недюжинную силу.
Поджимаю пальчики на ногах, отлично понимая, отчего успела замерзнуть. В каменном мешке прохладно из-за отсутствия нормального освещения и гуляющего ветерка, а наступившая осень добавляет влажности. Обнимаю себя за плечи, стараясь согреться. Пальцы касаются грубоватой ткани камуфляжной формы. И я печально улыбаюсь.
Докатились, Золя, из собственных вещей только белье и балетки. Ни верхней одежды, ни документов, ни рюкзака.
Я осталась ни с чем.
А, главное, ни с кем…
Воспоминания о последних минутах пребывания в доме бандитов накатывают лавиной, отчего в голове простреливает новой вспышкой боли.
Омежек, которых мы с Ленаром вытащили из медотсека, я видела крайний раз в холле, когда мы попали в самый эпицентр жуткой битвы двуликих. А Солану у меня украли еще раньше.
— Девочка моя, — всхлипываю, не сдерживая слез.
Теперь боль в теле кажется менее реальной, чем та, что разрывает мечущееся в переживаниях сердце.
Запускаю пальцы в волосы и с силой их оттягиваю, стараясь заглушить отчаяние. Золотинка лишь тяжко безмолвно вздыхает. Слов утешения нет ни у одной, потому что даже то, где мы находимся, нам неизвестно.
— Пришла в себя? — разрезает тишину негромкий вкрадчивый голос.
Вздрагиваю от побежавших по коже мурашек и, вглядевшись в темноту, сталкиваюсь с мерцающими ярко-синими глазами двуликого.
— Альфа Лин? — выдыхаю непослушными губами. — Ты тут…
Не могу поверить, что вижу его перед собой. Живого, здорового, безумно-красивого.
Даже Золотинка оживает, приподнимается и поскуливает, стараясь докричаться до второй ипостаси двуликого. Дать знать волку, что вот она, его истинная, сидит совсем рядом и ждет помощи.
Делаю глубокий вдох, чтобы убедиться, что зрение меня не подводит, и носа касается божественно-манящий аромат. Да, ошибки быть не может.
Это ОН.
— Вы, человечка, — не очень культурно перебивает меня оборотень.
Присматриваюсь к нему внимательнее, гася улыбку, что уже коснулась глаз и почти переползла на губы.
А ведь он мне не рад.
Делаю вывод.
Однозначно.
Вторит Золотинка.
Глаза альфы слегка прищурены, острые скулы четко очерчены и даже аккуратная бородка не скрывает перекатывающихся желваков. Сдвинутые к переносице густые брови, плотно сжатые губы, задранный подбородок, широко расставленные ноги и скрещенные на груди руки. Всё сигнализирует о том, что ко мне пришли не с распростёртыми объятиями.
Хотя, логично. Это я в камере, а он-то на свободе.
— Что, простите? — сглотнув пересохшим горлом, решаю предпринять новую попытку наладить контакт.
Мне очень многое от него нужно. В первую очередь узнать про девочек и Куфина, а затем уже и попросить более приземлённых вещей: воды и таблетки от головной боли. Да и выйти из клетки очень хочется.
Не понимаю: зачем меня-то здесь держат? Я же не преступница.
Обязательно нужно во всем разобраться.
— Ко мне ты должна обращаться на «Вы» и никак иначе. Мы не люди и не приемлем панибратских отношений с не пойми кем. Понимаешь? — следует подробный ответ.
Я же дергаю рукой с браслетом, отчего цепь со звоном проезжает по полу, и, мысленно закатывая глаза, жалуюсь Золотинке.
Наладить контакт будет сложно.
Не то слово. Он меня не чувствует. Совершенно.
Соглашается она, недовольно фыркая.
Ну, раз с дружбой напряженка…
Прикусываю губу и тоже прищуриваюсь.
— Поняла, альфа Лин, буду обращаться к Вам, как требуют приличия, — слегка откашливаюсь, так как в горле печет, и продолжаю. — Тогда и Вас попрошу об ответной услуге: называть меня по имени. Я — Анила, а не безымянная человечка. Учительница из деревушки на юге между Краевым и Суримом.
Услышанное не сильно радует моего тюремщика. Решаю называть его пока так. Складка между бровей углубляется, и он еще на пару шагов приближается к решетке, сверля меня синими лазерами.
И всё равно… почему-то, глядя на этого сурового двуликого, мне не страшно. Я не верю, что он может обидеть.
— Учительница, которая работала в медицинском кабинете с преступником и помогала ему убивать детей? — бьет альфа словами наотмашь.
Кровь отливает от щек, а дыхание сбивается. Никогда не думала, что услышу в свой адрес подобное.
— Подождите, — верчу головой из стороны в сторону, торопясь опротестовать ложь и оправдаться.
Вспышка боли прошивает височную часть, и я вздрагиваю и стону помимо воли.
— Ты не можешь быть ранена, — заявляет альфа, словно считает, что я разыгрываю представление. — Я не чувствую крови.
— А головную боль Вы умеете считывать? — огрызаюсь в ответ, сжимая челюсти и массируя виски.
Тоже мне, рентген выискался.
— Это мне ни к чему.
Ну еще бы.
Ворчу про себя. И даже желание попросить о таблетках отпадает. Явно же скажет, что оборотни не болеют и лекарств не держат.
— Да, я медсестра, — возвращаюсь к разговору, глядя прямо в пронзительно-синие глаза. — Но я не вредила, а помогала девочкам. Спросите Майну или Кару, или Улину. Они подтвердят мои слова.
— Обязательно спрошу, как только очнутся, — следует уверенное.
— Что? Но разве они не пришли в себя? А сколько уже времени прошло? — засыпаю альфу вопросами.
Неизвестно, сколько я сама провалялась в отключке. А знать это нужно, чтобы хоть как-то ориентироваться в происходящем.
— Не пришли, Анила. И мы не можем понять, почему. Что ты им вколола? Уже третьи сутки, как оборотницы спят беспробудным сном, — рыкает он в ответ.
А я сжимаюсь. Не от страха за собственную жизнь, от переживаний за девочек.
— Каждой по три кубика сонлека. Но это чтобы им стало легче. Профессор Куфин и Узана забирали у них кровь и что-то кололи до моего прихода. Я не знаю подробностей.
— Какая еще Узана?
— Оборотница. Настоящая помощница преступника.
— В доме Вуличей кроме тебя не обнаружили больше ни одной женщины. Да и комната с женскими шмотками была тоже только одна. Шмотками, — повторяет, смотря на меня с ненавистью, — идентичными тем, что сейчас на тебе. Так что не ври мне!
— Это не моя одежда, — произношу, сама понимая, как глупо это звучит. — Альфа Лин, я говорю правду, — складываю руки в умоляющем жесте, отчего цепь вновь неприятно бряцает. — Вы же должны это чувствовать, пожалуйста.
— Не уверен. Ты работала с Куфиным, мало ли чему он тебя научил, — обрубает оборотень и разворачивается к выходу.
— Подождите. Вы куда? — вскакиваю с лавки, делая пару шагов, пока мой поводок не натягивается.
— Отдыхать.
— А как же я?