Та готовность, с какой она приняла приглашение, удивила даже меня. Она прислала сентиментальный и слезливый ответ, выражая благодарность за мою заботу и заботу моего дорогого мужа, и сообщала, что приедет в пятницу, к обеду.
Разорвав ее письмо на мелкие клочки, я велела приготовить для нее лучшую гостевую комнату. Не ту, в которой она живала прежде, а подальше от спальни моего мужа, в другом коридоре.
Появление Джозефины всегда отличалось театральностью, но на сей раз она превзошла себя.
Это была самая живописная из всех виденных мною вдов – в трауре с головы до ног, но отнюдь не в скромном. Превосходно сшитый черный костюм от Уорта подчеркивал ее соблазнительные формы. На голове у нее была огромная шляпа, оттенявшая ее кудри, лицо закрывала очаровательная вуаль. Шею украшало боа из черных перьев. Ансамбль дополняли черные перчатки в сеточку и зонтик из черного шифона, украшенный тюлевыми рюшками и черными шелковыми розами.
Она взбежала по ступеням, то плача, то смеясь, прижимая к лицу черный кружевной платочек, но вдруг замерла, увидев, что Гарри со мной нет. Я объяснила, что муж уехал по делам, но вернется к обеду.
– Мне не нужно показывать дорогу, – заявила она, когда мы поднялись наверх. Но тут она заметила, что лакей несет ее вещи не направо, а в противоположном направлении, и нахмурилась.
– Вы наша единственная гостья, – объяснила я, – и, естественно, я поселила вас в лучшей комнате.
Она улыбнулась – пожалуй, слишком лучезарно – и поблагодарила меня чуточку слишком бурно.
– Розы! Какая прелесть. Я люблю розы, но мои любимые цветы – гвоздики. Гарри тоже их любит. Они хорошо растут в теплицах Фэрмайла.
Я нарочно не предупредила Гарри о ее приезде, потому что хотела посмотреть, как он поведет себя, увидев ее. Однако по нему я ничего не поняла. Его радость была искренней, но не более того, и за обедом он обращался к нам обеим. Потом он пришел к нам пить кофе в гостиную, на прощание поцеловал обеим руки и выразил сожаление, что дела мешают ему составить нам компанию вечером.
– Я только что лишился отличного секретаря, – объяснил он Джозефине. – Пока я не подыщу ему замену, приходится заниматься всем самому.
Мне показалось, она слегка надулась. Когда за Гарри закрылась дверь, она перестала улыбаться и отрывисто спросила:
– Скажите… зачем вы меня пригласили?
– Потому, что вы – старый друг моего мужа. И потому, что мы оба сочувствуем вашему горю.
– Друг! – Она издала визгливый смешок. – Надо же! Вы оба сочувствуете! И вы думаете, я вам поверю, милая герцогиня? Вам нравится, когда вас именуют герцогиней, или новизна уже приелась?
Я почувствовала, как краска заливает мне лицо, и рассердилась на себя за то, что не сумела сдержаться.
Она склонилась ко мне и продолжала:
– Я еще не успела поблагодарить вас за то, что вы для меня сделали!
– Не понимаю…
– Да ладно, не притворяйтесь! Я знаю, почему Гарри на вас женился. Ничто не может быть удобнее! Вы получили… – она обвела комнату рукой, – все это, а мы с Гарри избежали вопиющего скандала.
– Что может быть хуже! – воскликнула я с улыбкой.
– Конечно! В случае скандала меня перестали бы принимать! Но самое приятное в том, что мой бедный глупый муж, который до того собирался заточить меня в деревне, чтобы положить конец нашим с Гарри отношениям, тут же признал себя неправым! И слава богу, мне и представить трудно, что бы я с собой сделала, если бы меня заживо похоронили в деревне!
– Охотно верю, – кивнула я.
Она бросила на меня подозрительный взгляд, но, видимо, решила, что в моих словах ничего не кроется, и спокойно продолжила:
– Ссылка стала бы адом не только для меня, но и для Гарри. Как бы мы встречались? А потом Гарри придумал, как одурачить моего старичка. И он всему поверил. Но теперь все в прошлом, а наше общество отличается широтой взглядов. Никто не осудит молодую и привлекательную вдову, если она заведет любовника или вернет себе прежнего. Надеюсь, вы проявите такую же терпимость. А если нет, придется вам научиться.
В тот момент я ненавидела ее больше, чем когда-либо, мне просто необходимо было поскорее расстаться с ней.
– Вы устали с дороги и, наверное, хотите отдохнуть. Чай подадут в четыре внизу, или, если вы предпочитаете, вам принесут его в комнату. Мой муж, – добавила я, – пьет чай у себя в кабинете.
– Тогда и я выпью чаю у себя, – беззаботно заявила она.
Противоречивые чувства разрывали меня на части. Как всегда, когда я бывала рассержена или расстроена, я решила чем-нибудь заняться и отправилась на прогулку вдоль реки. Через час я вернулась более спокойная.
Гарри встретил меня в холле.
– Что за игру ты затеяла, Оливия?
– Не понимаю.
– Ты самая плохая лгунья из всех, кого я знаю. Ты пригласила гостью, не поставив меня в известность, – пусть. Ты вольна приглашать всех, кого захочешь. Но почему именно ее?
– Я думала, она – твой друг.
– Да, но я не подозревал, что она и твой друг тоже.
Пройдя мимо него, я поднялась к себе. Даже не оглядываясь, я знала, что он смотрит мне вслед. Мне хотелось поскорее уйти от него. Захлопнув дверь в спальню, я бросилась на кровать и стала колотить ее кулаками. Зачем, о зачем я ее пригласила? Чтобы кротко уступить ей своего мужа? Чтобы помучить себя? Чтобы ночью упиваться своим горем в пустой постели? Чтобы плакать в подушку, представляя, что они сейчас вместе? Чтобы довести наш бессмысленный брак до абсурда и разрушить его? Или для того, чтобы доказать ей, что на самом деле его жена – я?
Кстати, откуда ей известно, что на деле я не являюсь его женой?
Внезапно я успокоилась. Села, позвонила, чтобы принесли чай. Полли вошла, как обычно дружелюбно улыбаясь. За чаем у меня появилось время все спокойно обдумать. Впервые я поняла, что обладаю очень сильным оружием. Надо лишь правильно им воспользоваться.
Начала я с того, что надела платье золотистого цвета, которое так любил Гарри. Он сам выбрал его для меня. Я тщательно накрасилась, расчесала волосы, чтобы они засверкали, и уложила их в корону, которая так нравилась Гарри. Посмотревшись в зеркало, я осталась довольна. Если даже мне суждено проиграть, никто не скажет, что я не боролась до конца!
Но Джозефина тоже выглядела великолепно в своем длинном платье из черного бархата с очень смелым, как всегда, вырезом. Она густо нарумянилась и выглядела очаровательнее, чем прежде.
В тот вечер во время ужина их беседа становилась все оживленнее и оживленнее. Вскоре я вовсе перестала принимать в ней участие, так как не знала людей, мест и событий, о которых они говорили. Джозефина перескакивала от одной темы к другой, всякий раз незнакомой мне. Нам подавали все новые блюда и вина; она пила много, я же едва касалась бокала губами. Мне совсем не было весело, но я улыбалась до тех пор, пока губы мои не свело. А после ужина мы перешли в гостиную. Джозефина пела, аккомпанируя себе на фортепиано, а Гарри переворачивал ей ноты. Я же издали наблюдала за ними.