— Похоже, вы потерпели неудачу, — холодно констатировал Лэнгли.
— Я очень об этом сожалею. Я готов убить Фенвика за это.
— Как вы собираетесь загладить свою вину, Уэйкфилд?
— Мои намерения относительно Оливии благородны, уверяю вас.
— Вот как? — Лэнгли глотками отпивал портвейн, глядя на Макса поверх края бокала. — Исходя из слов Фенвика, это отнюдь не так.
— Фенвик осел, — отрезал Макс.
— Это верно, — кивнул Лэнгли. — Так в чем же ваши благородные намерения?
Это был еще один секрет, который Макс предпочел бы оставить при себе. Как же он ненавидел Фенвика за то, что он сделал в клубе. Будут последствия, которые Макс не мог предвидеть. Они станут предметом сплетен, но каких именно? Его никогда не интересовали ни сплетни, ни скандалы, и Макс не знал, чего от этого ждать.
— Я намерен просить Стрэтфорда разрешить мне ухаживать за ней этой весной. А летом я хочу сделать ей предложение выйти за меня замуж.
— А вы в курсе, что у мисс Донован нет никаких связей? Ее семья не знатная и…
— Я ничего не знаю о ее семье, и мне все равно, знатная она или нет.
— Но это по меньшей мере недальновидно, Уэйкфилд. Вы забыли о своем новом статусе?
Макс фыркнул. Разве он может об этом забыть? Даже если бы смог, всегда поблизости найдется человек, который будет все время ему об этом напоминать.
— Нет, не забыл. И поверьте, я буду не первый герцог в английской истории, женившийся на простолюдинке.
Лэнгли вдруг улыбнулся, что с ним случалось крайне редко.
— Что ж, я доволен. Боюсь, если бы вы дали мне другой ответ, на рассвете между нами была бы дуэль.
— Значит, вы рады, что не пришлось прибегнуть к насилию?
— Не совсем. Я не могу поверить, что вы заключили такое пари с Фенвиком — уже тот факт, что вы решились на такое, заставляет сомневаться в вашей чести.
Макс не мог винить Лэнгли за такой вывод.
— Я буду наблюдать за вами, Уэйкфилд. И если к концу лета вы не сделаете предложение мисс Донован, вам придется держать ответ передо мной.
Почему этот человек так печется о сестрах Донован? — удивился Макс.
— Скажите мне, Лэнгли, какова истинная природа ваших отношений с Донованами?
— Вы, может, помните, что я когда-то был обручен с графиней, — улыбнулся Лэнгли.
— До меня доходили слухи, но сплетни такого рода никогда меня не интересовали. А что же тогда случилось?
— Она влюбилась в Стрэтфорда.
— И все же вы остались хорошими друзьями и с ним, и с графиней. Достаточно для того, чтобы вступиться за честь ее сестры.
Лэнгли снова улыбнулся:
Это долгая и некрасивая история, Уэйкфилд. Если вы в конце концов женитесь на мисс Донован, может, когда-нибудь вы ее узнаете. А пока достаточно сказать… мы с графиней стали друзьями, как и со Стрэтфордом. Только это сейчас имеет значение.
Несмотря на улыбку, глаза Лэнгли оставались печальными, и Макс понял, что многое осталось недосказанным. Но ему не стоит вмешиваться. Макс отсалютовал Лэнгли бокалом.
— Не беспокойтесь, капитан Лэнгли, уже до конца следующего года я намерен сделать Оливию Донован своей женой.
Прошла неделя, а снедаемый ненавистью к Максу Фенвик никак не мог успокоиться.
Максвелл Бьюкенен стал герцогом. Превзошел его в статусе и титуле.
Что хуже — гораздо хуже, — он переиграл Фенвика в его собственной игре соблазнения. Он преуспел там, где Фенвик потерпел неудачу.
Он был так уверен, что у Макса ничего не получится с Оливией Донован, так же, как и у него. Но у него получилось. Этот негодяй соблазнил ее. Он прикасался к ней… снова и снова.
За одно это Фенвик мог бы убить Макса. За то, что тот прикасался к тому, что он считал своим с того самого момента, как он положил глаз на эту женщину.
Он всегда презирал Максвелла Бьюкенена за то, что он всегда, всю их жизнь, смотрел на него свысока, считая себя лучше Фенвика не только в умственном и физическом отношении, но и в моральном тоже.
Фенвик вспомнил, как тогда на балу в прошлом сезоне Макс презрительно поджимал губы, когда они обсуждали Оливию Донован, и как он спросил о Беатрис только для того, чтобы вызвать у него хоть какую-нибудь реакцию. Он тогда поблагодарил Макса за его беспокойство, хотя на самом деле Фенвику хотелось показать ему Беатрис и закричать: «Посмотри на эту толстуху! Разве я могу спать с ней, тем более не изменять?»
Беатрис была далеко, в Суссексе, иначе, как знать, может, он и вправду мог сказать такое.
Два года назад Беатрис была идеальной невестой. Она была из очень высокопоставленной семьи, и у нее было свое собственное огромное наследство. Беатрис была тихой и застенчивой, но держалась гордо. У нее были сильные бедра, что было залогом способности к деторождению. Два года назад она была первой красавицей лондонского сезона. Любой мужчина был бы счастлив взять ее в жены.
Фенвик обожал соревноваться, а кроме того, ему нравилось побеждать. Он сделал все от него зависящее, чтобы завоевать Беатрис, и ему это удалось. Их свадьба в окружении всех этих джентльменов, смотревших на него с завистью, была вершиной его успеха в жизни.
Только после женитьбы он понял, какая она на самом деле скучная. Беатрис была такой слабовольной, что его просто от нее тошнило.
Макс сам видел, во что превратилась несчастная жена Фенвика за два года. Теперь он должен понимать, почему Фенвик предпочитал жене куртизанок и других женщин. Нельзя винить мужчину за то, что он ищет удовлетворения на стороне при такой тупой дуре.
Тем не менее Макс по-прежнему смотрит на Фенвика свысока. Это бесило Фенвика, заставляло его желать свернуть Максу шею и стереть с его лица это выражение превосходства.
А теперь… еще и это.
Фенвик оглядел свой письменный стол. Газета лежала в самом центре полированной поверхности.
Ему были видны черные строчки статьи, означавшей его конец. Какой-то негодяй из клуба позволил этой истории просочиться в прессу.
В статье говорилось в завуалированной форме (имена не назывались), что в некоем мужском клубе в районе С. лорд Ф. предложил заключить пари лорду X., недавно получившему титул герцога.
Вот так. Любой дурак в Лондоне поймет, кто скрывается за этими буквами.
В статье говорилось о старом пари, заключавшемся в том, кто из них первым получит титул герцога, а также об еще одном, при этом имя леди не упоминалось. Фенвику очень хотелось, чтобы это имя всплыло. Ему бы понравилось наблюдать, как эта семейка, а особенно Оливия, стала бы выкручиваться.
Увы, даже этого крохотного удовольствия он был лишен. Для него все было плохо. Далее мелким шрифтом было написано, что не только никто не видел лорда Ф. гуляющим по Лондону в одной рубашке, поскольку его враг все-таки стал герцогом раньше его, никто не мог себе вообразить, что он мог бы позволить себе такое неприличие даже ради спасения свой чести.