Нос болел, но все же я отчетливо различал легкий запах одеколона «Английская кожа».
Внезапно Лэйни в испуге подняла голову. Ее рука дотронулась до мокрой от слез щеки.
— Стиви? — прошептала она, и ее голос был полон надежды.
Я уже говорил, что это время года как нельзя лучше подходило для призраков. Они собирались с силами, чтобы бродить по октябрьским полям и дорогам и говорить с теми, кто хотел их выслушать.
Лэйни, наверно, так и не увидела Стиви. Быть может, если она что-то и почувствовала, то сама себе не поверила, иначе в будущем ее ожидал бы тот же дом с комнатами, обитыми резиной, куда теперь суждено было отправиться Донни.
Но мне кажется, она слышала голос Стиви отчетливо и ясно. Или, может быть, почувствовала запах его кожи, вспомнила прикосновение.
И мне хотелось верить, что для нее этого было достаточно.
Глава 7
Полдень в Зефире
Нос я не сломал, но он распух, как дыня, и через несколько дней приобрел отвратительный багряно-зеленый цвет, а под глазами у меня залегли черные с синевой круги. Сказать, что маму до смерти перепугал мой рассказ о случившемся, было все равно что сказать, что в Мексиканском заливе местами есть водичка. Но главное — я уцелел, а вскоре и мой нос приобрел нормальный вид.
Мисс Грейс вызвала шерифа Эмори, и тот подобрал нас с Лэйни, когда мы пешком возвращались в Зефир по трассе 16. Мне не хотелось перед ним особенно распространяться: в моих ушах еще стоял крик Донни, что, мол, Блэйлоки купили зефирского шерифа с потрохами. Я рассказал об этом отцу, когда родители приехали забрать меня от дока Пэрриша. Отец никак не прокомментировал мой рассказ, но я ясно увидел, что в нем зреет грозовое облако. Я знал, что он не оставит все это просто так.
Мисс Грейс поправилась. Ее отвезли в больницу в Юнион-Тауне, но оттуда она вскоре вышла: пуля не задела никаких жизненно важных органов, рана быстро зажила. У меня было ощущение, что мисс Грейс не из тех, кому удается легко заткнуть рот.
Историю Лэйни и Малыша Стиви Коули я позднее услышал от отца, которому в свое время все рассказал шериф: Лэйни и Донни Блэйлок повстречались в Бирмингеме, где девушка, в семнадцать лет сбежавшая из дома, работала стриптизершей в ночном клубе «Порт-Саид». Донни уговорил Лэйни присоединиться к семейному «бизнесу» Блэйлоков, посулив ей роскошную жизнь и большие деньги. Он убедил ее, что парни с авиабазы — настоящие джентльмены и привыкли щедро платить по счетам. Лэйни согласилась работать у мисс Грейс, но вскоре, подбирая себе летний гардероб у Вулворта, встретилась с Малышом Стиви. Скорее всего, это не была любовь с первого взгляда, но что-то в этом роде и, безусловно, очень романтичное. Малыш Стиви уговорил Лэйни уйти от мисс Грейс и вести добропорядочный образ жизни. Они собирались пожениться. Мисс Грейс не стала мешать Лэйни: ей не нужны были девушки, не способные полностью отдаваться работе. Но к тому времени Донни Блэйлок вообразил себя дружком Лэйни. К тому же он питал давнюю ненависть к Малышу Стиви, поскольку, что бы там ни говорил Донни, Полуночная Мона всегда легко обставляла Большого Дика. Донни решил, что единственный способ заставить Лэйни и дальше работать на Блэйлоков — покончить с Малышом Стиви. Внутри потерпевшей аварию, пылавшей Полуночной Моны сгорели и мечты Лэйни о новой жизни. После смерти Стиви собственная судьба стала ей совершенно безразлична она уже не задумывалась, чем занимается, с кем и где. Как заметила мисс Грейс, душа Лэйни стала грубой, как камень.
Последнее, что я слышал о Лэйни: она решила вернуться домой, повзрослевшая, умудренная жизненным опытом и хлебнувшая лиха.
Впрочем, едва ли кто-нибудь пребывает в уверенности, что все в жизни имеет счастливый конец.
Дошли до меня и кое-какие сведения о Донни. Его арестовали и теперь держали в городской тюрьме рядом со зданием суда. Донни обнаружил фермер с большим дробовиком, когда он танцевал на пару с огородным чучелом. Зрелище железной решетки перед глазами немного привело в порядок мысли Донни и позволило ему обрести здравый ум ровно настолько, чтобы сознаться, что он столкнул с дороги машину с Малышом Стиви. Теперь никто не сомневался, что Донни не удастся уйти от длинной руки правосудия, даже если эта рука запачкана деньгами Блэйлоков.
Пришел ноябрь и коснулся Зефира своими холодными пальцами. Холмы вокруг города сделались коричневыми, листва почти вся облетела. Листья высохли и, когда кто-нибудь ступал на них, громко хрустели под ногами.
Этот хруст мы услышали под окнами своего дома во вторник вечером. В очаге горел огонь, отец читал газету, а мама колдовала над поваренной книгой, изучая рецепт нового пирога или пирожного.
В дверь постучали, и отец поднялся, чтобы открыть. На крыльце в свете фонаря стоял шериф Джуниор Талмэдж Эмори с шляпой в руках, его большеротое лицо было угрюмо. Воротник его куртки был поднят: на улице уже здорово похолодало.
— Можно мне войти, Том? — спросил шериф.
— Не знаю, что и сказать, — ответил отец.
— Ты не хочешь больше со мной разговаривать, это понятно. Я не стану закатывать по этому поводу истерику. Но… я уверен, Том, что ты выслушаешь то, что я хочу сейчас тебе сказать.
Мама подошла к дверям и встала позади отца.
— Пусти его в дом, — сказала она.
Отец распахнул дверь, и шериф вошел.
— Привет, Кори, — бросил он.
Я сидел на полу рядом с камином и делал домашнее задание по истории штата Алабама. Теплое местечко у камина, так любимое Бунтарем, сейчас казалось душераздирающе пустым. Но жизнь все равно продолжалась.
— Привет, — отозвался я.
— Кори, поднимись, пожалуйста, в свою комнату, — приказал мне отец, но шериф Эмори остановил его:
— Том, мне бы хотелось, чтобы Кори тоже слышал, потому что именно благодаря ему все выплыло наружу.
Так я остался сидеть у камина. Шериф Эмори, согнувшись в три погибели, уместил в кресле свое тощее тело Икабода Крейна[7], и положил шляпу на кофейный столик. Потом некоторое время сидел молча, разглядывая серебряную звезду, украшавшую шляпу. Отец снова уселся в кресло, а мама, в любой ситуации остававшаяся гостеприимной хозяйкой, спросила шерифа, не желает ли он подкрепиться куском яблочного пирога или тортом с корицей, на что тот отрицательно покачал головой. Тогда мама тоже опустилась в кресло, стоявшее на таком же расстоянии от камина, что и кресло отца, только с другой стороны.
— Мне недолго осталось носить звание шерифа, — заговорил наконец Эмори. — Мэр Своуп подыскивает нового человека на эту должность, и как только его выбор будет сделан, я сниму звезду. Думаю, что я сложу полномочия к середине месяца. — Шериф тяжело вздохнул. — До начала декабря я собираюсь уехать вместе с семьей из города.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});