Милли-Ванилли интересует меня исключительно в контексте стрижки. На все остальное мне наплевать. Удивительное открытие сегодняшнего дня. Надеюсь – не последнее.
– Вадик подарил мне кольцо, – сообщила Милка, старательно состригая жвачку с волос.
– Обалдеть, – без всякого выражения произнесла я.
– А послезавтра мы уезжаем в Кюминкоски.
Исходя из скупости Вадика, финскую дыру Кюминкоски можно смело приравнивать к приснопамятным Мальдивам: они таки поженятся, рано или поздно, прогресс в отношениях налицо.
– Кюминкоски? – Я цепляю на лицо самую искреннюю улыбку. – Умереть не встать. А ты еще собиралась отложить стрижку на выходные.
Уличенная Милка заработала ножницами вдвое быстрее. А я, глядя на себя в зеркало, руководила процессом: виски убрать к чертовой матери (пейсы мне ни к чему), и к той же матери выстричь макушку, а затылок вообще должен просвечивать, ты не находишь?.. Пока мы – совместными усилиями – избавлялись от жвачки, в салон ворвалось кровососище. Собрав вокруг себя импровизированный митинг, оно поведало о том, что город населен отморозками, хулиганьем и распоясавшейся гопотой и что и на гопоту найдется управа, сейчас приедет ее муж, а он не последний человек в Питере, – и ужо им, ужо!..
В этом месте пламенной речи мочалки я не выдержала и громко зааплодировала. А Милка больно ткнула меня кулаком в бок.
– Помолчи, пожалуйста! – взмолилась она.
– Да ладно тебе. Ты закончила?
– Почти… Но ты же понимаешь, приличную стрижку за такое время не сделаешь. Ее и за три часа не сделаешь… Вот, блин, порнография какая-то получилась!
– А мне нравится.
Мне действительно нравилось собственное отражение в зеркале. И почему раньше я не носила таких коротких, таких энергичных, открывающих лицо стрижек? Оказывается, у меня совершенно замечательная, почти идеальная форма черепа, и почти идеальные скулы, и дерзкие губы, и дерзкий взгляд! Девушка с такими скулами и с таким черепом не может позволить, чтобы ею манипулировали. Она сама может манипулировать кем угодно.
– Вроде все… – сказала Милка. – Я там тебе оставила кое-что…
– Что?
Привет из вчерашнего дня. Из прошлой жизни, где я числилась вечным корректором. Этот привет имел вид супертонкой косицы, которую Милка сплела с удивительным проворством. Косица (длиной в классические 35 сантиметров) произрастала прямиком из выстриженного затылка. Назвать ее ноу-хау парикмахерского искусства не поворачивался язык, но выглядела она довольно мило.
И даже концептуально.
Откинувшись в кресле, я навертела косицу на палец и поднесла ее кончик к губам: в нос ударил тонкий, но хорошо ощутимый запах сушеного винограда.
А попросту говоря – изюма.
– Надо же, как прическа меняет человека! – запоздало восхитилась Милка.
– Ты здесь ни при чем, – отрезала я.
Моя обычно бойкая подруга открыла было рот, чтобы возразить. И тотчас закрыла его, не произнеся ни слова: очевидно, в новой мне появилось нечто такое, что делало любые возражения бессмысленными. Или того хуже – опасными.
– У тебя изменения в жизни? – наконец спросила Милка с максимально возможным почтением.
– Большие. У меня появился друг.
Я имела в виду вовсе не Jay-Jay. Домино – вот кто был моим другом. Стоило только вспомнить о нем – таком потешном, таком уморительном, с лапами, похожими на детские ручки, – и я сразу поняла, что смертельно соскучилась. И потом – кто, как не Домино, косвенно виновен в моем неожиданном преображении?
Резкое и удивительно яркое январское солнце тоже сотворил он.
Для того, чтобы я увидела себя не в приглушенных пастельных тонах, не за серой пеленой так часто встречающегося небрежения к корректорам, а следовательно, и ко мне. Аномальная яркость солнца была призвана осветить все мои неоспоримые достоинства.
Кураж и магнетизм.
А почти концептуальная косичка пахнет изюмом и без всякого солнца.
– Спасибо, – сказала я Милке, хлопнув ладонями по подлокотникам кресла. – Ты очень меня выручила.
– Я верну тебе деньги. В самое ближайшее время…
– Не стоит. Потратьте их в Кюминкоски. Ни в чем себе не отказывайте и считайте это мои подарком к вашей свадьбе.
Кюминкоски! Место – жопее не придумаешь. Чтобы спустить там тысячу баксов, понадобится целая вечность!.. И кстати, не пора ли мне облачиться в джинсовый комбинезон?
***
…Зря я так повелась на «Лексус».
При ближайшем рассмотрении он оказался с изъяном.
Не слишком большим и абсолютно не бросающимся в глаза: краска на правом крыле «Лексуса» была неродной. Она ничем не отличалась от собственного колера тачки, и обнаружить легкую погрешность в топе могла бы разве что серьезная экспертиза, но я-то точно знала:
краска неродная!
Эта незначительная деталь напрочь убила ценность «Лексуса» в моих глазах. Более того, я почувствовала себя уязвленной, как если бы мне в постель подложили очередного прощелыгу. Вместо не дававшего мне проходу теннисного гения Роже Федерера.
Да и черт с ним, с этим «Лексусом» – и номерной знак у него довольно сомнительный с апокалиптической точки зрения: «Х666УЕ», на мой век хватит других «Лексусов».
Что значит – «других»? Непонятно.
Так, размышляя о внезапно вспыхнувшей страсти к дорогим иномаркам, я завернула в ближайшее интернет-кафе: несмотря на стриженые виски, стесанный затылок и концептуальную косичку длиной в 35 сантиметров, я все еще помнила о пенфренде из Норвегии и о том, что должна ответить на его письмо. Как и следовало ожидать, никаких проблем с коннектом не возникло. Благополучно войдя в свой почтовый ящик, я еще раз перечитала послание от Jay-Jay. А пассаж вам нужно приехать в Норвегию моя дорогая так и вовсе трижды.
Текст ответного письма был лаконичен, и в нем уже я приглашала Jay-Jay в Санкт-Петербург, самый чудесный город на свете, мекку туризма и мекку андеграунда, мировую столицу фонарей, разводных мостов и кошек.
Кошки – мимо кошек Jay-Jay не пройдет, особенно теперь, когда у меня появился маленький пятнистый дружок. Как только душка-норвежец откликнется, я тотчас же напишу ему про Домино; причем Домино будет представлен не как кот, с которым я познакомилась недавно, а как кот, с которым меня связывает давняя и прочная дружба. Возможно, я даже отправлю фотографию кота, что (несомненно) произведет на Jay-Jay гораздо большее впечатление, чем если бы это была моя собственная фотография.
С чего это ты так решила, Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля? – вдруг подумала я, – ты не потешная и не уморительная, но в тебе есть нечто такое… нечто… словом – ты любого уложишь на лопатки!
Ух ты!..
Я подмигнула парню за соседним компьютером, который (забыв о проплаченном интернет-времени) неотрывно пялился на меня последние минут десять. И широко улыбнулась. Я могла бы и рассмеяться, и подмигнуть сразу обоими глазами, а не одним, – но тогда бы он точно подсел ко мне в надежде завязать знакомство.