человеком. Оттуда она смогла бы найти выход из замка. Ради этого она поставила около порога кувшин с водой, чтобы воспользоваться им, когда представится возможность.
Однако, как назло, следующим вошел Туджиязай.
Кувшин опустился.
Туджиязай изящно отмахнулся от него, и тот выпал из рук Миуко и разбился вдребезги о пол. Миуко выругалась.
Держа под мышкой бумажный сверток, Туджиязай закрыл за собой дверь.
– Какое странное применение кувшину.
Она отступила назад, настороженно наблюдая за ним.
– Почему ты так пятишься? – Доро ягра усмехнулся. – Ты ведь не краб.
Миуко не улыбнулась.
– Сегодня вечером ты поужинаешь со мной.
– Нет.
Как будто не услышав отказ, он положил бумажный сверток на матрас.
– Это для тебя, – произнес он.
– Что это?
– Подарок.
– Еще один?
Он слегка улыбнулся.
Под его выжидательным взглядом Миуко развязала бечевку и раскрыла бумагу. Внутри оказались парадные одежды, расшитые золотыми цветами и фазанами, летящими по небу, прикрыв солнце в хвостовых перьях. Приподняв тяжелый воротник, она задумалась, из чистого ли золота были эти нити.
Гейки знал бы.
Если бы он был здесь.
Если он еще был жив.
– Я не знаю, что сказать, – искренне произнесла Миуко.
– Не говори ничего. Надевай это.
– Я уже одета.
– Ты ведь можешь и раздеться, не так ли? – принц-демон снова улыбнулся. – Или я должен тебе помочь?
Зная, что он снова начнет угрожать жителям замка, если она откажется, Миуко повернулась к нему спиной, пытаясь развязать узел на поясе. Она позволила одеянию медленно соскользнуть с плеч, каждую секунду ощущая пристальный взгляд Туджиязая на ее затылке, шее, тонком нижнем белье.
Миуко была благодарна за узкие брюки и длинные перчатки, закрывавшие ее ноги и руки, но воротник сорочки опускался ниже ключиц, а изгибы груди виднелись сквозь тонкую ткань, отчего она чувствовала себя беспомощной и обнаженной.
– Повернись, – сказал Туджиязай.
Она покорилась, стиснув зубы, чтобы не закричать.
Он подошел ближе и потянулся к кайме ее нижнего платья, приподнимая его над поясом штанов, пока не показался треугольник темно-синей плоти в нескольких дюймах от костяшек пальцев.
– Я мог бы носить твою кожу как броню, – прошептал Туджиязай, своим дыханием касаясь ее горла. Миуко подавила дрожь, когда он растопырил пальцы, задержавшись напротив ее кожи. – Чудесно.
Она напряглась. Миуко не думала, что у него при себе имелся нож – она не видела ножен, – но он мог спрятать лезвие где угодно в своем убранстве.
Внезапно Туджиязай отдернул руку.
Миуко выдохнула, когда он отступил на несколько шагов и с недоумением посмотрел на нее.
– Интересно… – пробормотал он скорее себе, чем ей, будто она не слушала. Будто ее там вообще не было. Он наклонил голову, изучая ее отсутствующим взглядом.
Не было никакого предупреждения. Никакого знака.
Но она почувствовала, как от него полыхнуло жаром, словно от искры, вспыхнувшей на погребальном костре.
Кровь Миуко застыла в жилах. То, что она ощутила в лесу, когда он заставил окружающих вымещать свою злобу на ближнем, не шло ни в какое сравнение с леденящей душу яростью, которая охватила ее сейчас. Она пронеслась сквозь нее подобно снежной буре. Миуко могла заморозить мужчину прямо на месте. Заморозить его сердце и содрать плоть с костей. Она была холодна, преисполнена ярости и внушала благоговейный ужас.
Она чувствовала себя могущественной и, упиваясь этой силой, понимала, что он совершил ошибку.
Туджиязай сделал ее достаточно сильной, чтобы суметь остановить его.
Сорвав зубами перчатку, Миуко налетела на него.
Они боролись. Она царапалась, раздирала все подряд, жестокая и необузданная, как дикая тварь. Он принимал все с невероятным спокойствием, с любопытством, не обращая внимания на то, как она пинается, царапается, разрывает его богато расшитые одежды, впивается своими проклятыми пальцами в кожу.
Торжествуя, Миуко заглядывала в его лишенное глаз лицо, с нетерпением предвкушая, когда черты сморщатся, почернеют и увянут, а он умрет.
Но доро ягра продолжал улыбаться, искры вспыхивали на его зубах, когда его тело начало ослабевать и сереть, а здоровый румянец здоровья покидать прекрасные черты.
Он смеялся – безудержно, – как будто открыл секрет бессмертия или подобрал старинную чайную чашу к сервизу, от которого его бабушка давным-давно отказалась за ненадобностью.
Честно говоря, это было немного оскорбительно.
– Что? – Миуко зарычала.
– Думаешь, что причиняешь мне боль, Ишао? Ты убиваешь тело Омайзи Рухая. – Все еще посмеиваясь, принц-демон покачал головой, и действительно, черты чудовищного лица, скрывавшиеся под маской доро, оказались совершенно нетронутыми ее магией. Взгляд Туджиязая метнулся к ее руке, и улыбка стала только шире. – И ускоряешь свое превращение.
Она посмотрела вниз. Проклятие разлилось от ее локтя к плечу, словно вода, заполняющая ведро.
Чем дольше она выстоит против него, тем скорее превратится в демона.
Миуко отпустила его.
Постепенно кожа доро вновь обрела упругость. Цвет вернулся к губам, а под глазами залегли тени.
Ее собственная кожа, однако, оставалась цвета бескрайней синевы океана, а проклятие теперь покрывало всю ее левую руку.
– С нетерпением жду встречи с тобой, – ласково протянул Туджиязай. – С настоящей тобой. Рано или поздно.
Миуко молчала, пока натягивала перчатку на пальцы и раскатывала ее дальше по руке. Сквозь его изодранную одежду она увидела следы старых ран: одни сморщенные, другие лоснящиеся, некоторые настолько блеклые, что даже прикоснувшись к ним, она вряд ли смогла бы определить, что они там есть.
Заметив, как Миуко изучает его, доро ягра опустил взгляд.
– А, – сказал он, – мои старые мишени.
– Что?
Он позволил своему одеянию спуститься до пояса, оставшись с оголенной грудью и с маленьким бамбуковым цилиндром, свисающим со шнурка на шее. Это было очень простое украшение, гораздо более простое, чем те наряды, которые он, казалось, предпочитал, и Миуко не могла не задаться вопросом, ради какой цели оно служило. Может, это был памятный подарок, сохранившийся с тех времен, когда он был ребенком Огавы, или…
Она нахмурилась. То, что она приняла за раны на теле доро, на самом деле были раны на плоти Туджиязая. Под незапятнанной кожей его хозяина виднелись руки и торс демона – так же отчетливо, как и его истинное лицо, – испещренные десятками шрамов: именами, вырезанными и зажившими давным-давно.
– Ты записывал имена своих жертв? – спросила Миуко.
– Их записывал не я. Они были нанесены насильно.
– Что ты имеешь в виду?
– Меня вызвали, чтобы я избавился от них, как обычный палач. – Он оскалил зубы в отвращении. – Чтобы вызвать демона злобы, нужны всего два основных компонента: имя врага и достаточно ненависти, чтобы уничтожить его. Подумай об этом, Ишао. Для некоторых людей уничтожение врага стоит того, чтобы навеки заклеймить себя вражеским именем. Когда человек достаточно