– Для госпожи Канчерос, – объявил он.
– От кого?!
Но мальчишка уже прыгал вниз по лестнице.
Через минуту дверь комнаты осторожно приоткрылась, и в щель выглянул один красный, слезящийся глаз.
– Кто пришел? – придушенно спросила Мария.
– Никто. Поди сюда. Это для тебя.
Мария вышла, сморкаясь на ходу. Изумленно опустила платок, увидев розы.
– Мне?! А… это что? – Она посмотрела на объемистый пакет, потом беспомощно взглянула на меня. – Может, не открывать?
Скорее всего, так и нужно было поступить, но мы с Марией переглянулись и поняли, что наше любопытство сильнее нас. Тем более что это был плотный пластиковый пакет с «молнией», которую можно было бы после проверки содержимого просто застегнуть, – и пакет выглядел бы нетронутым. Я присела на корточки и потянула «молнию». Мария рядом шумно дышала мне в плечо. Пакет открылся, и из него легко выскользнул на пол серебристо-черный мех.
Это была шуба из чернобурой лисы – длинная, расклешенная, с широкими рукавами. Я ничего не понимала в таких вещах, но было очевидно, что это чудо стоит баснословных денег. Мех переливался всеми оттенками: от густо-черного, с синевой, до сверкающего серебра. Спохватившись, я подняла шубу с пола и удивилась тому, какая она легкая.
– Это мне?.. – пролепетала Мария, делая шаг назад. Ее черные глаза сделались совершенно круглыми и испуганными, она была явно близка к обмороку. На шубу в моих руках она смотрела, как на плащаницу Христа.
– Мерить будешь?
Вместо ответа Мария перекрестилась, потянула меня за руку, увлекла вместе с шубой в свою комнату и уже там, волнуясь, хватаясь за голову и поминутно поминая Пречистую Деву, сообщила, что в Бразилии такие меха имеют только кинозвезды и жены владельцев кофейных плантаций. Просто богатая женщина, какой, в частности, являлась мать Марии, дона Доминга, не могла бы себе позволить такую вещь даже в мечтах.
– Жиган – миллионер?! – тараща глаза, трагическим шепотом вопросила Мария, и я, несмотря на серьезность момента, не могла не улыбнуться. Сев на кровать и разглаживая ладонью серебристый рукав, я объяснила, что в России без меха зимой никуда, и поэтому шубы – конечно, не такие роскошные, – носят самые обычные женщины. Но эта вещь была, безусловно, эксклюзивом.
Мария выслушала меня без улыбки. Когда я умолкла, она тяжело вздохнула и покачала головой:
– Но… я не могу это взять. Как можно ее вернуть назад?
Ничего другого я и не ожидала. Лицо Марии было непоколебимо решительным, но в глазах, устремленных на серебристое чудо, стояла такая тоска, что мне стало грустно и смешно одновременно.
– Пустяки, вернем, когда он в гости явится. Хитрый, черт, специально сам не приехал, пацана прислал… Хочешь померить пока?
Мария неуверенно покачала головой, но взгляда от шубы не отводила.
– Давай! Он же не узнает! Потом сложим и завернем в пакет!
Мария подняла на меня глаза, виновато улыбнулась… и, схватив с кровати шубу, мгновенно замоталась в нее. Вдвоем мы кинулись к зеркалу.
Мария была бесподобно, восхитительно хороша. Темное лицо выглядывало из большого капюшона, словно из сугроба, черные вьющиеся волосы красиво оттенял серебристый мех, струящиеся полы шубы ничуть не скрывали стройную фигуру. Полюбовавшись собой и вдоволь навертевшись перед зеркалом, Мария наконец стянула шубу и издала невероятной горести вздох.
– Моса… Давай сложивать.
– Складывать, – машинально поправила я и вышла в коридор за пакетом.
Вдвоем мы довольно быстро придали пакету с шубой нетронутый вид. Цветы, поколебавшись, Мария решила оставить: демонстрировать их полет в мусоропровод все равно было некому, а до прихода Жигана они бы засохли. Я согласилась и пошла в свою комнату за вазой. Вернувшись с огромным, тяжеленным хрустальным сооружением, подаренным деду в больнице на очередной юбилей, я застала Марию на кухне: она подрезала розы. Их было много, и Мария долго возилась с длинными, упругими стеблями, устанавливая розы по одной в дымчато-синем хрустале. Стоя ко мне спиной, она попросила:
– Расскажи мне про него.
Мои дурные предчувствия взвыли не своим голосом. Но я удержала себя в руках, вспомнила о том, что Мария и так проявила нечеловеческий героизм, отказавшись от шубы, и подумала, что на ее месте я бы тоже заинтересовалась.
Но что я знала про Жигана? Он мне даже имени своего ни разу не называл и сам о себе никогда не говорил. Кое-что мне было известно еще со слов Шкипера, и я рассказала Марии о детдомовском происхождении Жигана, о том, как он попал к Шкиперу, как четыре года назад чудом выжил после ранения в грудь, и о том, что сейчас у него, кажется, свой бизнес, который успешно развивается. Разумеется, знать это наверняка я не могла и судила по тому, что Жиган пересел с «шестерки» на огромный, страховидный джип, стал лучше одеваться, – не изменяя, впрочем, любимым кожаным курткам, – и начал курить «Парламент» вместо «Кэмела».
– Сколько ему лет? – задумчиво спросила Мария, ставя вазу с розами на стол.
– Не знаю. Года двадцать три, я думаю. Может, двадцать пять.
– Он тебе не нравится?
Углубляться в эту тему мне не хотелось. Мне действительно был неприятен Жиган, но точной причины этой неприязни я не смогла бы назвать.
– Я вообще бандитов не люблю.
– А как же этот твой… Шкипер?..
– Кто тебе рассказал?! – вскинулась я.
Мария растерянно захлопала ресницами, а я с досадой подумала: Милка, паразитка, насплетничала, больше некому.
– Мария, Шкипер – это было совсем другое дело. Потом как-нибудь расскажу. Не сейчас.
– Да, конечно… – Мария смутилась до слез за собственную бестактность, и мне стало ее жалко.
– Иди лучше ложись, уже поздно совсем. Парни вон дрыхнут давно. Хочешь, я тебе вслух почитаю? Заснешь, а я на работу пойду. И еще надо таблетку выпить.
Мария послушно проглотила аспирин; уже сидя в постели, выпила последнюю кружку терпко пахнущего отвара с медом, завернулась в пуховое одеяло и засопела на седьмой странице «Вешних вод». Я тихонько вышла, заглянула к ребятам. Увидев, что Жозе заснул при включенной лампе, с огромным томом «Анатомии» в руках, вытащила у него книгу, погасила свет и пошла одеваться.
У подъезда, весь заметенный снегом, стоял джип. В джипе сидел Жиган.
– Тебе заняться больше нечем? – спросила я, подойдя. Он открыл переднюю дверь.
– Залезай, подброшу.
Я забралась внутрь. Жиган тронул своего монстра с места и, не отрывая взгляда от дороги, спросил:
– Ну, как?
– Я тебе говорила, что ты дурак?
– Говорила.
– Повторить?
– Не понравилась, значит, лисичка? – усмехнулся Жиган.
Я фыркнула:
– Она ее даже доставать не стала.