вывели из главных покоев.
Слуга виновато посмотрел на девушку, которая была напугана и упиралась ногами в пол, так как не знала, что может сделать безумец вроде этого конунга.
Двое суток Далия провела в темнице. Принц ни разу не навестил ее. Она злилась на него, но потом стала припоминать, что о принце никто не говорил, словно в ту ночь он и не появлялся во владениях.
Затем сказали, что несколько человек из личной охраны конунга были отправлены в поход, хотя ни раз до этого в таком участие не принимали. Их первостепенная задача была защита Альмода.
Позже, ближе к полудню, северные земли сотрясла ужасная новость. Как оказалось, принца нашли мертвым. Его тело прибило внизу по течению реки. Эта новость застала Далию в темнице. Она старалась не плакать, ведь берегла ребенка, что вот-вот мог замерзнуть в холоде. Теперь девушка должна была стать сильнее и сделать это в одну ночь и переродиться в этой клетке новым человеком и более хитрой правительницей севера. Теперь в ней не должно быть той легкомысленной крестьянки, нет, теперь в ней должна зародиться умная и расчетливая женщина, и в первую очередь мать, которая хочет защитить своего, пока еще не рожденного ребенка.
Но, как бы девушка не хотела себя обмануть, у нее это не получалось. Боль от того, что Рагнара больше нет — убивала и ее. Она сильно сжимала свои волосы и рыдала, что есть силы. Ее крик вырывался из самых глубин ее существа и был настолько пронзительный, ч она могла наградить этой болью любого желающего.
Далия забилась в угол и не смолкала в течение нескольких часов. За это время она пережила все эмоции, которые были ей доступны: от осуждения и ненависти на Рагнара, до осознания, что потеряла единственную и самую большую любовь за всю ее жизнь.
Воспоминания сменялись друг за другом, давая ей убедиться в правильности своих суждений. Полностью выбитая из сил, девушка уснула, но поклялась отомстить за смерть того, кому подарила себя и все свое сердце — без остатка.
Этим же вечером, Далия попросила аудиенции у Альмода.
Он согласился принять ее в своих покоях, продолжая сидеть на своем троне.
— Разрешите войти к Вам, Ваше величество? — мягко поинтересовалась девушка.
— Разумеется — спокойно произнес конунг.
Далие показалось странным, как спокойно правитель отнесся к смерти своего сына и наследника. Как такое может быть, чтобы смерть сына совершенно не заботила отца?
— Я выражаю Вам соболезнования по потере единственного сына — произнесла Далия, склонив свою голову.
— Да. Его смерть удар для всех в королевстве и я тоже не смогу спать спокойно по ночам. Ночь теперь обернется для меня кошмаром и я буду судорожно ожидать ее наступления.
— Может моя весть чуть облегчить Ваше страдание, мой конунг — Далия слегка улыбнулась, так как боялась принять неправильное решение.
— Ваша новость вернет мне сына? — поинтересовался Альмод без явного интереса.
— Нет, но она подарит Вам нового наследника — едва слышно произнесла правительница.
— Я услышал верно? Вы в ожидании нового наследника? — переспросил конунг, будто пытаясь убедиться в услышанном.
— Да. Вы все правильно услышали мой супруг.
— И как давно Вы? Как давно в Вашем чреве наследник? — тут лицо Альмода приобрело ободряющий вид.
— С момента нашей первой ночи любви, полагаю — Далия улыбнулась.
Она ненавидела Альмода, но ей надо было сыграть убедительно, стараясь вкладывать все свои усилия. Для нее это было трудно, но слишком многое стояло на кону.
— Чтож! — произнес конунг и покинул свой трон — Надо было раньше сказать, моя дорогая супруга. Тогда бы я позаботился о том, чтобы Вам было тепло и не упрятал бы в темницу! — Альмод улыбнулся и обнял ее за плечи.
Она обняла его, в надежде, что сын под ее сердцем не принадлежит этому ничтожному человеку.
Как лекарь она все же прошла к принцу и взглянула на повреждения. Конунг тут же отдал приказ о том, чтобы правительницу оградили от «нелицеприятных зрелищ» и ее попросили пройти в свои покои.
Все королевство и в особенности правитель севера, желали скорее сжечь тело и уже этим вечером, лодка, наполненная цветами, вспыхнула огнем, унося в своем течении прекрасного юношу в полном рассвете сил.
Далия вернулась в свои покои, боясь, посетить покои Рагнара. Сейчас ей нельзя было подвергать себя опасности. Вспоминая тело возлюбленного, девушка видела множество ранений. Одно из них привлекло ее внимание больше, чем все остальные. Выжить от ранения кинжалом вполне возможно, а вот с перерезанным горлом — нет. Было совершенно очевидно, что этот удар нанесли раньше остальных. Она поняла это по цвету кожи на окаймленных ее частях, которые больше остальных изменились в оттенке, более отдавая синевой.
Жизнь Далии была как в тумане после похорон Рагнара. Ее лицо осунулось и она выглядела безжизненно и постоянно чувствовала усталость. Лекари говорили ей беречь себя и копить силы для родов. Девушка понимала, что они правы и ее познания позволяли готовиться к родам усерднее. Она не собиралась умирать и оставлять ребенка безумному конунгу, который не любит детей. Далия также понимала, что жизни ее малыша ничего не угрожает только потому, что в голову Альмода не пришла мысль, что ребенок может быть от кого-то еще. Спустя несколько месяцев после похорон, в тайне от правительницы севера, он все же допрашивал слуг в надежде, что кто-то из них подтвердит неверность его супруги. Пока они все молчали, молчал и конунг.
Далия родила раньше срока из-за постоянных волнений суматохи. Видимо старость брала свое и правитель постепенно начинал сходить с ума. Ему везде мерещились предатели и убийцы, которые должны были ворваться в его комнату и убить его.
Альмод не говорил Далее, но каждую ночь мучился кошмарами, в которых ему являлся Рагнар с мечом в руке. И как звенья одной цепи, тот вечер повторялся снова и снова.
Далия убедила его, что раз она лекарь, то может позаботиться о его здоровье. Так и было — девушка готовила снадобья и параллельно с другими лечила его. Когда вера в нее усилилась, то надобность в других отпала.
Далия всегда знала, что Рагнар умер от рук Альмода, но доказать это никак не могла. В ту беседу она видела на руках Альмода плохо забинтованные раны и рубашка была надета такая, чтобы не задевать эти раны. Этот также объясняло и то, что конунг не вставал со своего трона, ведь после боя, любые движения были мучительны.
Эти мысли