и торговцами, мужчинами и женщинами, детьми и взрослыми, большими и малыми, богатыми и бедными, а также сарацинами и евреями, со всеми законными правами, которые я унаследовал от отца».
Точные мотивы такого неожиданного поступка остаются неясными, но после смерти Альфонсо I, последовавшей в 1134 году, это завещание было оставлено без внимания, несмотря на настойчивые усилия папы Иннокентия II, и никто из трех наследников не смог вступить в законные права. Однако спустя десять лет удалось достигнуть согласия по этому спорному вопросу с Раймундом Беренгуером Барселонским, и тамплиеры в качестве компенсации за обещанные земельные владения получили полдюжины крепостей, право на «десятую часть королевских доходов, освобождение от некоторых податей и пятую часть всех территорий, отвоеванных у мавров». Таким образом, несмотря на первоначальное нежелание активно участвовать в Реконкисте, орден бедных рыцарей Храма превратился в одну из главных сил по вытеснению мусульман с Иберийского полуострова.
Вооруженное участие ордена тамплиеров уже в 1144 году в борьбе на испанском фронте показало, что он быстро укрепляется и растет численно. Разумеется, имелись разные причины их участия в этой кампании, однако не стоит недооценивать и религиозное рвение монахов-рыцарей. И если раньше большинство историков оценивали крестовые походы лишь как формальный повод для грабежей и насилия, то сейчас многие из них ставят на первое место мотивы церковного покаяния. «Осуществление крестоносцами своей миссии… требовало больших расходов и финансовых вливаний, и нагрузка на семью многократно возрастала, когда в поход отправлялось сразу несколько ее членов» (Дж. Райли-Смит). То же самое справедливо и в отношении тамплиеров: «Рыцарям, желавшим присоединиться к ордену, полагалось самостоятельно обеспечивать себя одеждой и амуницией». И бремя этих расходов чаще всего несли родственники и друзья.
Нередко пожертвования вносились самими рыцарями. Так, Гуго де Пейн и Готфрид де Сен-Омер удостоились высоких похвал за внесение в орденскую казну своего имущества. А Гуго Бурбутон из Северного Прованса, присоединившийся к тамплиерам в 1139 году, на деньги, вырученные от продажи владений, основал командорство, которое остается одним из самых богатых и поныне. По его словам, он поступил так в соответствии с заповедью Христа, приведенной в Евангелии от Матфея: «если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». Шестью годами позднее по стопам отца последовал и его сын Никола, передавший ордену все имущество, кроме единственной овцы, которую оставил матери. Он заявил: «…Вручаю себя недостойного рыцарству Христа и Храма, обязуясь быть покорным слугой и братом все оставшиеся дни моей земной жизни, надеясь заслужить отпущение грехов моих и обрести жизнь вечную».
Хотя род Бурбутонов имел не слишком знатные корни, однако являлся крупнейшим в Западной Европе землевладельцем. Так же поступили Гуго де Пейн, Готфрид де Сен-Омер и многие из тех, кто претендовал на лидерские позиции в братстве тамплиеров. Впрочем, это было характерно и для малоимущих рыцарей; с первых дней существования ордена прием в его ряды не зависел от происхождения и кошелька кандидата в тамплиеры. Куда большее значение имели кавалерийские навыки и опыт участия в боевых сражениях или хотя бы в рыцарских турнирах. Фактически военные ордена были более открыты для желающих, чем обычные монастыри: образования не требовалось — лишь немногие рыцари умели читать и писать, особенно на латыни. Все документы братьям зачитывали капелланы, а от самих рыцарей требовалось лишь повторение молитвы «Отче наш» — нужное число раз и в установленные часы.
Конечно, среди кандидатов встречались люди не только с однозначно благочестивыми мотивами. Например, такие вельможи, как Гуго граф Шампанский и Гарпен де Бурже, присоединились к тамплиерам уже на закате жизни и по причине одиночества — один развелся, у другого супруга умерла. Более молодых и ограниченных в средствах рыцарей часто привлекали перспективы дальних путешествий и возможность самоутверждения. Были и рыцари, отправлявшиеся в Палестину на собственные средства: например, двоюродный брат Роджера, епископа Уорчестерского, вступил в ряды ордена, когда у него закончились деньги.
По мере роста численности и могущества ордена стала формироваться его внутренняя иерархия, аналогичная церковной. Довольно быстро магистры военных орденов стали значимыми фигурами не только в Сирии и Палестине, но и в Западной Европе. Провинциальные магистры и командоры, имевшие огромную финансовую поддержку, вошли в число самых влиятельных лиц общества. Закрепившаяся за ними репутация честных и справедливых рыцарей Христа открывала им двери в дома высших священников и вельмож, римских пап и державных монархов.
С ними были связаны и более романтические представления: в песнях и балладах провансальских трубадуров часто рассказывалось о рыцарях, которые стали тамплиерами из-за безответной любви. Как мы увидим, Жерар де Ридфор, десятый по счету великий магистр, вступил в орден из-за того, что его предложение руки и сердца было отвергнуто одной знатной дамой; однако в данном случае разбитое сердце не столь много значило, как разрушенные ожидания. При желании можно обнаружить немалое сходство между средневековым орденом тамплиеров и Французским иностранным легионом, который известен нам из новейшей истории. Хотя первый орденский устав предусматривал обязательную проверку кандидатов, однако под давлением обстоятельств от этого требования отказались — орден постоянно нуждался в пополнении. Практически с самого начала в тамплиеры принимали даже отлученных от церкви рыцарей. И вторая статья устава, запрещавшая какое-либо общение с отлученными, постепенно превратилась в свою противоположность: «Туда, где, да будет вам известно, собрались отлученные рыцари, мы и приказываем вам отправиться». Даже рыцарь, осужденный за убийство, мог вступить в орден тамплиеров, дабы искупить свой грех. Епитимья, наложенная на рыцарей, убивших архиепископа Кентерберийского Томаса Беккета, выразилась в четырнадцати годах воинской службы в рядах тамплиеров.
Следует также сказать, что в бедном воинстве Христовом утвердился дух нерушимого мужского товарищества, и он сохранялся в самых опасных и суровых жизненных обстоятельствах. Несомненно, это была весьма привлекательная черта крестоносцев, потому мужчин, словно магнитом, тянуло в такие военные ордена. Жизненные правила бенедиктинских и цистерцианских монастырей, основанные на отрешении от мирской суеты, в то же время оставляли должное место братской дружбе. Более того, известные католические настоятели Ансельм Кентерберийский, Бернард Клервоский и Элред Ривольский усматривали в подобных отношениях величайшее благо. Элред написал по этому поводу специальный трактат «De spirituali amicitia» («О духовной дружбе»), а Бернард, «хотя и не исключал возможность своей дружбы с женщинами, считал, что любовь между мужем и женой никогда не способна достичь такой высоты и силы, как мужская дружба», и был убежден, что «человеческая любовь бесконечно слабее Господней любви,