Читать интересную книгу Двойная игра - Александр Карасимеонов

Донков угадал. Письмо так и начиналось: «Товарищ следователь» – именно эти два слова, оставившие отпечаток на другом листке и считавшиеся исчезнувшими, вдруг, как из небытия, возникли перед моими глазами. Я вспомнил лист, изготовленный в лаборатории, нечто вроде гипсовой маски с лица усопшего. Тогда у нас в руках был лишь фрагмент портрета, а теперь весь он целиком оказался у меня в руках. Письмо было подписано Зорницей Стойновой. Вот его полный текст – я перечел его трижды, чувствуя на своей шее прерывистое дыхание Донкова, заглядывавшего через мое плечо.

«Товарищ следователь!

Целый день звонила по телефону, который вы мне дали, но никто не отвечал. Около пяти часов пришли девушки, воинственные, как петухи, и стали требовать от меня деньги (опять эти проклятые деньги), которые Ангел снял со сберкнижки. Денег, как вы сами знаете, у меня нет, я жутко разозлилась и выгнала девушек. Может, я и не совсем права, но и они были не правы!.. Одна из них страшно меня оскорбила, обвинила меня бог знает в чем, это просто меня потрясло…

И раз мне не удалось вас разыскать, я решила написать вам обо всем, что вы должны знать.

В наших с вами разговорах я была откровенной, когда дело касалось моих отношений с Ангелом, моих душевных переживаний, моих, если можно так выразиться, взглядов на жизнь. (Хочу вам сказать «спасибо», мне было приятно с вами говорить, такой собеседник не часто встречается.)

И хотя я вправду была откровенной, все-таки кое-что важное я скрыла, а если честно признаться, даже соврала. Не хочу оправдываться, скажу только, что мне захотелось смыть с себя обвинения – ведь после всего, что случилось, я могла себя обвинять (да и любой человек меня бы обвинил) в том, что Ангел решил покончить с собой… И потому вместо того, чтобы рассказать все, как было в тот вечер, я выдумала вариант, который меня во многом оправдывал, и даже сама почти поверила в то, что так все и было.

С отвращением начинаю свой рассказ. На самом деле мы уехали с Красеном Биляловым в Стара-Загору не после обеда, а гораздо позднее, где-то в половине одиннадцатого. Как вы сами догадываетесь, встреча с Ангелом у меня все-таки была. Мы не виделись с лета, и согласилась я на эту встречу только потому, что в этот вечер должна была уехать. Конечно, я хотела быть до конца твердой с Ангелом, но не надеялась на себя, боялась, что уступлю его просьбам. А тут поневоле встреча должна была быть короткой, у него не было никакой возможности добиться своего, даже если б я и размякла, потому что Красен должен был зайти за мной в восемь часов.

Чувствую, что не смогу рассказать все обстоятельно. У меня на это просто духу не хватит. Спешу изо всех сил, пока набралась смелости. Мне так противно! Не сердитесь на меня, это мои нервы…

Вначале разговор у нас с Ангелом не клеился. Мы молчали. Он заговорил первый. Каялся и просил прощения. Он сто раз уже делал это по телефону, и я сказала ему об этом. А он стал уверять, будто то, что было между нами, – настоящее, и могло быть навсегда. Дескать, пересмотрел всю свою жизнь, увидел, что сам ее усложнил, и теперь хочет ее упростить и жить, как все нормальные люди. Я сказала, что не хочу вдаваться в то, какие у него сложности в жизни, что мне она не кажется такой уж сложной. Он ответил, что ему надо уладить какие-то серьезные счеты с Патроневым, что он решил покончить с «идиотской историей», в которую они оба впутались, – вероятно, имел в виду историю с золотом, о которой мне потом говорил Патронев, вы об этом знаете. Но главное, что сказал мне Ангел, это то, что он принял решение порвать с дочерью, то есть не совсем порвать, но относиться к ней как к человеку, который живет своей собственной жизнью. Я сказала, что это его личное дело! Он рассердился, но не вспылил, сдержался. Потом он попросил коньяку. Я принесла коньяк, но сказала, что ведь он на машине и ему нельзя пить. Тогда он обругал гаишников и начал быстро пить рюмку за рюмкой. Полбутылки выпил минут за десять. Мне кажется, что ему просто хотелось напиться, видно, так уж у него много всего накопилось в душе, что нужна была разрядка… Теперь я вспоминаю, что когда он начал пить коньяк, Красен Билялов уже сидел в кухне. Красен пришел ровно в восемь, когда мы с Ангелом еще вели мирный дипломатический разговор, он меня уговаривал, а я отказывалась. Красен пришел как раз в этот момент, у него был ключ, и он спрятался в кухне и потом уже слышал все, о чем мы говорили, – сами знаете, что такое панельный дом, в соседней комнате каждое слово слышно.

Сейчас, задним числом все припоминая, я думаю, что для того, что произошло между мной и Ангелом, присутствие Красена Билялова имело большое значение. Думаю, разговор у нас пошел бы иначе, может, я бы уступила или хотя бы пожалела Ангела, потому что его и впрямь жалко было… Но я знала, что Красен в кухне и все слышит, это придавало мне, как я тогда считала, силы. А сейчас думаю, что это его присутствие было решающим, что оно в сущности помешало Ангелу добиться своей цели. Вот видите, как я об этом рассказываю, словно речь идет о решении другого человека, а не о моем решении, и я словно бы хочу свалить свою вину на другого… Когда у Ангела началась истерика, я искренне пожалела, что Красен подслушивает, но прогнать его не могла.

Дальше буду короче, хватит мне оправдываться. Ангел напился и начал безо всякого стеснения унижаться. Сначала он прослезился – я думала, это он спьяну расчувствовался… И сказала ему, что мне пора уезжать, за мной сейчас зайдут. Он заплакал, сначала беззвучно, потом начал громко всхлипывать. Ужасное зрелище! Никогда бы не подумала, что мужчина может дойти до такого. Меня зло взяло, что Красен там, за стеной. В какой-то момент мне даже захотелось успокоить Ангела, приласкать его, как ребенка. Не смейтесь! Я говорю искренне! Такие уж мы, женщины. Не много нам надо, чтобы простить. Ангел, верно, на это и рассчитывал, сознательно или бессознательно… Но я осталась твердой, холодно смотрела, как он плачет, и сейчас даже сама прихожу от себя в ужас. Тогда случилось самое страшное. Он стал вытаскивать пачки денег из внутренних карманов, достал четыре пачки двадцатилевовых бумажек и положил торжественно передо мной. Для меня он их, оказывается, копил, для нашей будущей семейной жизни, и хочет мне их отдать, они мои. Иначе его жизнь не имеет смысла. Я, конечно, стала засовывать деньги обратно ему в карманы, но он их опять вытащил и, как безумный, стал ими швырять в стену. На одной пачке лопнула бумажная лента, деньги рассыпались по всей комнате… Как видите, товарищ следователь, мне хорошо известно об этих деньгах, об этих проклятых деньгах, только у меня не было никакой возможности рассказать вам о них. Ведь я же решила лгать! Ну, ладно…

В это время Ангелу стало плохо, он побледнел, сказал, что его что-то душит и что голова у него кружится, я помогла ему лечь на диван. Я ужасно испугалась, потому что он почти потерял сознание… Пошла на кухню к Красену, перебрала все лекарства, которые у меня были, ничего успокоительного не нашла, даже валерьянки, и тут Красен сказал, что у него есть снотворное и что оно тоже действует успокаивающе. Мы решили растворить гексадорм в воде и дать Ангелу выпить. Красен принялся его растворять, а я вернулась к Ангелу. Он тяжело дышал, у него болело в груди, но ему вроде бы становилось легче. Тогда я взяла чашку у Красена, лекарство уже растворилось, и заставила Ангела выпить. Скоро ему стало немного лучше, он попробовал встать, но не смог, у него страшно кружилась голова, может, от коньяка, а может, лекарство уже начало действовать. Он лежал, а время шло, было уже полдесятого. Красен сказал, что он так уснет и мы до завтра не уедем. Тогда мы решили, что пора Красену появиться, как будто он заехал за мной. И предложить Ангелу проводить его до дому. Так все и произошло. Он позвонил, словно только что пришел, вошел в комнату, мы говорили, решали, и Ангел согласился уехать домой, раз Красен его проводит. Я помогла ему одеться, рассовала деньги по карманам, и Красен довел его до машины. Вот и все. Больше я его не видела. Красен проводил его до самого дома. По дороге Ангел пришел в себя, сумел сам выйти из машины, они попрощались у дверей, и Красен поехал обратно… Он задержался на обратном пути, сказал, что искал такси, не смог найти, пришлось ему добираться сначала на автобусе, потом на троллейбусе, и мы выехали в Стара-Загору только в полдвенадцатого…

Все, что было дальше, вам известно. Нет, осталось сказать еще одно, очень важное, может быть, самое важное! Почему я лгала? Когда на конкурсе мы узнали о смерти Ангела, я вам об этом говорила, то я была до того потрясена, что на меня нашло какое-то умопомрачение, которое, конечно, меня нисколько не оправдывает, и тогда я решила лгать. Как будто можно уйти от ответа, как будто можно внушить самой себе, что эта встреча не состоялась! Может быть, вы заметили, я и сама почти начала верить, что была в Стара-Загоре, а не встречалась с Ангелом… Говорят, человек стремится сделать как лучше. К этому стремилась и я, но как отвратительно, что он смотрит на это глазами своей выгоды.