Так и шло время. Ежедневный изнурительный труд; ежедневные схватки с Квинталом, из которых последний почти всегда выходил победителем. К началу третьего года соперничество между четырьмя кандидатами заметно усилилось. Формально уже было объявлено, что Собирателями будут Эвелин и Таграйн. Именно им предстояло высадиться на острове Пиманиникуит и собрать камни, в то время как два других монаха должны были остаться на борту корабля — на тот случай, если с одним из Собирателей что-то произойдет. В 821 Году Божьем путешествовать по морю было небезопасно; чтобы избежать риска, каждый Собиратель имел дублера.
Квинтал превосходил всех остальных в вопросах боевых искусств. Этот человек был невероятно силен и вовсю пользовался этим, чтобы снова и снова буквально мордовать Эвелина. Было несколько случаев, когда у Эвелина возникло отчетливое ощущение, что Квинтал стремится убить его. Чем не способ самому оказаться на Пиманиникуите?
Эта мысль тревожила Эвелина. Однако он не без иронии рассудил — ярость Квинтала лишний раз доказывала, что именно он, Эвелин, должен стать Собирателем, что выбор сделан верно. Эвелин знал, что, случись все наоборот, он поддерживал бы Квинтала всем сердцем и радовался бы уже тому, что примет участие в путешествии во славу Божью.
Когда же дело доходило до камней… Тут Эвелину не было равных. К четвертому году никто, даже магистры, не могли извлекать из камней их магическую силу так виртуозно, так умело, как Эвелин. Даже скептически настроенный Сигертон, которому по-прежнему не нравились человеческие качества Эвелина, вынужден был признать, что он одарен от Бога и, безусловно, должен отправиться на Пиманиникуит. Сигертон по-прежнему протежировал Квинталу и всячески старался продвинуть его на роль одного из кандидатов, но теперь уже вместо Таграйна, а не Эвелина. В то же время он прикладывал определенные усилия, чтобы смягчить неприязнь и зависть своего любимца по отношению к более удачливому сопернику.
Первые три месяца 821 Года Божьего в Санта-Мир-Абель царила атмосфера волнения и ожидания. Всякий раз, когда погода этому благоприятствовала, студенты высыпали во двор и до боли в глазах вглядывались в темные воды залива Всех Святых, покачивая головами при виде плывущих по нему льдин. Но ждать оставалось недолго. Приближалась весна, и вот-вот на горизонте должен был появиться корабль; между студентами возникло даже что-то вроде соревнования — кто же первым его увидит?
Бафвей, третий месяц года, в конце которого наступало весеннее равноденствие, оказался не богат событиями. Погода то улучшалась, то вновь становилась хуже, когда холодный ветер с Альпинадора нагонял в залив ледяное крошево.
Начался четвертый месяц, томаней, и теперь уже никто не сомневался, что корабль вот-вот прибудет. Правда, во всем аббатстве только магистры и четыре избранника знали, что следующим пунктом назначения корабля будет именно Пиманиникуит.
Брат Эвелин не мог думать ни о чем, кроме предстоящего путешествия. Опасности не пугали юношу, хотя он слышал, что не все монахи, отплывшие на Пиманиникуит, возвращались обратно. Никто не знал, что с ними произошло. То ли они погибли во время шторма, то ли подверглись нападению поври или гигантских змей, живущих в Мирианике, безбрежном океане, который им предстояло пересечь. Даже в случае, если путешествие в целом оказывалось успешным, очень часто один или несколько монахов не добирались до дома; в море, как известно, всякое случается. Но все это Эвелин воспринимал как-то отстраненно; его мысли целиком и полностью сосредоточились на самом острове. Он много читал о нем, и воображение рисовало ему такую картину: вот он стоит в прекрасном саду среди экзотических цветов, а вокруг падают с неба разноцветные камни, и все это сопровождается разлитой в воздухе божественной музыкой. А потом он будет бегать босиком по магическим камням, будет кататься по ним, греясь в лучах славы Божьей.
Ах, это все лишь нелепые фантазии! Эвелин знал, что, когда камни начнут падать, он вместе со вторым Собирателем будет прятаться под землей, укрываясь от них. Даже после того, как волшебный «дождь» закончится, придется выждать еще какое-то время, пока камни остынут. А потом начнется, может быть, самое трудное.
И все же вопреки здравому смыслу, прекрасно понимая, что может погибнуть во время путешествия, Эвелин напряженнее всех вглядывался в море в надежде увидеть, наконец, далекие паруса. Ему казалось, что пребывание на острове станет кульминационным моментом его жизни, величайшей радостью, какая только доступна монаху Санта-Мир-Абель, слиянием с Богом, подобного которому никому другому испытать при жизни не дано.
Двухмачтовая каравелла возникла на горизонте в середине томанея и быстро заскользила по неспокойному морю в гавань Санта-Мир-Абель. Все утро этого дня, выполняя данные ему инструкции, Эвелин провел в безмолвной молитве и настолько разволновался, когда в конце концов его вызвал к себе аббат Маркворт, что магистр Джоджонах вынужден был поддерживать юношу. Когда они появились, трое других избранников находились уже в просторном кабинете аббата. Тут же присутствовали все магистры и двое неизвестных Эвелину мужчин — один высокий и стройный, а другой ниже ростом, постарше и такой худой, точно он не ел целый месяц.
Эвелин догадался, что высокий, наверное, капитан судна; он стоял, оглядывая всех с горделивым видом, положив ладонь на рукоять золоченой рапиры. Грубый шрам пересекал его лицо от уха до подбородка, свидетельствуя, на взгляд Эвелина, о доблести этого человека. Он был чисто выбрит, кончики аккуратно постриженных усов загибались над уголками рта. У него были темные глаза, длинные черные вьющиеся волосы, и под мышкой он держал большую шляпу с загнутыми вверх краями и пером с одной стороны. Одежда на нем была не новая, но роскошная, из золотой парчи; в особенности же поражала воображение украшенная драгоценностями перевязь. Именно перевязь прежде всего привлекла к себе внимание Эвелина; он сразу почувствовал, что по крайней мере один из драгоценных камней, небольшой рубин, служил не просто украшением.
Эвелин старался не таращиться на рубин, но ломал голову, каким образом человек, не принадлежащий к ордену Санта-Мир-Абель, оказался владельцем священного камня и не постеснялся продемонстрировать его самому аббату Маркворту! Можно не сомневаться, и аббат, и магистры прекрасно поняли, что это за камень.
Ну, а раз так, сказал себе Эвелин, то нечего и беспокоиться. Может быть, этим камнем с капитаном расплатились за корабль, или он получил его в качестве инструмента защиты только на время путешествия, которое, как известно, не обещало быть простым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});