«Дядя Бода» охотно вспоминал все охотничьи и рыбацкие похождения разных лет.
– А он сильно изменился с того времени?
– Да понимаете, ребята… – «дядя Бода» смущенно разводил руками, и сразу становилось видно – он сам первый раз обратил на это внимание. – Да понимаете, он вроде и вобще не изменялся…
А можно найти фотографии того времени? Конечно! Приходите, ребята, посмотрим фотографии, повспоминаем… Вспоминал «дядя Бода» долго, со вкусом, рассказал массу интересных деталей, поил чаем с цветочными, ягодными добавками – сам собирал, смешивал, испытывал. Только вот фотографий, как оказалось, нет. В смысле – дяди Вани нет. Вообще все выехавшие охотно фотографировались на память, фотографий получалось много, вплоть до старинных, еще на стекле. Но вот дяди Вани почему-то на них не было.
– Отлично помню, пленку на него извел! На характерного такого…
Пленка не находилась. На этой фотографии вроде бы был дядя Ваня, только он наклонился.
На другой фотографии – отвернулся. Вот вроде бы он, но по фотобумаге расплывается радужное пятнышко – как раз на месте лица дяди Вани. Надо же, чтобы изъян фотобумаги, и как раз на этом месте! А где негатив? Нет негатива… Пес его знает, куда задевался.
В общем, ни одной фотографии дяди Вани не обнаружил обескураженный «дядя Бода» в своей огромной коллекции.
Ладно, найдем в отделе кадров, благо имелись знакомства. Но выяснилась еще более загадочная деталь: в отделе кадров помнили, что дядя Ваня работал в университете с 1920 года, это факт. Он считался ветераном труда, и ему регулярно посылали открытки с Первым мая и Седьмым ноября и приглашали на торжественные собрания. А он так же регулярно на собрания не приезжал.
Но вот фотокарточка дяди Вани в личном деле отсутствовала. Вообще. Может быть, в те времена не полагались фотографии в личное дело, их и не вклеивали? Во-первых, полагались и вклеивали, хотя и не так обязательно. Во-вторых, кого приняли раньше и не вклеили, тем довклеили потом… Почему же так и не было фотографии дяди Вани?!
В-третьих, ни в личном деле, ни в одной ведомости не было ни одной росписи дяди Вани. Почему?!
В личном деле расписался начальник, тогда можно было, а с тех пор личного дела не меняли, так и лежит.
В ведомости… Гм… Да так как-то повелось – зарплату дядя Ваня получает обычно не в срок, ему оставляют, а сами расписываются. Проблем никогда не бывало, претензии не появлялись, все в порядке…
А с какого времени так повелось? Ох, не знаем, с очень давнего. Мы как начали работать, уже так было… А кроме того, в пожелтевшем личном деле дяди Вани стояли любопытные пометки: «личн. утв.». То есть запись вносилась не на основании документов; запись вносилась по «личным утверждениям», на основании устных заявлений.
Иван Иваныч Иванов – по «личн. утв.». Родился в 1895 году, в деревне Большой Угор – по «личн. утв.». Не был. Не состоял. Не привлекался. Родители – беспартийные, маломощные, безлошадные, сочувствующие. Все – только по «личн. утв.».
В личном деле еще была справка: вырванный откуда-то листок бумаги, разлинованный вручную кем-то неровными, как змеи, чертами. И по этим продольным чертам косым, старомодным почерком, с дикими ошибками, справка: что в деревне Большой Угор церковь сгорела, сожженная империалистическими хищниками, что поэтому сообщенные Ивановым сведения проверить нет никакой возможности, но и необходимости тоже, потому что пролетарское происхождение Иванова и так видно сразу, и брать на работу его можно.
Еще же одна пикантность состояла в том, что церковь в Большом Угоре стояла себе и стояла до сих пор. А церковные книги Угорского прихода были сожжены вовсе не «империалистическими хищниками» в 1919, а коммунистами в 1934, когда по всей России-матушке закрывались церкви и сжигались, «по просьбе трудящихся», церковные книги. А значит, в 1920 году не было ни малейшей проблемы в том, чтобы проверить любые «личн. утв.», сделанные по поводу человека, родившегося в Большом Угоре. И уж, конечно, даже церковных книг совершенно не было нужно, чтобы выяснить – живет ли в Большом Угоре такая семья Ивановых и какого она такого происхождения…
А если называть вещи своими именами, получалось: в 1920 году на стационар прибился и устроился работать абсолютно неизвестно кто. Иванов – а может, и не Иванов. Из Угора – а может быть, не из Угора. Родился в 1895 – а может быть, и не в 1895.
Человек… Или не человек? Женится – но дети не рождаются. И – ни одной фотографии. Что же это обитает на стационаре, называется сторожем?!
Опять плавали в воздухе, колыхались пласты сизого дыма. Друзья думали, думали и думали, вспоминали все, связанное с дядей Ваней. Дядю Ваню никто никогда не кусал: ни собаки, ни кошки, ни комары.
Вообще. Всех людей, которые долго работают в лесу, комары кусают меньше новичков, это факт. Но так, чтобы комары совсем переставали кусать кого-то, – так не бывает. Дядя Ваня оставался исключением, и в свете всего остального уж очень необычным исключением.
Уважительно посмеиваясь, парням рассказали, как дядя Ваня показал как-то на светлое пятнышко на склоне: марал! В бинокль еле удалось разглядеть, что зверь – крупный самец, и что идет, как будто, на дно распадка.
– Двенадцать отростков, – сказал тогда дядя Ваня, и через несколько часов, когда добыли марала, убедились – отростков на рогах было двенадцать.
Дядя Ваня курил, как паровоз, но нюх у него был фантастический. Даже грибы он чуял за несколько метров.
Все это – в восемьдесят три года?! И добычливый какой… У Андрея – три хариуза, у Валеры – пять, а дядя Ваня посмеивается, снимает с крючка двадцать третьего. Но всегда по делу брал, никогда лишнего. И как будто знал, сколько возьмет… Уходит в лес без еды: там поймаю. Это же надо какую уверенность в себе надо иметь, чтобы точно знать: сколько возьмешь в лесу, чего и когда?
И умелый. Всегда все получается, даже и с первого раза. Машину никогда не водил, а надо было – сел, повел. Правда, не понравилось: на лошади, мол, лучше. Но повел!
В шахматы никогда не играл, только в шашки. Показали ему, сел за доску, скоро сам начал выигрывать.
И ходит по лесу бесшумно… Парни, и сами хорошие ходоки, могли только завидовать дяде Ване. Он возникал всегда стремительно, внезапно, всегда показывал что-то интересное и так же мгновенно исчезал: ветка не шелохнется, сучок не захрустит.
Где-то в третьем часу ночи Андрей разогнал ладонью пласты табачного туманища:
– А ты когда-нибудь видел у дяди Вани спину?
Вопрос был шизофренический, нет спору, потому что спину нельзя видеть только у одного существа – у лешего. Валерка рывком сел на кровати, напрягся…
– Нет! – придушенно сказал он. – Нет, не видел!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});