Читать интересную книгу Не бойся волков - Карин Фоссум

«Да вряд ли он испугался. Такие обычно ничего не боятся». Канник потерял в лесу две стрелы. Две карбоновые стрелы марки «Зеленый орел» с настоящим оперением, двести двадцать крон штука. Он даже думать не хотел, что можно пойти поискать их. Там полно диких зверей, они могли затоптать стрелы. Или там прошел дождь — значит, сейчас в грязи их уже не разглядеть. Канник хорошо помнил, откуда стрелял, поэтому представлял, куда они могли упасть. Сперва он собирался вернуться за стрелами, но время шло, а выходить ему не разрешали. Поэтому о стрелах придется забыть. Закрывшись в комнате, Канник смотрел в окно и громко смачно рыгал, чувствуя во рту привкус капусты и лука после съеденного на ужин мясного рагу. Сегодня они не пошли купаться, а Маргун весь день просидела с какими-то документами. Его лук она забрала с собой и заперла в большом металлическом сейфе. Там хранились и другие их скудные ценности — фотоаппарат Карстена и охотничий нож Филиппа, который тому разрешалось использовать только в присутствии взрослых. Сейф был заперт, но ключ хранился в столе Маргун, в маленькой пластмассовой коробочке, вместе с другими важными ключами. Об этом знали все.

Канник тоскливо посмотрел в сторону леса и заметил вдалеке несколько здоровенных ворон. А всего в километре от мусорных баков он увидел пару чаек — похоже, живется им тут отлично, вон они какие жирные, прямо как альбатросы… Еще он увидел спину Карстена — стоя возле печей для сжигания мусора, тот пытался прикрутить к велосипедной раме подставку для бутылки. Зажим оказался слишком широким, и Карстен вырезал из шланга кусочек резины, который старался засунуть между зажимом и рамой. Он то и дело вытирал лоб, поэтому физиономия его была вымазана машинным маслом и грязью. Рядом стояла Инга, она внимательно наблюдала за Карстеном. В приюте она была выше всех, даже выше Ричарда, тоненькая, словно Барби, и прекрасная, как мадонна. Карстен старался напустить на себя серьезный вид, но у него не очень получалось. А Инга явно потешалась над ним.

«Преимущества приюта, — подумал Канник, — в том, что хуже уже некуда. Во всяком случае, намного хуже не будет». Даже если он сбежит и чего-нибудь натворит, то его лишь отправят домой. То есть в приют. Есть, конечно, места и похуже, например, тюрьма Уллерсмо или центральная тюрьма Ила, но возраста уголовной ответственности он не достиг, поэтому пока его туда упечь не смогут. Все это — лишь возможное будущее, которое самого Канника не особо занимало. Зато взрослые без умолку о нем болтали. «Что же с тобой будет, а, Канник?» Нет, настоящее их не интересовало — то, что он заперт в этом отвратительном заведении, где вынужден подчиняться правилам. То, что он живет в одной комнате с Филиппом и каждую ночь слушает, как тот сопит. Что он прибирается и пылесосит в комнате для отдыха. И выслушивает брюзжание Маргун… Внезапно отскочив от окна, Канник приоткрыл дверь. Где-то вдали он услышал голос Маргун и журчание воды. Возможно, она стирает одежду, а Симон, по обыкновению, стоит подле нее и несет какую-нибудь чушь. Значит, Маргун на первом этаже, в комнате для стирки, рядом с душевыми кабинками… А ее кабинет, где она спрятала лук, находится в противоположном крыле здания. Пусть Канник толстый, зато он шустрый. Выскользнув в коридор, он добрался до пожарной лестницы. Согласно инструкции, двери туда никогда не запирались. Яффа в восторге от пожарников и их униформы, поэтому пожар в приюте случался уже дважды. Ступеньки поскрипывали. Стараясь равномерно распределить свой немалый вес, Канник осторожно спускался по узким ступенькам. Наконец он оказался возле двери ее кабинета и вдруг с ужасом подумал, что Маргун могла запереть дверь. Однако опасения не оправдались: Маргун полагала, что если воспитанники будут постоянно натыкаться на запертые двери, то это пойдет им во вред. Канник проскользнул в кабинет и, поглядывая на шкаф, подцепил пальцем ящик стола и открыл его. Стараясь действовать быстро и без лишнего шума, он отыскал коробочку с ключами и отпер маленький висячий замок. В сейфе лежал футляр с луком. Его собственным луком марки «Центра», темно-красным с черными вставками. Вот он — великая гордость Канника. Сердце бешено колотилось. Канник вытащил футляр, запер шкаф, спрятал на место ключ и выскочил из кабинета. Он спустился в подвал, а оттуда вышел на задний двор. Здесь его никто не заметит. Откуда-то издалека доносился громкий смех Инги.

В лесу Канник ориентировался прекрасно, поэтому вскоре вышел на тропинку, по которой ходил уже сотни раз. Сейчас, ни от кого не прячась, мальчик грузно ступал по земле, и птицы умолкли, услышав звук его шагов и словно почуяв, какое грозное оружие спрятано в футляре. Канник пошел по тропинке, огибавшей огороды Халдис с запада, решив не приближаться к дому. Вспоминать про убитую было неприятно, а Канник знал, что, увидев дом и крыльцо, сразу вспомнит ту ужасную картину. К тому же стрелы он потерял в другом месте, а сюда пришел, чтобы отыскать их, и когда найдет, то попробует подстрелить пару ворон и двинет домой. И возможно, он даже успеет положить лук обратно в шкаф, так что Маргун ни о чем не догадается. Прежде он так уже делал. Маргун довольно забавная — всегда думает про окружающих лишь хорошее. Это словно превратилось для нее в своего рода религию, ритуал, который она была обязана выполнять. Например, однажды Канник подменил тысячную купюру в кассе купюрой в пятьсот крон, а у Маргун даже мысли не возникло, что у кого-то из них могли водиться подобные деньги. Поэтому она решила, что сама перепутала, потому что «нынче все банкноты одинаковые». Канник резво шагал вперед. Несмотря на полноту, ходил он быстро, но сейчас запыхался и сильно вспотел. Продвигаясь по лесу, мальчик медленно погрузился в мир любимых фантазий, о котором никому не рассказывал. Реальность отступила, а деревья вокруг него изменились, превратившись в экзотический лес. Вдалеке журчала река, и Канник стал теперь индейским вождем Херонимо, кочующим по горам Аризоны. Ему во что бы то ни стало требовалось поймать шестнадцать лошадей — именно столько нужно, чтобы прекрасная Алопе стала его женой. Канник брел с закрытыми глазами, приоткрывая их лишь изредка, чтобы не споткнуться.

«Ветер шепчет: Нимо, Нимо…»

В постели у него спрятаны пять сотен скальпов. Поглаживая футляр с луком, он подумал в точности так, как мог бы подумать великий вождь: «Все вокруг обладает силой. Потревожь их — и они потревожат тебя». Где-то вдали заливисто залаяла собака. А потом все стихло.

* * *

По лбу Моргана градом катился пот. Перед глазами маячило дуло револьвера. Наверное, он все еще спит. Возможно, заражение настолько серьезно, что порождает видения. Вот он и начал бредить. Морган посмотрел на Эркки. Бедняга, ведь у него-то подобные видения случаются намного чаще… Представить страшно: из года в год несчастному кажется, будто его убивают, наказывают, он живет в постоянном невыносимом страхе.

— Мне плохо… — простонал Морган, — по-моему, меня тошнит.

Проспал он долго — свет за окном изменился, а тени стали длинными. Эркки заметил, что кожа у Моргана приобрела желтоватый оттенок, и опустил револьвер.

— Тогда пусть стошнит прямо здесь, — сказал он, — пол все равно грязный.

— Где ты добыл пистолет? Ты же выкинул его в озеро! — Осторожно сев, Морган уставился на оружие. — Ты все время его таскаешь с собой, да? — Он съежился, чтобы живая мишень уменьшилась. — Почему ты тогда не пристрелил старуху? По радио сказали, что ты зарубил ее насмерть!

Щеки Эркки запылали гневом. Он вновь поднял пистолет.

— Стреляй! Мне плевать! — выкрикнул Морган. Удивительно, но ему и правда было все равно. Силы его иссякли.

— Тебе нужно к доктору, — задумчиво проговорил Эркки. Рука с пистолетом дрожала. Если сейчас выстрелить, то пуля либо угодит Моргану в живот, либо застрянет в диване.

— С чего это ты так обо мне заботишься? Думаешь, я куплюсь на это? Кто вообще поверит чокнутому? Ха! Да я даже до дороги не дойду. Голова кружится. И холодный пот. Это значит, что у меня шок, верно? — Морган вновь улегся и прикрыл глаза. Вообще-то этот придурок запросто может пальнуть, и Морган замер, ожидая выстрела. Он где-то вычитал, что, когда в тебя стреляют, боли почти нет, ты лишь ощущаешь сильный толчок — и все кончено.

Эркки разглядывал нос Моргана. Он вспух и отвратительно посинел. Эркки провел языком по зубам, вспоминая вкус кожи и плоти и мерзкий привкус крови. Морган ждал. Но выстрела не последовало.

— Хренов придурок! — застонал он. — Ну и натворил ты дел… Я же теперь умру от заражения крови.

Эркки опустил руки.

— Тогда я поплачу о тебе.

— Да пошел ты!

— Ты всего лишь яйцо в руках ребенка.

— Да заткнись ты наконец! Прекращай трепаться! — Да, Морган попал в театр абсурда. Сомнений у него не оставалось. Сегодняшний день будто кто-то придумал. — Ты же видишь, что у меня воспаление — меня знобит, понимаешь ты это?!