Читать интересную книгу Венера Челлини - Наталья Солнцева

– Да нет же! – засмеялась Ева. – Кустов!

Она всегда поражалась тому, как ловко он умел уходить от ответа. И так, что ей самой становилось смешно. Она смеялась над своими страхами, когда они с Денисом были вместе, и переживала их вновь, оставаясь наедине со своими мыслями.

– Это место, где живут привидения! – говорил Денис, показывая в сторону дикого соседнего сада.

И непонятно было – шутит он или говорит всерьез. Во всяком случае, Ева не могла отличить одно от другого.

Она все-таки уснула под утро, когда бледный свет проступил сквозь шелковые шторы. Сон ее был беспокойным и некрепким. В семь утра Ева уже была на ногах, жарила Олегу блинчики на завтрак. Они оба делали все машинально, не глядя друг на друга, обеспокоенные каждый своим, погруженные в свои размышления.

Наконец хлопнула входная дверь, и Ева поняла, что муж ушел. Она принялась за обычные домашние дела и опомнилась, только когда зазвонил телефон. Ответила со смешанным чувством надежды и страха.

– Ева, это я! – сказал Смирнов, словно они были знакомы давным-давно, еще до того, как вымерли динозавры. – У нас с вами все получилось!

Сердце у Евы встрепенулось и сильно забилось, так что она не сразу сумела совладать с собой. В горле пересохло, а руки задрожали.

– Вы… нашли?

– Нашел! Я еще в Мамонтовке. Через час буду в Москве. Вы меня слышите?

Славке вдруг ни с того ни с сего показалось, что Ева упала в обморок. Это было почти правдой.

– Да…

Ее голос прозвучал, как замирающее эхо.

– Ждите. Встретимся в сквере за вашим домом, поговорим в машине.

Ева кивнула головой, как будто Смирнов мог это видеть, и положила трубку. Ее знобило. Она все стояла у телефона, не в силах сдвинуться с места, и ни о чем не думала. В ее душе образовалась пустота, которая всосала в себя все ощущения, краски, звуки, чувства и мысли, и Ева осталась один на один с этой пустотой, в которой ничего не было, кроме тоскливого ожидания…

В скверике, где уже стояла машина сыщика, ярко светило солнце, покрывая асфальт и траву кружевной тенью. В сухом бассейне фонтана мраморный мальчик сидел на камне и смотрел на разбитый кувшин. Громко щебетали птицы. Из разбитого кувшина давно не лилась вода, и он был забит пылью и прошлогодней листвой.

«Как это похоже на жизнь некоторых людей, – подумал Славка. – Разбитый сосуд, полный бесполезной трухи!»

Ева тихо подошла к машине, сияя глазами, наклонилась к сидящему в ней Смирнову, спросила одними губами:

– Принесли?

– Садитесь в машину, Ева! – сказал он, жестом указывая на заднее сиденье. – Там вас не будет видно.

Она уселась, неотрывно глядя на Славку, бледная и оцепеневшая.

– Покажите, что вы нашли, – повторила она, сгорая от нервного нетерпения.

Смирнов подал ей несколько толстых общих тетрадей – одни были новыми, а другие потрепанными, с пожелтевшими страницами.

– Летопись «поверженного Демона», – сказал Славка, улыбаясь. Но улыбка у него получилась не очень веселая. – Кстати, а какой художник нравился Матвееву?

– Врубель, – не задумываясь, ответила Ева, не отводя взгляд от тетрадей. – Еще он был без ума от Бенвенуто Челлини, молился на статуэтку Венеры, которая… которой его…

Она не договорила.

– Не удивляюсь. Там, в тайнике, было еще кое-что.

Смирнов достал коробку, полную фотографий. Среди них было много старых, поблекших, сделанных кое-как, неумелым любителем.

– Какой ужас! – Еву затошнило, когда она взяла в руки одну. Она бросила снимок обратно в коробку. – А это что?

В ее руках оказался старый потертый конверт, из которого она вынула пожелтевший от времени документ, что-то вроде служебного пропуска.

– Это пропуск в штаб какого-то военного. Дайте-ка! – Славка взял пропуск в руки, внимательно его разглядывая. – Полковник Вадим Алфеев. Вы когда-нибудь слышали это имя?

– Нет, – Ева отрицательно покачала головой. – Никогда. А кто это?

– Пока не знаю! Честно говоря, я так спешил сюда, в Москву, к вам, что даже не успел ничего толком рассмотреть. Тетради я открывал наугад и пробегал глазами. Кое-что понял… Читать будем вместе?

Ева почувствовала, как тяжелая судорога свела ей горло. Приходилось соглашаться… Она, стиснув зубы, кивнула. Пусть будет как будет. Это даже к лучшему.

Самая первая, потертая тетрадь, исписанная чернильной ручкой, начиналась весьма претенциозной надписью:

«Исповедь падшего ангела»…

В густых зарослях барбариса и шиповника гудели пчелы и большие желто-коричневые мохнатые шмели, под ногами мягко шелестела высокая глухая крапива. Пахло мокрой после ночного дождя землей, лопухами, свежестью умытого дождем сада…

Денис переминался с ноги на ногу – он не ожидал, что в кустах окажется так много холодной влаги и жужжащих насекомых. Но делать было нечего. Рано утром мама Маргариты уехала в город, и иной случай для осуществления его планов может так скоро не представиться. Придется терпеть и проклятых шмелей, и мокрые ноги.

Елизавета Павловна и ее дочь Маргарита, высокая красивая девушка лет восемнадцати, были соседями Дениса по даче.

Денису уже исполнилось четырнадцать; он жил с дедушкой и бабушкой в Москве, а все лето проводил на даче в Мамонтовке, оставшейся от родителей. Он почти не помнил маму и папу: они погибли, когда Денису едва исполнилось два года. Автомобильная катастрофа – весьма банальный исход езды в нетрезвом состоянии. Конечно же, папа Дениса, молодой, подающий надежды ученый-астроном, вообще не пил. Пьяным оказался водитель рейсового автобуса, неожиданно выехавший на встречную полосу, и… Словом, их новенький «Москвич» превратился в месиво, оба родителя, залитые кровью, с трудом извлеченные из обломков машины, оказались мертвы. Гаишники и врачи «Скорой помощи» буквально остолбенели, услышав слабый писк ребенка, который не только оказался жив, но и полностью невредим. Мальчик даже не плакал, он просто пищал, подавая знак – он жив и о нем необходимо позаботиться. Каким образом ребенок уцелел среди груды железа, усыпанной осколками стекла, не получив ни одного повреждения, ни единого пореза, никто так и не понял. Дедушка и бабушка решили, что это – подарок бога им, несчастным, утешение на старость. Они души не чаяли в маленьком внуке, глядеть на него лишний раз боялись, ни в чем не перечили «ненаглядному Денисушке», выполняли все его желания, все прихоти.

Денис никак не мог определить, помнит он, как все это с ним произошло – страшный удар, грохот, скрежет, треск и скрип стекла, дикий крик матери, запах гари, крови и смерти в сжавшемся до немыслимых пределов пространстве, – или не помнит? Или это только игра его богатого воображения? Горя он никакого не испытывал; когда его два раза в год водили на могилку родителей, мальчик не плакал, чем вызывал у бабушки неясное беспокойство.

– Ты хоть помнишь мамку-то? – спрашивала она, заглядывая ему в лицо исплаканными глазами.

Мальчик неопределенно мотал головой, глядя куда-то вдаль равнодушным, пустым взглядом. Там, вдалеке, маячили на фоне бледно-золотого неба огромные тополя, там летали свободные полынные ветры, туда стремилась его неокрепшая еще душа, уже жаждущая странствий и необыкновенных приключений – прочь из затхлого мира унылых воспоминаний, заросших барвинком могил, горящих лампадок, тихого бабкиного шепота, слез и причитаний!

Денис больше любил деда, ветерана войны, прослужившего четыре года в полковой разведке, – слушал его рассказы, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Одно удивляло старого вояку: непонятные, можно даже сказать, странные вопросы внука. Малыш неизменно ставил его в тупик, задав с невинным видом один из своих вопросов, например:

– А почему ты, деда, командира своего не подставил, чтобы место его занять?

И тут же обстоятельно рассказывал, каким образом можно было бы осуществить сие мероприятие.

– Зачем же я стал бы это делать? – недоумевал старик.

– Ну как же! – с жаром возражал Дениска. – Разве не интересно?

На это старый ветеран не знал, что сказать, надолго застывал с открытым ртом, а потом, кряхтя, лез в буфет за бутылкой «Перцовки», дабы снять напряжение от возникшей непонятной ситуации. Как ни верти, а получалось, что дед малость побаивался не в меру любопытного и предприимчивого внука. Но разве в этом признаешься? Старик сам себе не смел до конца объяснить, какие чувства вызывает у него Денис, не то чтобы делиться с посторонними. Он иногда незаметно следил за внуком, опасаясь, чтобы малыш не натворил чего – вдруг у него психика серьезно пострадала? Ведь на волосок от смерти находился, мать с отцом на его глазах погибли – от такого кто угодно не в себе будет!

Но мальчик во всем остальном, кроме образа мыслей и недетских интересов, оставался на редкость правильным и хорошо воспитанным ребенком. Он никогда никому не грубил, открыто не перечил, учился почти на одни пятерки. Друзей у него не было, и почти все свое время Дениска проводил за чтением взрослых книг. Детская литература его не интересовала. Яркие книжки с картинками, вроде «Курочки Рябы» и «Трех медведей», а затем сказки так и остались невостребованными. Внука привлекали морские путешествия, военные мемуары, детективы и фантастика, причем самые лучшие, принадлежащие перу истинных мастеров жанра. У него, казалось, с рождения было чутье, что такое настоящая, захватывающая игра, а что – жалкая подделка, суррогат, на который не стоит тратить время.