П о л и н а. После. Все будет, но не сейчас.
Входит С т е п а н А н д р е е в и ч.
С т е п а н А н д р е е в и ч. Луков! Без тебя не начинают.
П о л и н а. Пойдемте, Петя.
Л у к о в. Андреич, я тебя люблю! (Целует его.)
С т е п а н А н д р е е в и ч. Спасибо, хватит!
Л у к о в. Ты действительно провонял рыбой. Полина Сергеевна, вся беда в том, что когда я покупаю костюм, то пиджак мне впору, а штаны болтаются. Я их стягиваю. Потому они в гармошку, вокруг талии. А раз так, то никакой солидности, одна бедность наружу.
П о л и н а. Прикрывайте пиджаком. Надо уметь скрывать изъяны. Учитесь у женщин. Кстати, у вас много женского. (Выходит.)
С т е п а н А н д р е е в и ч. Петь, ты что?
Л у к о в. Кто она, как ты думаешь?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Не знаю. Ясно, что не твоя Верка.
Л у к о в. Я ее ненавижу…
С т е п а н А н д р е е в и ч. Кого?
Л у к о в. Верку!
С т е п а н А н д р е е в и ч. Какой ты полярный! В любви объяснился и тут же…
Входит В е р а.
В е р а. Чего торчишь-то?! Все за стол сели. Ись охота, а он торчит!
Л у к о в. Есть, а не «ись». Чтоб ты сдохла…
В е р а. Во-во! А поглядите на него! Ты мне рот не разевай, а то я живо тебя ославлю на все село! Пошли!
Луков покорно уходит. Следом идет Вера. Входят А л е к с а н д р а П р о к о ф ь е в н а и Д о м н а П а н т е л е е в н а.
Б а с а р г и н а. Степ, а ты чего?
С т е п а н А н д р е е в и ч. Иду, мам.
Б а с а р г и н а. Сынок, ты бы сегодня не ругался!
С т е п а н А н д р е е в и ч. Не буду. (Уходит.)
Старушки молча усаживаются у окна. Звучит баян.
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Мой-то разгорелся. Будто сам Звезду получил.
Б а с а р г и н а. И как мне Стеша глянется!
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Стеша — огонечек. Душа тихая, радостная. Вот счас вечер просидит, не услышишь ее. Грех сказать, а первые годы, как Митя женился, я утром встану да думаю: женат он или нет? Как-то она так сподобится, что не найдешь ее, не увидишь.
Б а с а р г и н а. Где же он ее взял?
Д о м н а П а н т е л е е в н а. На вокзале.
Б а с а р г и н а. Как?!
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Поехал в область по каким-то надобностям. Видит, сидит себе девчушка, в руках котомочка. Он рассказывает, мол, на вокзале никого. Одна сидит. До поезда далеко. Вот он и сел с ней разговаривать. Узнает, что детдомовская. Школу кончила, едет к кому-то в область. И так он к ней враз прикипел, что привез домой. Так поначалу, обманом. Вроде как на работу в колхоз. Поселил у меня, дал работу. Сам, как полагается, кажный вечер к ней. Ухаживает. Как ей исполнилось восемнадцать — по всей форме предложение! Во! Во! Мой заораторствовал! Счас начнет, пока не остановят. Ему бы колесо на электростанции крутить, по всей земле, однако, был бы свет. Ой, ожил, ожил!
Б а с а р г и н а. Домна, ты тут со Степаном близко. Чего он?
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Да он за Дашку шибко переживает. Ведь она умная, страсть! Помогает ей, тащит. Говорит, у ей государственный ум. Пусть до ЦК идет. Ей там место. И пусть. Крепкая у вас порода.
Б а с а р г и н а. И как это обоих моих на певиц свезло? Солнце садится…
В доме начинает темнеть.
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Садится… И гроза миновала. Ты свет-то не зажигай, посумерничаем, подруга. Поди, давно не сумерничала?
Б а с а р г и н а. Давно. Слушай, Домнушка, ведь страх сказать, а старая-то деревня вся повымерла!
Д о м н а П а н т е л е е в н а. Вся, милая! Теперь тут и к новым и то смерть подвигается. Спились, подруга. Начисто, с круга сбились. Потому и Митяю тяжко было. Слава тебе господи, хоть партейные русские люди нашлись! Хоть остановили пожар! Конечно, еще тлеет. Все одно что торфяник горит! А надежда есть! Я вот, однако, грешная, грешная! Знаешь, молиться все некогда да некогда, и отошла, милая, от церкви. Теперь вот в другу веру вроде как перешла. Людям хорошим верю! Счас бы в партию напринять людей добрых, честных! Эх, дело бы пошло, загорелось! Стыд надо в народе пооткрыть! Вот мой, как на фронте был, чо и видел. Говорит, как светать стало… развиднелось, а нам, говорит, в атаку, можно сказать, на смерть. И сидим мы, а уж и не горится, а так, кто покурит, кто водички глотнет. Вдруг видим, ангел! Сидит ангел небесный и на нас глядит! Глядит и плачет… Сам вроде как улыбается, а тут же как-то и плачет! Победили… А я еще что! Насчет той музыки. Вот я или ты не дуры? Ну почему она не глянется нам?! У нас через эту музыку много греха! Нельзя заголять себя. Стыд — он покров души! А как покров сорвали, то, пожалуй, и страх не удержит. Один блуд пойдет! А от блуда ни детей хороших, ни хорошего дела. А сколь уже миллионов нарожали от блуда? Он родился, а у него душа сотрясенная! Тут ему еще эту развратную музыку или кино. Гляди, мол, ешь самого себя! А раньше-то песня, она ведь строила человека. Врачевала. Споешь да поплачешь. Да так сладко исплачешься.
С улицы доносятся смех, разговоры.
Старушки тихонько начинают петь.
То ни месяц, ни луна, Половиночка одна. Где-то, где-то потерялась Ягодиночка моя… Конец первого действия
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ Дом Басаргиных. На дворе хмуро и льет дождь. В доме Б а с а р г и н и П о л и н а.