– Я совсем не сержусь. Поверьте, мне очень горько разочаровывать вас. Горько знать, что я не помню такие важные вещи. И не менее горько осознавать, что на протяжении часов и дней мною манипулировали преступники, и в их руках я была совсем беззащитна.
Мари-Анжелин сказала это с такой безнадежностью, что Альдо сразу же захотелось ей хоть как-то помочь.
– В таких случаях лучше всего отвлекать себя и стараться думать о чем-то другом. Тогда память неожиданно может вернуться. Или полностью, или отдельные фрагменты.
– Может, и так. Однако, я думаю, понадобится очень много попыток, прежде чем наконец получится пробиться сквозь этот туман. Но если не получится, почему бы не попробовать гипноз, – отважно предложил Адальбер с самым невинным видом.
А поскольку все его внимание сосредоточилось на кончиках собственных пальцев, которые он внимательно рассматривал, он не заметил яростного взгляда Мари-Анжелин. Зато его заметил Альдо.
– Правда, почему бы не попробовать? – подхватил он. – Но прежде чем прибегнуть к столь решительной мере, наверное, стоит применить метод множественных попыток. Я опасаюсь гипноза, этот вид терапии может дать великолепные результаты, но может закончиться катастрофой. Согласитесь, во втором случае мы все бы очень огорчились.
– Соглашаюсь, – признала маркиза с улыбкой. – Возьмемся за дело потихоньку. Я совсем не хочу, чтобы в моей План-Крепен что-нибудь пострадало, и, думаю, сейчас все согласны, что Мари-Анжелин нужен отдых и полная тишина. Таково, во всяком случае, мнение профессора Дьелафуа.
Альдо физически ощутил возникшее противостояние. Желание тетушки Амели оградить Мари-Анжелин от любых посягательств не подлежало сомнению, Ланглуа понимал это. Но, понимая, хотел как можно скорее разделаться с теми, кто отнял у него самого любимого помощника. Лицо его потемнело, как только он услышал защитительную речь старой дамы.
– Я никогда и ни к кому не применял насилия, это не в моих правилах, – глухо проговорил он. – Тем более это было бы невероятно по отношению к человеку, который множество раз приходил мне на помощь, и помощь была действенной и умелой, но… – тут Ланглуа сделал паузу, чтобы придать особый вес словам, которые намеревался произнести. – Но я должен заставить расплатиться негодяев за гибель Жильбера Соважоля, не говоря уж о смерти госпожи де Гранльё и мажордома ее невестки. До тех пор, пока они не окажутся у меня в руках, я буду искать их и преследовать, используя все средства, какие предоставляет в мое распоряжение закон. Ничто и никто меня не остановит. И если я ищу помощи, то только потому, что нуждаюсь в ней. Не могли бы вы передать это профессору Дьелафуа?
Ланглуа резко поднялся со своего места, поклонился обеим женщинам, попрощался с мужчинами коротким кивком и скорым шагом покинул зимний сад. Оставшиеся застыли в молчании, и, когда тишина стала невыносимой, Альдо нарушил ее, сказав:
– Если мы потеряем дружбу комиссара, нас ждут нелегкие деньки. Не сердитесь, тетушка Амели, но вы с чрезмерным пылом последовали за мной по той дороге, какую я имел неосторожность открыть. Комиссар понял, что мы не имеем ни малейшего желания, чтобы Мари-Анжелин подвергали допросу.
– И действительно, нельзя подвергать допросу человека, который перенес столько, сколько она! И нас, кстати, тоже!
– Со всем уважением, какое я к вам испытываю, скажу, что мы в данном случае не главное. Мы сейчас, и это вполне естественно, наслаждаемся радостью, но на другой чаше весов трое убитых: застенчивая старая дама, слуга, желавший нам помочь, неважно, по каким мотивам – из мести или по другим соображениям, – и отважный молодой человек, перед которым открывалось блестящее будущее… А убийца, надо думать, все еще прекрасно себя чувствует. А теперь, Мари-Анжелин, мы слушаем вас! Если у вас есть возможность помочь следствию хоть какой-то уликой, то сейчас самое время. А потом мы подумаем, какой тактики придерживаться по отношению к Ланглуа.
– Сколько раз я могу повторять, что ничего не помню! – упрямо возразила План-Крепен. – И с вашего позволения я покину вас, пойду и лягу, потому что, как бы это ни было странно, но у меня совершенно нет сил.
Вместо того чтобы выразить сочувствие, Альдо рассмеялся.
– Благородная наследница рода дю План-Крепен, похоже, утратила присущую ему легендарную стойкость. Правда, путь был долгим… от первых Крестовых походов и до сегодняшнего дня. Ничего не поделаешь, такова человеческая природа, все стареет, изнашивается, ветшает…
Альдо не завершил своего философского размышления, получив отвешенные мощной рукой – что было весьма неожиданно для страдающей бессилием девы – две пощечины, и застыл в кресле. Дверь зимнего сада громко хлопнула. Мари-Анжелин с видом оскорбленной добродетели, подобрав свой пластырь, удалилась, выбрав, правда, неожиданный путь к своей комнате: по черной лестнице через кухню.
– Думаю, она решила попросить Евлалию дать ей что-нибудь подкрепиться, – задумчиво предположила маркиза. – Наверное, проголодалась. Сейчас уже время ужина и…
Только что упомянутая Евлалия ворвалась в комнату, и, судя по всему, была в ярости.
– Что это еще за история? – возмущенно вопросила она. – Я упарилась у плиты, стряпая волованы с трюфелями в честь возвращения мадемуазель Мари-Анжелин, а она даже не желает их пробовать?! Она, видите ли, просит у меня бутерброд! Такого оскорбления я ни от кого еще не получала!
– Возвращайтесь к вашим волованам, Евлалия, и я пойду вместе с вами, – заявил Альдо.
В кухне План-Крепен в полном одиночестве щедро намазывала кусок хлеба маслом. Все остальные слуги и служанки, предчувствуя бурю, заблаговременно покинули помещение. Альдо вошел скорым шагом и хладнокровно забрал из рук Мари-Анжелин хлеб и нож для масла. Взял на столе ложку, зачерпнул что-то из кастрюльки и поводил ложкой перед носом бунтовщицы.
– Только понюхайте, как соблазнительно пахнет! Вы всерьез решили нанести Евлалии оскорбление, отдав предпочтение английской выдумке, против которой я, впрочем, ничего не имею! Но Евлалия трудилась целый день, чтобы угостить вас этим чудом, которое вдобавок ваше любимое блюдо! Попробуйте же, черт вас возьми!
– Я не голодна.
– Совсем не голодна, вот только съем небольшую краюшку хлеба с фунтом масла и ломтем ветчины! Говорю, пробуйте немедленно, если не хотите, чтобы я угостил вас насильно!
– Вы не посмеете! Не стоит бахвалиться!
– Спорим!
Резким движением Альдо схватил План-Крепен за обе руки, зажал их одной своей, а другой поднес к ее рту ложку. Она отвернула голову в сторону и отказалась:
– Оставьте меня в покое!