его в свое воинство Перун, и про твои раны.
Он немного помолчал, с явным неодобрением глядя на крутящегося возле хозяйских ног пардуса, а потом вдруг широко, обезоруживающе улыбнулся:
— Обидно мне просто, что ты свою красавицу из княжьего града раньше времени увез! И так Ждамир, жадоба, сестрицу, словно преступницу какую, в родовой крепости в чащобе лесной заточил. И ты туда же.
— А что Мураве без меня в Корьдно делать, — тоже с улыбкой, негромко, но твердо проговорил Хельгисон. — Только чужих мужей в искушение вводить!
Святослав на это рассмеялся и как ни в чем не бывало продолжил осмотр кораблей. Неждан же вздохнул с облегчением: правду молвят, вспыльчив русский князь, да отходчив.
Говоря про чащобу непролазную, Святослав, конечно, немало преувеличивал. Градец Тешилов, располагавшийся возле Окского брода в трех днях пути от столицы земли вятичей, со времен Вятока и Ждамира принадлежал великим князьям, из году в год оправдывая свое название. Здесь, пользуясь Тешиловским бродом и перевозом, одним из трех на Оке, каждое лето проходили караваны купцов из Хорезма и Мерва. В окрестных лесах каждую осень светлейшие князья забавлялись охотой, сюда удалялись, если имели с кем переговорить с глазу на глаз. Зимой, когда матушка Ока одевалась в ледяной покров, градец оставался не у дел. Вот Ждамир Корьдненский и решил, что высокие валы да леса, снегами запорошенные, дорогую сестру и от ворога сохранят, и от немилого его сердцу Незнамова сына уберегут.
Зря старался. Плохо он молочного брата знал. Это в Корьдно Неждан недобрых Ждамировых глаз остерегался, любушку от его пересудов берег, а в Тешилов едва ли не каждую седьмицу наведаться ухитрялся, забывая про отдых и сон. А если сам отлучиться от кораблей и других дел не мог, то весточки, писанные на бересте, присылал.
Нередко вместе с ним в Тешилов приезжали и его товарищи с Руси: то Инвар с Торгейром или Радонегом, то Анастасий с кем-нибудь из новгородцев. Несколько раз вместе с Незнамовым сыном в Тешилове гостил и Хельги-воевода. Тешил Всеславу гусельной игрой, вел тонцы от Ираклиона, о подвигах побратима рассказывал, поклоны да подарки от жены молодой передавал, а вскоре после Велесовой недели и саму ее в Тешилов привез:
— Уважь, хозяюшка, позволь моей голубке немного у тебя пожить. Пока я в разъездах да заботах о снаряжении войска, боюсь, как бы она совсем не заскучала одна в Корьдно без тебя да других подруг.
Всеслава, понятно, не возражала, тем более, что не хуже прочих знала о похождениях русского князя. Предполагалось, что Мурава пробудет в Тешилове до дня первого весеннего полнолуния, то есть, до Пасхи Христовой. А там сойдет лед и начнется путь: молодой боярыне — в родной Новгород, русскому воинству — в землю хазарскую. И лишь Всеславе-княжне суждено, оставшись на берегах Оки, точить слезы, тосковать по милому другу да ждать вестей. Ох, Всеслава, Всеславушка! Зоренька ясная! Нет без тебя ни жизни, ни радости. И скорей бы уж начинался этот хазарский поход!
Слава Олегова
Тем временем Святослав, закончив осмотр кораблей и похвалив ватажников за хорошую работу, продолжил начатый с Хельги еще по дороге разговор. Побратим только что вернулся из Дорогобужа, куда он ездил, чтобы проводить в Корьдно прибывшего к русскому князю посла басилевса патрикия Калокира.
— Так что ты мне хотел сказать про этого раззолоченного ромея? — не скрывая своего нетерпения, поинтересовался великий князь.
— Да что тут говорить, — развел Лютобор руками. — Я, кажется, уже все сказал, не веришь, княже, нам с Анастасием, спроси у побратима.
— Ты Калокира-патрикия знаешь? — повернулся к Неждану князь.
— Сына стратига Херсонской фемы? — уточнил бывший гридень. — Того, который всю осаду Ираклиона за спинами своих людей прятался, приказами неразумными неизвестно сколько народу погубил, а потом еще и награду получил из рук Никифора Фонки. Так его теперь патрикием сделали?
Святослав с усмешкой покачал головой:
— Лестная характеристика, ничего не скажешь! В устах твоего прежнего вождя это все как-то мягче звучало.
— Так он с воеводами больше общался, а я с простыми воями, — окончательно осмелев, пояснил Неждан.
— А я ничему и не удивляюсь, — равнодушно пожал плечами Святослав. — У ромеев обманщик на обманщике сидит и трус на трусе. То-то они край за краем теряют. Только что мне до этого? Я с Калокиром брататься не собираюсь. А вот о предложении басилевса стоит подумать! Одолеть хазар, договориться с вятичами да отправиться к болгарам на Дунай! Объединить под своей рукой все славянские народы!
Глаза его загорелись, на обветренных скулах запылал румянец. Он видел такие дали, от которых только дух захватывало. И понятно, что слова Лютобора, возвращавшие обратно на землю, не сумели его порадовать:
— Ромеи просто боятся, что ты из низовий Итиля и Дона повернешь прямо на Херсонес! Вот они тебя отвлечь и пытаются. Конечно, им выгодно, чтобы не стало хазар, только вряд ли им по нраву придется, если русский князь вместо кагана станет властвовать в степи.
— Да что мне в степи делать? — недовольно топнул ногой Святослав. — У нищих печенегов овчину да шерсть на скоры и лен менять? Нет, брат, степь мне мала! Хочу шеломом Дуная испить, соли моря Русского изведать! Затмить славу Олегову! Поквитаться с ромеями за отцовский позор! Впрочем, — продолжал он, тряхнув головой, — в одном ты, брат, прав. Для нас для всех путь к морю Русскому лежит через море Хвалисское, и не будь я внуком Рюрика, если мы его не пройдем!
Он замолчал, глядя на готовую раскрыться реку, которой предстояло нести его и его войско в хазарский град, потом продолжал уже обыденным тоном:
— Ну, ладно! Пойду я. А то время обеденное, а у вас, постников, небось, и шматка сала не отыщешь.
— Для тебя, княже, — начал было Хельги, но Святослав только в досаде рукой махнул. — Ну да, конечно! Вот удовольствие сидеть любоваться, как вы тут пустые щи хлебаете!
Он перевел взгляд на Неждана и его притихшую ватагу и недовольно наморщил нос:
— Ну ладно Хельгисон, ему все эти святые великомученики нынче почти что родня, а тебе, разбойничек, на что этот ромейский обычай?
Неждан предпочел промолчать, со смешанным чувством глядя на кряжистую широкоплечую фигуру русского князя. Ну что он мог рассказать ему, рожденному для власти, ведущему свой род от Огненного сокола, посланника грозного Перуна, о Боге Милосердном, судившем людей не по древности их рода, а лишь по их мыслям и делам, равнявшем в Царствии Своем князей и последних холопов.
Ох, Всеслава, Всеславушка! Кабы и тебе