Тем временем появились вражеские бомбардировщики. И сразу же им наперерез ринулись наши истребители. Послышалась частая дробь авиационных пулеметов. Немецкий бомбардировщик, который летел первым, выпустил пышный дымный хвост и с воем пошел к земле. То же самое случилось еще с одним. Остальные успели сбросить несколько бомб на железнодорожное полотно, высыпали дождь листовок и повернули на запад. "Это вам не сорок первый год!" – невольно подумалось мне.
Одну из сброшенных листовок принесло ветром прямо к нашему блиндажу. Враги пугали, что начинают новое, страшное по силе наступление и что теперь никто не спасет нас. Поэтому надо бросить оружие и с белым флагом выходить навстречу наступающим фашистским войскам. Не первый раз немцы пытались агитировать нас сдаваться в плен. На Сучане их листовки врали по-другому. Но мы ни тогда ни теперь не верили ни одному слову захватчиков.
Весь день прошел в напряженном ожидании приказа о вступлении в бой. Впереди, на передовой, до вечера не прекращался гул гигантского сражения. Над полем боя стояло пыльное марево, над которым почти все время кружили самолеты. Шла беспрерывная артиллерийская стрельба. С нашей стороны ее дополняло прерывистое урчание "катюш". Мимо нас проползали к передовой танки и самоходки. Бойцы и офицеры, возвращавшиеся оттуда в тыл, рассказывали, что немцы пустили в ход новую технику – танки "тигры" с усиленной броней и мощные самоходные орудия "фердинанды". Но это им не принесло успеха: наши танки и самоходные орудия, артиллерия и пехота подбивали и поджигали прорвавшие оборону вражеские машины. Минные поля, противотанковые гранаты, бутылки с горючей смесью – все шло в ход.
Враги упорно рвались вперед. Передовая понемногу приближалась к нам. Все слышнее и отчетливее становились звуки боя. Понеся огромные потери, гитлеровцы к концу дня на несколько километров потеснили наши части.
Только вечером мы получили приказ о вступлении в бой. Наш 84-й артиллерийский полк был выведен из состава 55-й дивизии и вошел в состав 5-й артиллерийской дивизии прорыва, приданной 307-й СД 13-й армии, защищавшей Поныри.
ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Из вечернего сообщения 5 июля 1943 года
С утра 5 июля наши войска на Орловско-Курском и Белгородском направлениях вели упорные бои с перешедшими в наступление крупными силами пехоты и танков противника, поддержанными большим количеством авиации. Все атаки противника отбиты с большими для пего потерями, и лишь в отдельных местах небольшим отрядам немцев удалось незначительно вклиниться в нашу оборону.
По предварительным данным, нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 586 немецких танков, в воздушных боях и зенитной артиллерией сбито 203 самолета противника.
Бои продолжаются.
В ночь на 6 июля батареи нашего полка выдвинулись вперед, к оборонявшимся частям и заняли огневые позиции в извилистом и широком овраге, охватывающем Поныри с южной стороны.
Взводы управления за ночь продвинулись в расположение стрелковых батальонов и оборудовали там наблюдательные пункты. К утру заработала связь, батареи готовились открыть огонь.
Лишь только начался рассвет, над нами – я был вместе с начальником штаба дивизиона в одном из блиндажей – появились фашистские бомбардировщики.
Волна за волной они налетали на овраг и бомбили не пикируя, боясь тратить время, потому что к ним тут же устремлялись наши истребители. Земля беспрерывно содрогалась от мощных взрывов, и все же блиндажи, глубокие окопы и укрытия спасали орудия и людей.
На передний край и наш овраг обрушился шквал огня фашистской артиллерии и минометов. От прямых попаданий в укрытия появились первые раненые и убитые. Но теперь мы уже не были посторонними наблюдателями: вражеское наступление развертывалось на наших глазах, и мы стали участниками битвы. Наши пушки и гаубицы открыли ответный огонь. И слева и справа за многие километры от нас стоял гул развернувшегося вчера сражения. Орудийные залпы наших батарей, разрывы вражеских снарядов и бомб, время от времени находивших очередную жертву,- так продолжалось до самой ночи.
К концу дня надолго нарушилась связь с командиром дивизиона Новиковым. Начальник штаба, капитан Агапов, назначенный вместо Тирикова, переведенного в другой дивизион, послал меня к Новикову, чтобы взять последние данные для боевого донесения. Уже темнело, когда я нашел командира дивизиона. Он находился на наблюдательном пункте, невдалеке от побитой снарядами и бомбами деревенской церкви. К тому времени обстрел уже утихал, и все равно, пока я бежал туда и обратно, пока с трудом искал продолжение линии связи в местах повреждений, пришлось несколько раз упасть на землю: неподалеку, а то и совсем рядом, так что зловещее пение осколков слышалось почти над головой, рвались снаряды и мины.
Следующий день – 7 июля – по ярости обстрела, а особенно бомбежки, превзошел все виденное мною до сих пор, включая бои под Горбами на северо-западе. С раннего утра стаи немецких бомбардировщиков нависли над Понырями и нашим оврагом. Над местечком поднялось пепельно-серое марево. В воздухе велись постоянные воздушные бои. Наши истребители то и дело сбивали немецкие самолеты, но они шли и шли, волна за волной, по пятьдесят, а то и по сотне самолетов одновременно. В первые два дня вражеского наступления наш участок фронта был для противника не основным. Главный удар фашисты наносили в направлении местечка Ольховатка, в нескольких десятках километров левее нашего расположения, однако существенного успеха там не добились. Теперь они делали ставку на захват Понырей с дальнейшим продвижением на Курск. На штурм этого небольшого местечка, состоявшего всего из нескольких сотен домов, которое обороняла 307-я дивизия 13-й армии Центрального фронта, гитлеровцы бросили две полностью укомплектованные личным составом и боевой техникой пехотные дивизии и более 200 танков. "Здесь разгорелась одна из самых жестоких битв за время восточного похода",- напишет позднее один из немногих оставшихся в живых немецких офицеров, участвовавших в наступлении на Поныри[28].
Тогда мы не знали стратегических замыслов врага, да и не наше дело было их разгадывать, но, чувствуя неимоверную напряженность боя, ожесточенность артиллерийского огня и бомбежки, поняли, что подошли решающие часы и дни наступления гитлеровцев.
При очередном налете немецких пикирующих бомбардировщиков,- уже не помню, каким он был по счету – рядом рванула пятисоткилограммовая бомба, спрессовав всех нас безудержно нарастающим воем и оглушительным взрывом в натянутый до предела комок мышц и нервов. Наш блиндаж подпрыгнул, сдвинулся в сторону, а потом закачался в судорогах взрывной волны. Начальник штаба капитан Агапов, придя в себя от порохового смрада, заполнившего блиндаж, и от заложившего уши взрыва, пробормотал то ли нам, то ли себе:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});