Читать интересную книгу Аскольдова тризна - Владимир Афиногенов

Когда об очередном деянии киевского князя узнал в Новгороде Рюрик, он сказал своим ближним:

   — Великих свершений от такого князя ждать нечего. Если бы у Дира в груди билось сердце орла, он бы вызвал брата на поединок...

   — Как ты это сделал, — вставил кто-то из боилов.

   — А так... — продолжал Рюрик, уже обращаясь к одному лишь Одду, брату своей жены. — Вижу, как, дорвавшись до власти, Дир кровь льёт понапрасну... Нет, недостоин он уважения, и, если окончит свою жизнь бесславно, я его жалеть не стану.

Одд согласно кивнул.

Эти слова новгородский князь сказал потом и поздно народившемуся от Ефанды своему сыну Игорю, когда тот подрос. Но Рюрик до самой смерти ничем не выдавал своей неприязни к Диру: Новгород также широко и открыто торговал с Киевом, также хлебосольно принимал киевлян, которым случалось бывать в Руси Северной.

Весть о том, что в церкви вместе с греком сожгли русского князя, застала епископа Михаила в Херсонесе, откуда он уже собирался отплыть в Константинополь. Узнал об этом от купцов-киевлян, ехавших по торговым делам тоже в столицу Византии. А купцы, возвращавшиеся оттуда, огорошили епископа и другой вестью, не менее, а может быть, и более прискорбной, чем предыдущая: в Малой Азии Василий Македонянин изрубил в походной палатке на куски дядю императора Михаила Третьего Варду... В самом мрачном настроении прибыл Михаил домой. Как бы зря прошла духовная миссия в Киевскую Русь: главный его крестник Аскольд, нареченный Николаем, погиб и умерщвлены почти все русские христиане. А тут ещё жуткое убийство Варды... «Что дальше-то будет?.. Господи, спаси и помилуй!»

Почему так сильно напугало убийство Варды епископа Михаила? Не потому, что не стало всесильного при императорском дворе человека, которого называли кесарем и который покровительствовал сторонникам Фотия, а потому, что неумолимо наступало другое время — пора иных фаворитов.

Сосланный патриарх Игнатий, узнав о гибели Варды, возликовал настолько, что несколько дней кряду не выходил из монастырской церкви, вознося благодарственные молебны Христу Спасителю. Огорчали патриарха лишь смерть в Риме Николая Третьего и повеление нового папы Адриана Второго вызвать к себе из Великоморавии солунских братьев. Но Игнатий понимал, что повеление ещё не означало смену курса в политике нового папы. Может быть, он, как Николай Первый, наложит запрет на проповедническую деятельность славянских просветителей. Хотя, если б даже косвенно предполагалось такое, Фотий вряд ли отпустил бы своих любимцев в Рим, да ещё с частью мощей святого Климента... Ну что ж, подождём, посмотрим, чем закончится сия духовная миссия. А Игнатий и его сторонники умеют ждать. И выжидать... И Бог на их стороне: разве гибель Варды тому не доказательство?! Хорошо, если бы такая участь постигла и Михаила, и Фотия... Хотя последний как сатанист должен подвергнуться сожжению в утробе Медного Быка. Быть изрубленным на куски, как Варда, для него — счастье!.. Лёгкая смерть...

А изрубили Варду при следующих обстоятельствах. В очередной раз, когда император Михаил Третий приехал из Константинополя на место боевых действий в Малую Азию, Василий-Македонянин, одержавший ряд локальных побед над арабами, заявил василевсу — византийскому императору, что на жизнь его Варда готовит покушение. Михаил посмеялся над шталмейстером. Но Василий не отступал:

   — Присночтимый, ты видел у Варды новую накидку? Нет ещё... Так вот, ему прислала её из Гастрийского монастыря его сестра Феодора, твоя мать, которую ты заточил несколько лет назад.

   — Хорошо, пусть дядя придёт ко мне в этой накидке. Я спрошу его.

Варда заявился в палатку василевса в накидке короче обычной, но с вышитыми на ней золотом крупными куропатками. Михаил поинтересовался у Варды, откуда у него эта накидка?

   — Твоя мать, сестра моя Феодора, прислала из монастыря. К моему дню рождения, на который ты, к сожалению, не смог приехать...

Михаил, уловив в словах скрытый упрёк в невнимательности к родному дяде, почувствовал свою вину перед ним и далее никаких расспросов уже не вёл.

Взбешённый Македонянин в борьбе против кесаря стал искать сообщников и в первую очередь нашёл его в лице зятя Варды Самватия, враждовавшего с тестем.

   — Самватий, — как-то обратился Василий к такому же высокому, красивому и честолюбивому человеку, как и он сам. — Ты знаешь, что василевс любит тебя и желает твоего повышения. Я его поддержал в этом, но воспротивился твой тесть...

   — Негодяй! Я сотру его в пыль! — сжал рукоятку меча вспыльчивый Самватий.

   — Дорогой мой, сие хорошо удаётся тебе делать с врагами на поле боя, С Вардой такое содеять не так-то просто... Помни, что император питает к нему слабость. Когда я сказал Михаилу о происках Варды, он только посмеялся надо мной. Поэтому ты должен подтвердить василевсу, что твой тесть — заговорщик.

Когда Михаил Третий узнал об этом ещё и от родственника Варды, сомнения императора в отношении невиновности Логофета дрома[91] стали мало-помалу рассеиваться. Василий ликовал.

Но кесарь был могуч: в Константинополе его почитали как василевса, если не больше, а сын его Антигон обладал огромным авторитетом у солдат. Пытаться нанести сейчас удар Вардё значило обречь себя на явную неудачу. Предстояло разъединить Варду с сыном. И тут подвернулся благоприятный случай: патриарх Фотий запросил у василевса надёжную охрану для сопровождения посольства в Рим, так как, кроме даров, Константин и Мефодий повезут новому папе часть мощей святого Климента, цены не имеющих. И тогда Василий и Самватий уговорили Михаила Третьего выделить охранную стражу во главе с Антигоном.

Логофет дрома был предуведомлен о кознях против него и ни за что не хотел отпускать от себя сына. Нашёлся предсказатель, который указал на зловещие приметы, предвещавшие якобы близкий конец его, Варды. Одна из таких примет и есть та самая присланная сестрой накидка, оказавшаяся недостаточно длинной. Слишком короткое платье и говорило о неминуемой смерти Логофета дрома, а куропатки означали измену.

Об этих предсказаниях доложили императору. Тот, уже настроенный против дяди, высмеял их и повеление своё отослать Антигона с места боевых действий не отменил. Тогда Варда в отчаянии придумывает сон. Но лучше бы он этого не делал, так как Михаил Третий, после того как Логофет дрома его рассказал, с бранью набросился на дядю и выгнал из своей палатки.

   — Сучий сын! — кричал василевс. — Это я, по его мнению, притеснитель!..

Антигон сразу же был отослан в столицу Византии, оттуда он отправился во главе охранной стражи в Рим.

А выдуманный сон заключался в следующем: будто входит Варда с императором в Святую Софию впереди торжественной процессии и вдруг в абсиде храма замечает святого Петра, сидящего на троне в окружении ангелов, а у ног его патриарх Игнатий, требующий правосудия против своих притеснителей. И апостол, подав меч одному из ангелов, одетому в золотые одежды, велит императору стать подле себя по правую руку, кесарю по левую и приказывает поразить последнего, то есть Варду.

Но Михаил Третий истолковал этот сон иначе, поэтому с криком прогнал дядю. Самое удивительное заключалось в том, что придуманный Вардой сон оказался пророческим!

Василий и Самватий после отъезда Антигона решили не тянуть с расправой над Логофетом дрома. В один из дней Македонянин зашёл в палатку к Михаилу, который мучился головной болью с похмелья. Начав прикладывать к вискам василевса смоченный в холодной воде кусок льняной материи, Василий уговорил его выйти наружу. Свежий воздух взбодрил императора. Македонянин приказал принести вина. Они с Михаилом выпили, и тогда Василий, показывая на палатку Варды, стоявшую на холме, осторожно заметил:

   — Я говорил тебе, присночтимый, что дерзость Варды не имеет границ. Обрати внимание на его палатку, которую он расположил выше твоей...

   — А ведь и верно! — присмотревшись, воскликнул император.

К этому времени начали подходить к палатке василевса сообщники Василия, среди которых находился и зять Варды.

Послали за кесарем, чтобы потребовать от него объяснения. Увидев необычно большое сборище возле палатки императора, Варда подумал: «А не собираются ли меня убить?!» Но веря в свою счастливую звезду, что у врагов не хватит смелости убить его, и желая подчеркнуть, что он не боится их, Варда надел великолепные одежды и верхом в сопровождении свиты отправился на аудиенцию.

Василий выступил кесарю навстречу. В качестве главного камергера он должен был принять первого министра и ввести его за руку к василевсу.

Войдя в палатку, Варда встал рядом с Михаилом. Василевс повернул к нему измученное похмельем лицо и спросил: