Читать интересную книгу Исчезнувшие без следа - Владимир Гриньков

– Но это – результат травмы.

– Я только как пример это привел, Федя. Чтобы показать тебе, что это в принципе возможно. А вообще есть медицинские препараты, способные стереть память. Человека очень легко превратить в животное, ты уж мне поверь. Он будет есть, пить и даже совокупляться – но все это только на уровне рефлексов.

– Но они же не просто лишают человека памяти! – воскликнул Удалов. – Они вкладывают в нее новую информацию!

– Я думаю, что и подобное возможно. Если память чиста, как лист бумаги, в нее можно записать все, что угодно. Ученые уже очень близки к этому.

– Близки! – воздел палец к потолку Удалов. – Но это еще не значит, что им это уже доступно!

– Когда я говорю – «ученые близки», я имею в виду средний, общедоступный уровень. Но есть ведь элита науки, ты пойми. Те, кто на шаг впереди всех. И пока общая масса ученых лишь приближается к этому, они уже вовсю используют результаты своего гениального открытия. И если это открытие засекретить…

– А смысл? Зачем засекречивать?

– Эх, Федя! Что ж тут непонятного? Пока новый метод недоступен другим, можно делать вид, что его пока и не существует. И использовать – в интересах верхушки общества, или в интересах обороны, или просто в своих собственных. Мы именно с этим и столкнулись, Федор. Пойми ты наконец. Не исключено, что там, в комнате, сидит вовсе не Дружинин. Это вполне может быть Воронцов.

– Но как в этом убедиться? – воскликнул Удалов.

Он уже почти поверил в возможность подобного, но, как человеку, рационально мыслящему, ему требовались доказательства.

– Поговори с ним поподробнее, Федя, – посоветовал Смирницкий. – Вопрос, другой, третий. Ты каких-нибудь полчаса с ним побеседуешь и поймешь, кто перед тобой. Ты о Воронцове что-нибудь знаешь?

– Так, – пожал плечами Удалов. – В общих чертах.

– Попробуй. Мне кажется, что он действительно Воронцов. Тут ведь вот какая штука получается, Федя. Я ведь ему в сознание совсем неглубоко проник, ты уж мне поверь, и если случилось такое – значит, этим парнем надо заняться всерьез.

– Ну хорошо, – сдался Удалов и покачал головой – так до сих пор был ошарашен. – Как мы его искали, Игорь, ты бы только знал! Мы с ног сбились.

– Кого искали? – уточнил Смирницкий.

– Воронцова.

Они вернулись в комнату.

– Я хочу задать тебе несколько вопросов, – сказал Удалов. – Не возражаешь?

– Нет.

– Где ты провел свое детство? В детском доме?

– Почему же в детском доме? У меня была семья.

– Вот как? – искренне удивился Удалов. – И отец, и мать?

– Отец умер, когда я был совсем маленьким. А я жил с мамой.

Про мать Воронцова Удалов знал. После исчезновения сына она выехала куда-то в Рязанскую область.

– А как ее звали?

– Наталья Алексеевна.

Он ответил очень уверенно. А Дружинин имени-отчества Воронцовой не знал. Как и сам Удалов. И это уже кое-что значило.

– Когда ты в последний раз виделся с матерью?

– Не помню. Очень давно.

– Вспоминай! – сказал Удалов.

– Перед отлетом в Англию.

– В Англию, конечно, – кивнул Удалов и потер виски кончиками пальцев. – Ты что-то рассказывал о том, как тебя выманивали из России. Ты не догадывался, чего от тебя хотят эти люди?

– Нет.

– И не собирался присваивать эти пятнадцать миллионов долларов?

– Что вы себе позволяете?

– Ну извини, – примирительно сказал Удалов.

Смирницкий незаметно сделал ему знак – надо бы поосторожнее.

– Потом ты оказался в Африке, – повел разговор дальше Удалов. – И тебя искали ребята из «Антитеррора».

– Да, искали, как оказалось.

– Стало быть, нашли?

– Да.

– Как это произошло? Сама вот эта встреча меня интересует.

– Они прилетели вертолетом, высадились на остров. Но к тому времени все уже было кончено.

– Что было кончено? – уточнил Удалов.

– Там, на острове, меня хотели убить. Их была целая банда, и если бы не Хельга…

– Кто это – Хельга?

– Та девушка из «Антитеррора», которая всюду сопровождала меня.

– В «Антитерроре» не было никакой Хельги.

– Возможно, это не настоящее ее имя. – Слабая улыбка скользнула по его лицу. – Она была, как хамелеон – постоянно меняла биографии, имена. Еще она называла себя Мариной.

Марина Роншина. Удалов сам видел ее личное дело. Под ее именем стоял псевдоним – Хельга Ронси. Пока что все выглядело вполне правдоподобно.

– Итак, эта самая Хельга тебе помогла.

– Да. Бандиты напали на нас, я был ранен, и если бы не она, все окончилось бы совсем печально.

– Куда ты был ранен?

– Вот сюда – в плечо.

Удалов видел следы того ранения. Но у Дружинина была иная версия появления шрамов. Все как в истории с Дегтяревым, вдруг превратившимся в Маркова. И почему бы не поверить, что и сейчас дело обстоит подобным образом?

– Потом тебя вывезли с того острова?

– Да.

– Тебя кто-нибудь сопровождал?

– Один из этих ребят. Его звали Мишей, а вот фамилию я вряд ли вспомню.

– Марков, – подсказал Удалов.

– Точно, Марков!

– И он же сопровождал тебя в Москву?

– Да.

Удалов даже опустил веки, чтобы скрыть стремительно охватывающее его волнение. Их беседа, бывшая до сих пор лишь перечислением фактов, известных и Удалову, и Дружинину, неожиданно притекла к порогу, за которым лично для Удалова не было ничего – мрак и полная неизвестность. История Воронцова для него заканчивалась на том, что его увезли с Чкаловского аэродрома неизвестные люди. Он исчез, растворился, оставив о себе лишь нелестные воспоминания и противоречивые слухи. И поэтому сейчас Удалов выдерживал паузу, готовясь войти туда, где он еще не был.

– Дальше, – наконец сказал он. – В Москве вы с Марковым расстались.

Давал понять, что и это ему известно.

– Я вышел из самолета первым, меня тут же усадили в машину…

– Какая машина была, кстати? – уточнил Удалов.

– Черная «Волга».

И это совпадало с рассказом Маркова.

– Меня повезли…

Удалов еще больше напрягся.

– …но перед тем, как выехать, завязали глаза…

Удалов вздрогнул и резко поднял голову. У него было такое чувство, будто его самого лишили возможности видеть.

– И ты не знаешь, куда тебя привезли, – понимающе сказал он.

– Не знаю. Мне показалось, что это где-то за городом. Очень тихо, много деревьев. Но из помещения меня не выпускали.

– Что это было за помещение?

– Две смежные комнаты. В одной я спал и ел, в другой проходили все эти беседы.

– Какие беседы?

– Я даже не знаю, как это назвать точнее: беседы, допросы… Эти люди были вежливы со мной, но я видел, что они настоящие профессионалы и хорошо делают свое дело.

– Их интересовала эта история с деньгами, да?

– Да. Они пытались выудить из меня все, что я знал, помногу раз возвращались к одним и тем же эпизодам, как будто без конца меня проверяли. Все крутилось вокруг этих пятнадцати миллионов долларов.

– Они пытались выяснить, не причастен ли ты к пропаже этих денег?

– Я не могу сказать, какова была их конечная цель. Мы касались стольких тем, что у меня голова шла кругом.

– А кто эти люди, которые с тобой беседовали?

– Я не знаю.

– Разве они никак не представлялись?

– Нет.

– И даже по именам себя не называли?

– Нет.

– Но ты подумай, – попросил Удалов. – Вспомни. У тебя должны были возникнуть какие-то мысли, предположения. Может быть, эти люди из милиции? Из подразделения по борьбе с организованной преступностью? Или из ФСБ?

– Я действительно ничего не знаю.

Удалов вздохнул.

– Хорошо, – сказал он. – Давай продолжим. Как долго ты «беседовал» с этими таинственными людьми? День? Неделю? Месяц?

– Это было очень недолго. Три или четыре дня. Потом они исчезли, и больше я их не видел.

– Тебя отпустили, да?

– Нет. Мне объяснили, что я, во-первых, должен залечить свою рану, а во-вторых, нуждаюсь в отдыхе после стольких потрясений. В общем, меня там и оставили, за мной присматривал врач…

Воронцов вдруг запнулся и впал в глубокую задумчивость.

– Рассказывай! – поторопил его Удалов.

– Я не знаю, о чем рассказывать дальше, – сказал Воронцов и покачал головой. – Какая-то пустота. Провал.

Смирницкий выразительно посмотрел на Удалова.

– Вот этот врач, который тобой занимался, – сказал Удалов. – Ты помнишь, как его звали?

Воронцов нахмурился, вспоминая.

– Григорий… Нет, не Григорий… Григорьевич… Михаил Григорьевич… Нет, не так… Дмитрий! Дмитрий Григорьевич!

Удалов, до сих пор пребывавший в напряжении, обессиленно откинулся на спинку кресла и обмяк, словно надувная кукла, из которой вдруг стал выходить воздух. Дмитрий Григорьевич – так звали врача, который занимался совсем недавно Шаповалом. Цепь замкнулась. Теперь история Воронцова представлялась достаточно полной и убедительной. В ней не было никаких противоречий.

– Теперь я верю, – сказал Удалов усталым голосом. – Ты действительно Воронцов. Как упорно мы тебя искали! А ты был совсем рядом, оказывается.