тебе дорогу. Лучше всего поступить тогда по примеру Цезаря, когда он в Галлии оказался с войском у берегов какой-то реки, на другом берегу которой находился галльский вождь Верцингеторик со своими отрядами. Цезарь несколько дней подряд двигался вдоль берега — и то же самое делал неприятель. Наконец он остановился в густом лесу, где можно было легко спрятать войско, отделив от каждого легиона 3 когорты, приказав им оставаться на месте и сейчас же после его ухода перебросить через реку мост и укрепить его; сам же с остальной частью войска пошел дальше. Верцингеторик опять двинулся за ним, так как видел перед собой то же число легионов и не думал, что какая-нибудь часть их осталась позади. Цезарь же, рассчитав время, когда мост должен был быть готов, повернул обратно и, найдя все в порядке, переправился через реку без всякого затруднения.
Заноби. Знаете ли вы какой-нибудь способ находить брод?
Фабрицио. Да. Стоячие воды реки всегда отделены от текущих особой полосой; в этом месте река обычно мелка, и можно перейти ее вброд, так как здесь наносится песок, увлеченный течением со дна. Этот способ определять брод множество раз проверялся на опыте и безусловно точен.
Заноби. Как поступите вы, если дно окажется вязким и лошадей начнет затягивать?
Фабрицио. В этих случаях в воду бросают фашины и переправляются по ним. Однако не будем отклоняться от главного. Бывает иногда, что полководец зайдет со своим войском в ущелье между двумя высокими горами, из которого есть только два выхода и оба заняты неприятелем. Тогда остается лишь пуститься на хитрость, уже испытанную в таких обстоятельствах: надо перекопать ущелье сзади глубоким, труднодоступным рвом и внушить неприятелю, что вы постараетесь задержать его на этом участке и, обеспечив свой тыл, будете всеми силами прорываться через свободный проход.
Неприятель, поддавшийся на эту уловку, укрепляется со стороны свободного выхода из ущелья и перестает обращать внимание на часть ущелья, закрытую рвом. Тогда вы перебрасываете через ров деревянный мост, заготовленный уже раньше, и, беспрепятственно пройдя по нему, ускользаете от противника. Римского консула Луция Минуция, воевавшего в Лигурии, враги загнали в ущелье, отрезав ему все выходы. Решив все же прорваться, консул выслал в направлении, занятом неприятелем, несколько бывших у него в войске нумидийских всадников, плохо вооруженных, ехавших на маленьких тощих лошадках. Враги заметили их и сначала приготовились к защите прохода, но, увидев, что эти люди едут в беспорядке на лошадях, которые, по их понятиям, никуда не годятся, успокоились и перестали за ними следить. Нумидийцы сейчас же воспользовались этой оплошностью, дали шпоры лошадям, ударили по врагу и пробились с такой быстротой, что неприятель ничего с ними сделать не мог; вырвавшись на волю, они грабили и опустошали местность и этим заставили противника отойти, выпустив войска Луция из ловушки.
Некоторые полководцы, защищаясь против сильнейшего противника, стягивали все свои силы на небольшом пространстве и позволяли окружить себя, а потом, заметив слабейшее место неприятельской линии, направляли на него главный удар, пробивали себе дорогу и благополучно уходили.
Марк Антоний, преследуемый парфянами, обратил внимание на то, что они всегда нападали на него в самый момент выступления, на рассвете, и потом всю дорогу не переставали его тревожить; поэтому он отдал приказ не выступать до полудня. Парфяне решили, что он в этот день дальше не двинется, и возвратились в свои палатки, а Антоний весь день шел совершенно спокойно. Тот же полководец придумал для зашиты от парфянских стрел такое средство: он приказал солдатам опуститься при появлении неприятеля на одно колено, причем вторая шеренга щитами своими закрывала первую, третья — вторую, четвертая — третью и так далее; все войско оказалось таким образом прикрытым как бы кровлей, защитившей его от вражеских луков.
Вот все, что я мог сказать вам о неожиданностях, возможных во время похода. Если у вас нет вопросов, перейдем теперь к другому предмету беседы.
КНИГА ШЕСТАЯ
Заноби. Мне кажется, я должен сейчас сложить свои обязанности и передать их Баттисте, так как разговор наш переходит на другие предметы. Мы последуем в этом примеру хороших полководцев, которые, по словам синьора Фабрицио, размешают лучших солдат спереди и сзади, дабы передовые линии отважно начали бой, а задние так же отважно его завершили. Козимо разумно повел беседу, и Баттиста столь же разумно ее закончит. Мы с Луиджи поддерживали ее, как могли. Каждый из нас нес свою долю охотно, и Баттиста, думается мне, тоже не откажется.
Баттиста. Я подчинялся до сих пор руководству друзей, готов подчиняться ему и дальше. Итак, синьор, благоволите продолжать вашу речь и простите, что мы прерываем вас этими любезностями.
Фабрицио. Я уже говорил вам, что это мне только приятно. Прерывая меня, вы не утомляете, а, наоборот, освежаете мою мысль.
Вернемся, однако, к главному предмету беседы — нам надо теперь устроить лагерь для войск. Вы знаете, что все в мире стремится к отдыху и безопасности, ибо, когда нет настоящего спокойствия, отдых не полон. Может быть, вы считали бы более правильным, чтобы я сначала расположил войско в лагере, затем рассказал бы вам о походном порядке и закончил боевым построением, между тем как мы шли обратным путем. Мы были вынуждены так поступить, ибо, описывая вам походный порядок и перестройку его из походного в боевой, мне нужно было сначала показать, как войско строится к бою.
Возвращаясь, однако, к началу беседы, я должен сказать, что лагерь безопасен только тогда, когда он крепок и благоустроен. Благоустройство дается распорядительностью полководца, крепость — природой и искусством. Греки любили защищенные места и никогда не остановились бы лагерем там, где нет ни скал, ни речного обрыва, ни леса, ни другой естественной защиты. Римляне же полагались в этих делах не столько на природу, сколько на искусство и никогда не устроили бы лагеря в местности, где было бы невозможно развернуть все войско по принятым у них правилам. Это давало им возможность всегда придерживаться одной формы лагерного устройства, ибо они не подчинялись природе местности, а, наоборот, подчиняли ее себе.
Греки не могли так поступать, ибо приноравливались к местности, а так как характер ее меняется, то им точно так же приходилось изменять лагерное расположение войск и форму самого лагеря. Римляне же действовали иначе, и, если природа защищала их слишком слабо, они восполняли этот недостаток искусством и знанием.
В течение всей нашей беседы я настаивал на подражании римлянам и сейчас буду следовать им в