Ребята уважают тебя за то, что у тебя есть часы, что ты получил письмо с иностранной маркой, что имеешь право носить при себе спички, поздно ложиться спать, подписываешься красными чернилами, что ящик у тебя запирается на ключ, – за то, что ты обладаешь всеми привилегиями взрослых. Намного меньше ребята уважают тебя за образование, в котором всегда усмотрят недостатки: «А вы умеете говорить по-китайски? А считать до миллиарда?»
Воспитатель рассказывает интересные сказки, а кухарка и сторож знают еще интереснее. Воспитатель играет на скрипке, а товарищ, играя в лапту, подкидывает мяч выше.
Добродушным детям импонируют все взрослые; настроенные же критически не склоняют головы ни перед нашим умом, ни перед нашей нравственностью. Взрослые врут, жульничают, они неискренние, прибегают к некрасивым уловкам. Если взрослые не курят потихоньку, то только потому, что могут курить открыто, ведь они делают что хотят.
Чем больше ты заботишься о поддержании авторитета, тем больше его роняешь; чем ты осторожнее, тем скорее его потеряешь. Если ты только не смешон до последней степени, не абсолютно туп и не стараешься по-дурацки вкрасться в доверие у ребят, заигрывая и делая поблажки, они станут тебя на свой лад уважать.
На свой лад – это как? Я не знаю.
Ребята будут смеяться, что ты худой и высокий – толстый – лысый, что у тебя на лбу бородавка, что, когда ты сердишься, у тебя шевелится нос, а когда смеешься, голова уходит в плечи. И станут тебе подражать, и захотят быть худыми или толстыми и шевелить носом, когда сердятся.
Позволь им в какую-нибудь исключительную минуту в редкой задушевной беседе сказать тебе по-товарищески, что они о тебе думают.
– Вы такой странный. Иногда я вас люблю, а иногда так просто убил бы со злости.
– Когда вы что-нибудь говорите, кажется, что все это правда. А подумаешь и видишь, что вы ведь это только так говорите, потому что мы дети.
– Никогда нельзя узнать, что вы о нас на самом деле думаете.
– И выходит, что и посмеяться над вами нельзя, раз вы только иногда смешной.
67. Никто не запротестовал, что я в повести «Слава»[25] позволил одному из героев украсть.Я долго колебался, но не мог поступить иначе: этот паренек, с такой силой желаний и таким живым воображением, должен был один раз украсть.
Ребенок крадет, если ему чего-нибудь так крепко хочется, что он не в силах устоять.
Ребенок крадет, когда чего-нибудь очень много, – значит, одно можно взять. Крадет, когда не знает, кто хозяин. Крадет, если у него самого украли. Крадет, раз ему нужно. Крадет, потому что его подговорили.
Объектом кражи может быть камушек, орех, обертка от карамельки, гвоздик, спичечная коробка, осколок красного стекла.
Бывает, что все дети воруют, что детские кражи допускаются. Эти маленькие, не имеющие цены предметы составляют не то личную, не то общую собственность.
– Нате вам лоскутки, играйте.
А перессорятся – что тогда?
– Перестаньте ссориться: вон у тебя сколько, дай и ему.
Ребенок подает тебе найденное им сломанное перышко:
– Возьми и выброси.
Ребенок нашел разорванную картинку, шнурок, бусинку. Если можно выбросить, значит, можно и взять себе?
И мало-помалу перышко, иголка, кусочек резинки, карандаш, наперсток, наконец, каждый валяющийся на окне, столе или на полу предмет становится как бы общей собственностью. И если в семье из-за этого каждый день сотня ссор, в интернате их будут тысячи.
Есть два способа: один – недостойный – не позволять детям держать у себя разный «хлам» и другой – правильный – у каждой вещи есть свой хозяин и все, что найдено, должно быть возвращено по принадлежности. Каждую пропавшую вещь надо немедленно разыскать.
Таким образом, ребенок получает ясное указание; остается только один, первый вид кражи; и поддаются подчас искушению украсть не самые плохие дети.
68. Обман – это только разновидность кражи, кража замаскированная.Выпрашивание подарков, явно нелепые пари, азартные игры и игры в «зелень» и в «косматое», наконец, выменивание «ценных» предметов (перочинный нож, пенал, коробка из-под шоколада) на предметы, ничего не стоящие. Наконец, долги без указаний срока.
Чаще всего воспитатель, заботясь о своем удобстве, запрещает меняться, делать подарки, играть из корыстных соображений. Этот запрет отрезает раз и навсегда пострадавшему путь к жалобе, и так уже преданной анафеме.
Сотни наиболее жизненных, любопытных, своеобразных дел не доходят до воспитателя, а одно, очень уж броское и потому разоблаченное, позволяет ему блеснуть ораторским талантом, проповедью, полной жизненной неправды. Следует запрет еще более решительный – и опять тишь да гладь до следующего скандала. Запрет имеет силу ненадолго – жизнь сметает его.
Сколько же этих отвратительных, деморализующих, обидных дел по поводу невыполненных обязательств, выманенных подарков, сознательно жульнических сделок!
Ребенок, потеряв чужой мяч или перочинный ножик, может стать рабом.
69. Воспитатель,который приходит со сладкой иллюзией, что он вступает в этакий маленький мирок чистых, нежных, открытых сердечек, чьи симпатии и доверие легко снискать, скоро разочаруется.
И вместо того чтобы винить тех, кто ввел его в заблуждение, и себя самого, что поверил, он будет дуться на детей, подорвавших его веру в них. А разве они виноваты, что тебе показали заманчивые стороны работы и скрыли шипы?
Среди детей столько же плохих людей, сколько и среди взрослых; только у детей нет то ли надобности, то ли возможности себя проявить.
Все, что творится в грязном мире взрослых, существует и в мире детей. Ты найдешь здесь представителей всех типов людей и образцы всех их недостойных поступков. Дети подражают жизни, речам и стремлениям воспитавшей их среды, ибо имеют в зародыше все страсти взрослых.
И если я завтра встречаю группу детей, я уже сегодня обязан знать, кто они. Там будут ласковые, пассивные, добродушные, доверчивые ребята – вплоть до самых злостных, явно враждебных и полных двуличной инициативы или притворно уступчивых, конспиративно злостных малолетних преступников и интриганов.
Я предвижу необходимость борьбы за режим и безопасность и бездушных и честных. Я призову к сотрудничеству положительные элементы ребячьей толпы, противопоставлю их злым силам. И только после того, как ясно представлю себе границы педагогических влияний на данном участке, разверну планомерную воспитательную работу.
Я могу внедрить традиции правды, порядка, трудолюбия, честности, искренности, но я не в силах изменить природу ребенка. Береза так и останется березой, дуб дубом, лопух лопухом. Я могу пробудить то, что дремлет в душе ребенка, но не могу ничего создать заново. И буду смешон, если стану сердиться из-за этого на себя или на него.
70. Я заметил у частных воспитателей нелюбовь к неискренним детям.Я хотел бы обратить внимание воспитателей на то, что рабство, в каком мы держим детей, воспитывает в них ложь, умение злоупотреблять нашим расположением, лицемерное угодничество, комедию привязанности из расчета. Поражены этим недугом в разной степени все.
Загляни в души твоих «неискренних». Бедные дети! Иногда это самолюбивые, но без реальных к тому данных (а может, просто непонятые?); иногда это слабые физически и некрасивые, всеми гонимые; иногда это приучаемые на стороне к ханжеству, калечимые и порченные как тобой самим, который их не любит, так и теми, кто, не замечая фальши их привязанности, благодарности и образцовости, наделяет их особыми правами.
Если такой холодный, злой ребенок подошел к тебе и приласкался, ты, хотя и знаешь, что он это сделал из расчета, не вправе его оттолкнуть. Может быть, он просто не умеет по-другому, а может, другие, которые тебя обманывают привлекательнее и ловчее, еще более лживы, ибо вошли в роль?
Среди тех, кто вертится около тебя больше, чем тебе бы хотелось, может, есть слабые и нелюбимые, желающие, чтобы ты окружил их заботой, защитил от обид?
Может, кто-нибудь им шепнул: будь поприветливее, дай букетик, поцелуй – и попроси. Может быть, ребенок следует указанию машинально, вопреки своей сухой, но искренней натуре, а значит, по приказу, неловко и неумело?
Меня удивило, когда один из мальчиков, сдержанный, старчески сухой, замкнутый в себе мизантроп, стал вдруг со мной душевным – первым смеялся над моими шутками, шел впереди, прокладывая дорогу, предупреждал желания. Делал он это неловко, явно желая привлечь внимание к своим поступкам. Так продолжалось довольно долго, мне было неприятно, но я скрывал. Когда, наконец, он попросил принять в Дом Сирот его младшего брата, я почувствовал, как на глаза мои навертываются слезы: бедняга, каких ему стоило усилий быть так долго тем, чем он по существу не был!
71. Ребята, не любимые другими ребятами, и ребята-любимцы, коноводы.Важная тема, разработка ее даст ключ к загадочным жизненным успехам не за счет душевных качеств или силы, а чего-то неуловимого и нам неизвестного.