
– Если я провалился, то учить никого не смогу. Да и в любом случае, не уверен, что смогу еще работать за компьютером. Все дело в глазах – невозможно ничего путного сделать десятиминутными урывками. Я знаю, что планировал доучиться и преподавать, но, кажется, болезнь зашла слишком далеко.
Мы сидели в тени старых дубов, увешанных лишайниками, которые процветали в чистом соленом воздухе над дельтой реки. Каждую неделю мы ходили гулять по этому маршруту, от Полруана по извилистой тропинке среди деревьев, через деревянный пешеходный мостик над рекой, где во время прилива плавали крупные рыбы, и к автомобильному парому в Бодиннике. Мы гуляли этой дорогой в дождь и ветер, по щиколотку в грязи, мимо россыпей подснежников, через лес, поросший ковром диких гиацинтов, мимо сотен отдыхающих в высокий сезон, и вот, наконец, сегодня, в тихий день, когда жаркое солнце светило сквозь тенистые ветви. Сухие листья, покрывавшие землю в лесу, с хрустом рассыпались у меня в руке – прошлогодние мертвые листья в тени новой молодой поросли. Прислонившись к стволу, я чувствовала только облегчение. Учеба высосала из Мота все соки, но он, несмотря на трудности, довел начатое до конца. Может быть, теперь, когда она закончилась, он сможет больше времени проводить вот так, просто двигаясь среди деревьев, просто существуя. Я цеплялась за малейшую надежду, но его мысли все больше путались, а тело все чаще спотыкалось. Медленно-медленно он разрушался, как в сильный дождь разрушается берег реки, из которого постепенно вымывает почву, пока не останутся только корни, отчаянно цепляющиеся за скользкую каменную поверхность. Его дерево было готово упасть.
– Я считаю, тебе больше нельзя жить в таком сильном стрессе. Придется нам придумать другой план. Кто знает, может, несколько книжек все же продастся – достаточно, чтобы нам дотянуть до конца года и выиграть время, пока мы решим, что делать дальше.
У Мота снова зазвонил телефон. Опять счастливые одногруппники?
– Это