Отец взял Арину под руку, отвёл от дверей и спросил:
— Ну, зачем ты здесь, Ариш? Чем ты ему поможешь, всё ведь хорошо?
— Пап, — она пожевала губу, подбирая слова. — Я в порядке. И не с таким справлялась, ты ведь знаешь. А дома мне будет хуже.
Мужчина вновь выпрямил плечи и шмыгнул носом. Арине показалось, что он скажет стоящий аргумент, но отец промолчал, отведя глаза.
— Всё, давай без вот этого недовольства. — Девушка взяла его под руку, которую мужчина держал в кармане, и вернулась к лифту. — Ты сам сейчас куда? На службу?
— Дела в городе. — Выдохнул Отец. — Поехали со мной, позавтракаем?
— Не, папуль. Кофе здесь попью и каша тут супер. — Они вошли в лифт. — Рисовая, на молоке и с кусочком масла, как в садике воинской части. Не думала, что в больницах так балуют!
Отец всё настойчивее звал домой, на завтрак, всё чаще вздыхал и чаще дёргал плечами. Сдался с трудом. Арина даже начала злиться на него за то, что он пытается оттащить её от ненавистного человека, но быстро остыла. Подумала, что виной тому забота, которую отец уважительно старался оставить ненавязчивой. А ведь мог бы увезти её силой, разлучить с Лёшей одним приказом, отданным своим людям.
Уже возле служебной машины он спросил:
— Что собирается делать твой пороховщик?
Арина дольше раздумывала над словом «пороховщик», чем над планом.
— Сперва он собирается встать на ноги.
— А ты? С ним собираешься стоять? Даже после всего, во что он тебя втянул?
Арина размеренно выдохнула и втянула свежую порцию городского прогорклого воздуха.
— Пап, спасибо, что приехал, правда. Но я буду здесь, с ним. — Она обняла отца, закинув руки ему на плечи. Мужчина, погладил дочь по спине и, отведя глаза, забрался в машину.
Арина проводила тонированный автомобиль взглядом, осмотрела парковку и ещё пару минут провела в раздумьях. Она размышляла, видела ли отца таким напряжённым когда-нибудь раньше. Так и не вспомнила, прежде чем в сумке зажужжал телефон:
— Алло, Максим?
— Арина, убирайтесь из больницы!
— Почему? — девушка нервно осмотрела пустую парковку. — Нашёл?
— Илья вчера вечером запросил и снял со счетов крупную сумму денег, часть суммы перевёл физическим лицам. А сегодня ездит проверка, якобы инициатива здравоохранения. Проверяют хирургии, но подозреваю, что заглядывают и в другие отделения.
— А можно их как-то развернуть? — девушка стремительно неслась к лифту.
— Отец может, но если их не пустят именно сюда…
— Ну да, подозрение. Спасибо, Макс, огромное!
— Что собираешься делать?
— Попробую увезти его.
— Есть куда?
— Да, есть одно место. Спасибо, ещё раз! — она сунула телефон в карман и рванула по коридору в кабинет главврача. Ворвалась без стука: — Здравствуйте! Скажите, пациента из 27-ой можно перевозить?
10
После нелёгкого боя с докторами, она вернулась в палату:
— Лёша. — Ей пришлось его разбудить. Мужчина тут же распахнул глаза от голоса Арины, будто вовсе не спал. — Илья шмонает больницы. Нам нужно тебя увезти.
Он отвёл взгляд от её лица, разомкнул пересохшие губы и сказал:
— Я не собираюсь от него убегать.
— Не поняла тебя, Лёш. — Она села ближе на постели и заставила снова посмотреть на себя. — Вряд ли он ищет тебя, чтобы извиниться. Выключи эту неуместную смелость! — Арина опустилась и поцеловала Лёшу. Его губы царапали, щетина кололась, но это был его поцелуй. С его вкусом и его властными движениями.
— Что, спрячемся в областной санаторий-клоповник? — губы мужчины растянулись в беспечной улыбке, такой, словно не было в жизни ни одной насущной проблемы.
— Ты же говорил, другие времена. Как на счёт космической орбиты?
Глава 11. Шок и дезориентация
1
За скромные чаевые таксист помог подняться Лёше на четвёртый этаж советской хрущёвки. Арина заплатила бы и больше, ведь сама как прутик гнулась под его весом. Лёша шёл бы и сам благодаря своей упёртости, но никакое самообладание не маскировало выражения физической боли на бледном лице.
Арина открыла деревянную дверь с простеньким замком и щёлкнула выключателем у входа. Мало что изменилось со смерти дедушки. Только яркость цветастых ковров на полах спряталась под слоем пыли.
— Почти клоповник. — Девушка скинула со скрипучего диванчика покрывало и помогла Лёше лечь.
— Здесь есть вода? В горле пересохло.
— Конечно, сейчас. — Меньше чем через минуту она вернулась из кухни с белой кружкой и протянула Лёше. Он растянул губы в веселой улыбке.
— Что? — Арина наклонилась и поднесла воду к его губам.
— Подаешь в правую руку, постоянно забываешь, что я левша.
— Точно, ещё и это. Какой же ты проблемный.
— Ари, не ворчи. — Он бережно положил поцелуй на её ладонь и опустошил кружку.
Девушка поставила её на темный журнальный столик, но только она знала, что он тёмный, поскольку его поверхность была спрятана от пыли белой холщёвой тканью. Затем скинула с ног кроссовки:
— Я не ворчу. Я возмущаюсь. — Она забралась на диван, перешагнула через Лёшу и легла рядом. Устало вздохнула.
— Ты не обязана здесь быть.
— Ага, я в курсе.
— Ну, так езжай домой. Разве у тебя нет дел, работы? Дети по тебе, наверно, соскучились.
— Меня сейчас волнует только один ребенок, ему тридцать годиков и ему просто необходима нянька.
Мужчина посмеялся, поднял взгляд к потолку и рассудительно произнёс:
— Твой характер, никак не привыкну. Боюсь думать, что ты вытворяла подростком.
— Именно, что ничего. Вытворять я начала, когда съехала от родителей. И то не сразу.
— Поверю, но не охотно.
— А ты? — девушка подвинулась ближе и бережно уложила свои объятия на его груди. — Ты каким был ребенком?
— Непостоянным. — Подумав, с ухмылкой ответил Лёша.
— И что это значит?
— Меня бросало от скромного прилежного ученика и радости семьи к замкнутому, но высокомерному гаденышу.
— Так говоришь, как будто ты сейчас определился. — Буркнула Арина.
— Думаешь, пора? — тихо посмеялся Лёша.
— Да если бы я знала. До сих пор не понимаю, чего сама хочу от жизни. И главное, чего эта сука хочет от меня.
— В это мне тоже сложно поверить. Разве у тебя в голове нет плана или хотя бы наброска?
— У меня в голове бардак, примерно как у тебя в жизни. Прямо пропорциональный, знаешь ли. В жизни пансион под названием радуга, а в голове панк-концерт на фестивале пива.
— А я думал, что у тебя и там и там панк-концерт в пансионате. Ты самый слаженный человек, которого я знаю, самый цельный.
— Не надо давать мне оценку. — Нахмурилась она.
— Почему?
— Мне никогда не хотелось знать, какой меня видят другие люди.
— И