Читать интересную книгу Посол Господина Великого - Андрей Посняков

– Да то не лжа ль есть? – усомнился один, других потрезвее, сотский, на мужичка козлобородого посмотрел подозрительно.

– Вот те крест! – тут же и перекрестился тот. – Самолично слыхивал, как Марфа Борецкая, да Киприян Арбузьев в Михайлиной церкви под Литву сговаривались. Дескать, придет Иван Василич, все богачество наше порушит.

– Вот сволочи…

– И я про то. Эй, Явдоха! Тащи-ка еще вина доброго!

Долго таскался по Новгороду козлобородый. Из корчмы в корчму. С улицы на улицу. С Плотницкого на Славну. Со Славны на Людин. С Людина на Загородский. Везде про латынство боярское рассказывал. Да про рать московскую православную…

Шла вторая половина июня, жаркая, сухая, с пожарами. Уже с конца мая горели к востоку от Новгорода деревни, леса да острожки – то действовать начал московский полк – рать князя Ивана Стриги Оболенского. В июне выступило из Москвы войско князя Даниила Холмского. Отборная та рать была: государевы служилые люди имели дощатые брони, сабли, ручницы. Отряд огненных стрельцов-пищальников огнестрельным боем непокорных новгородцев сразить собирался. Воеводы у князя Холмского добры: Федор Хромой, да Пестрый-Стародубский, да Силантий Ржа – в черненых доспехах, в плаще черном, в шеломе с забралом причудливым в виде страхолюдной морды. На Шелонь-реку путь держали – там хотели соединиться с псковичами да вместе разом на Новгород идти.

Другое, самого Ивана Васильевича, князя великого, войско чуть попозже выступило – артиллерию-«наряд» везли, похвалялись. С ним и татарин касимовский – Данеяр-царевич. Ужо несдобровать отступникам!

Новгородцам деваться некуда – со всех сторон обложены. Пришлось на части войско делить: одно в Заволочье отправить, против Стриги-Оболенского, другое – «рать кованую» да «судовую» – на Шелонь, против Даниила Холмского. Часть ополчения двигалось по Шелони навстречу псковичам.

Шумели над высохшими лесами злые ветры, знойное солнце, жарило, нагревало тяжелые пластинчатые брони.

По левому берегу Шелони двигалась рать новгородская. В первых рядах – люди именитые, бояре знатные – посадник Дмитрий Борецкой, да Василий Селезнев, да Киприян Арбузьев, да старый боярин Епифан Власьевич. С ними, чуть позади, на верном коньке кауром Олег Иваныч гарцевал, искоса на войско новгородское посматривая. Велика рать, то верно, да только отборных воинов мало – вон, впереди, в доспехах справных, кромя бояр, только люди житии скачут, да те, кто побогаче, – оружейник Никита Анкудеев, да подмастерья его, да прочие оружейники со Щитной. Пластины на латах толстые, стальные, у кого – и сплошняком кирасы, на манер доспехов рыцарских, только у рыцарей-то куда как легче да удобнее. Наши-то оружейники к бою не очень привычны – думают, чем крепче – тем лучше – шутка ли: почти что сантиметр – Олег Иваныч лично измерил, интереса ради – да это еще не считая кольчужицы, под доспех надетой, – в общем, миллиметров тринадцать получается – как у немецкого танка PZ-II. Рыцарские-то латы – прочные, но удобные и не столь тяжелы – килограмм двадцать – двадцать пять, не то что нынешние новгородские – почитай все сорок будут! Попробуй рукой шевельни. Рыцари-то в этаких только по турнирам ездили. Зато и пробить доспехи новгородские затруднительно, разве что ружьишком противотанковым.

Кроме латников, остальные ополченцы куда как хуже выглядели. Кто в панцире, кто в кольчужице драной, кто с копьем, кто с мечом дедовским. Оружие-то ладно – так ведь и умения воинского – кот наплакал. Да и откуда ему взяться, умению-то, у тех же кузнецов, молотобойцев, кожемяк? Ежели и умеет кто драться, так впереди не судный поединок ждал – битва знатная. Не только от воевод в битве победа зависела, но и от сноровки ратной. В бою строй менять, переходы да защиту делать – все взаимодействия требовало, от каждого – мастерства да понимания.

Людина конца проехали ополченцы, за ними Загородский, затем Неревский… Геронтий, с уличанами своими прошествовав, Олегу рукой помахал.

Потом Торговая сторона пошла – Славенский конец да Плотницкий.

Олег Иваныч дождался своих – Славенских, коня пришпорил, замахал рукой Олексахе – тот с Нутной улицы с людишками шел – конь-то в пути пал от жары. Весел был Олексаха – шутил да смеялся, верил – близка победа, вон воинство-то эдакое! Ни конца не видать, ни краю. Голова с воеводами да посадником впереди – еле видать! А хвост, с Плотницкими, еще из лесу не вышел. Многолюдство грозное…

Ничего не сказал Олег Иваныч, услыхав похвальбу Олексахину. Покачал головой только, понимал – не числом воюют, уменьем. Знал – в московском-то войске не сбитенщики да квасники – народец подобрался умелый, сноровистый. Воеводы опытны – каждый свой «наказ» от великого князя имеет, однако и нарушить «наказ» сей, в случае чего, запросто можно, так и сказано: «поступать по делу глядя».

За холмом деревня показалась. Избы бревенчаты, черны, церковь с маковкой, серебристой дранкой крыта. Мусцы – селишко то звалось. Дорога здесь проходила из Пскова к Новгороду. Тут и должны были появиться псковичи, с ратью московской соединиться. Тут их и ждать порешили. По одному вражин разбить.

Спешились, кто о конь был, лагерь творить стали. Разбивать шатры узорчатые, коновязи ставить, кто попроще – ветки на шалаши рубить. Запалили костры, сели полдничать – к вечеру было дело.

Олег Иваныч знакомых навестил в полку владычном. Сам-то он со славенскими шел, в ополчении, не звал его нынче Феофил в полк, не приказывал. А прощаясь, говорил смурно, ровно на смерть провожая. Видно было – не хотел владыко на православного государя руку поднимать, в святой вере русской раскол посеять. Те же мысли и в полку софийском были. Говорили: «Будем с плесковичами биться, а с москвитянами – как Бог…» Как Бог… А как Бог? Конечно, за православных, за Филиппа, митрополита Московского. Вот и смотри на владычный полк, вот и думай.

Где же славенцы-то? Вона, кострище палят… Мужики бугаистые. Нет, вроде не славенцы.

– Откель будете, вои?

– Неревские мы, с Кузьмодемьянской…

– Часом, не видали Славны?

– Кажись, за леском.

– Не, Митроха! За леском – то федоровские. Вон, оттуда мужик за водой пробежал… Его и спроси, боярин! Эй, паря!

Обернулся на ходу мужик – черт здоровенный – к колпаку, низко на глаза надвинутому, приложил руку – от солнца. Присмотрелся к кому-то, прислушался… да вдруг повернулся проворно, да в обрат, к леску побежал, воды не набравши. Только бородища кудлатая дикая на ветру развевалась!

– Чай, забыл что, – пожали плечами неревские.

Олег Иваныч и сам плечами пожал – странный какой-то мужик у федоровских. Хотел уж было дальше ехать – кто-то за стремя дернул. Оглянулся – Олексаха. В руках ведерко кожаное.

– Приходи, Олег Иваныч, ушицу хлебать. Дедко Евфимий ушицу варил – знатная ушица!

– Дедко Евфимий… Как – дедко Евфимий? – удивился Олег Иваныч. – Он же в Новгороде остался, за усадьбой присматривать.

– За усадьбой Настена моя присмотрит, – чуть смущенно улыбнулся Олексаха. – Договорился с ней дедко. Не могу, говорит, так сидеть.

– Ну не мог, дак… Черт с ним, надеюсь, не разграбят усадебку. Где, говоришь, наши-то?

– А вона! За тем орешником… Песни поют, слышишь?

Возмужал Олексаха за последнее время. Заматерел, в плечах раздался. Высок стал, не как раньше – длинен. Да и ума поднабрался – покидала судьбишка-то по землицам немецким да по морю Варяжскому. Волосы отпустил до плеч – как у Олега Иваныча, бородишку завел такую же – во всем старался шефа копировать. Даже слова иногда употреблял Олег-Иванычевы: «Значитца, так и запишем – не шильники вы, шпыни ненадобные!»

Махнул рукой Олексаха, с ведерицем на родник побежал.

Олег Иваныч тронул поводья и медленно поехал на песню.

Из-за лесу, лесу темного,

Из-за темного, дремучего,

Подымалася погодушка,

Что такая нехорошая:

Со ветрами, со погодами,

Со великими угрозами…

Да уж… Насчет ветра еще можно спорить, но угрозы действительно были великими.

– Здорово, огольцы! Уха, говорят, у вас знатная?

– Садись, Олег, свет Иваныч, ложку бери!

Дедко Евфимий сноровисто подложил под садящегося Олега снятую попону. Посмотрел с хитринкой.

Ложку взяв, усмехнулся Олег Иваныч:

– Что щуришься, дед? Знаю про тебя уж…

Вкусна ушица оказалась. По пути еще, в омуте, оглоеды дедовы наловили рыбки. Сеточкой небольшой и поймали, только в омуток бросили. Щука, да сазан, да уклейки. Обмелела от жары река-то – вот в омут рыба и бросилась. Там ее и выловили, где – знали.

Так и не спадала жара, ни дождинки, ни тучки на белесом небе. Одно только солнце – жаркое, сердитое, желтое.

Многие пообедали уж – кузьмодемьянские, яковлевские, федоровские… К омуту пошли – купаться. Хорошее дело – пот походный смыть да от суши охолонуть маленько. Пушкарские последними пришли – уж всю-то реченьку замутили. Стояли на берегу, думали, то ли раздеваться, то ли в обрат идти. С ими и мужик тот, кудлатый. Постоял да в воду. За ним и остальные попрыгали. А кудлатый-то – то там, то сям по реке рыскал, словно черт-те знает что выискивал…