Читать интересную книгу Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897‑1905 гг. - Гаральд Граф

Поезд останавливался на нескольких маленьких станциях, переполненных пестрыми толпами горланящих жителей и торговцев фруктами. Все было так ярко и типично, что в уме невольно всплывали известные картинки из сказок и романов о жизни этой когда‑то великой и сказочной страны. Путешествие было занимательным. Но в таких случаях особенно всегда ощущается, что не с кем делиться своими впечатлениями. Кругом сидели англичане‑туристы и флегматично курили, отнюдь не располагая к знакомству с ними. Впрочем, я и английского языка почти не знал и потому все равно с ними разговориться не мог.

Из‑за незнания языка и обычаев в таких поездах я даже остался без обеда: в пути в вагон вошел какой‑то господин в форменной фуражке, быстро проговорил какие‑то слова и стал предлагать билетики; видя, что некоторые пассажиры от них отказываются, и я тоже не взял. Через некоторое время он опять прошел, ударяя в гонг: стало ясно, что приглашают завтракать; как и другие, я спокойно пошел в ресторан, но у входа мне преградил путь лакей и попросил показать именно тот предательский билетик, от которого я так легкомысленно отказался. Увидя, что у меня его нет, он вежливо заявил, что все места заняты. Несолоно хлебавши пришлось вернуться на место, досадуя на свою неопытность и утешаясь, что следующий уж раз впросак не попаду.

В Каир поезд пришел в семь часов вечера. Я вышел из вагона и направился к выходу с вокзала, где был сразу же окружен целой толпой комиссионеров местных гостинец. Хорошо, что Д. указал, где лучше остановиться, не то, наверное, попал бы я Бог знает куда. В этой толпе был и человек из нужного мне отеля, и, вручив ему вещи, я сел в маленький дилижанс, и мы поехали по темнеющим уже улицам знаменитого города.

В первый момент я даже немного разочаровался: дома да и улицы были чисто европейские, а я ожидал увидеть что‑то особенное – восточное. Правда, по ним двигалась пестрая толпа, одетая в разнообразные одежды, и это оживляло картину, но я ожидал все же чего‑то большего от этого города. На мои расспросы кучер меня утешил, сказав, что это только европейская часть и имеется другая – туземная, которая сохранила прежний вид.

Скоро мы подъехали к огромному шестиэтажному дому, меня быстро водворили в чистенькой комнатке пятого этажа. Почистившись и вымывшись, я спустился вниз и, так как был голоден, справился, где ресторан. Мне указали на красивое помещение и сказали, что обед будет подан через четверть часа. Я очень обрадовался и вошел в зал. Столики были еще пусты, но вскоре появились обитатели гостиницы и все места оказались занятыми. При этом я обратил внимание, что дамы одеты в вечерние туалеты, а мужчины в смокинги. Это обстоятельство неприятно на меня подействовало, так как на мне был светлосерый костюм, который резко выделялся среди черных смокингов. Скоро и за мой столик уселись великолепный джентльмен с не менее великолепной леди, и я окончательно смутился. Они вежливо поклонились и делали вид, что ничего особенного во мне не замечают, но в душе, очевидно, глубоко презирали за совершенно неприличный, с их точки зрения, вид.

После такого начала и аппетит пропал, и мне казалось, что вся публика и лакеи только на меня и смотрят. С тоскою я ждал, чтобы поскорее кончился бесконечно длинный обед, отлично, впрочем, сервированный. Таким образом, я получил еще урок путешествия «по заграницам» и теперь уже знал, что смокинг положительно необходим, чтобы считаться приличным человеком, а без него и за деньги не всюду пустят. Для меня это было совсем новым открытием, так как я никогда штатской одежды не носил и вообще ею не интересовался, наивно полагая, что важно иметь чистую и нерваную одежду, а ее цвет и покрой значения не имеют.

Наконец обед кончился, и я один из первых вышел из ресторана и пошел к портье, чтобы сговориться насчет гида, который показал бы мне город и все, что полагается. Весь Каир переполнен туристами, и это там прекрасно налажено: в любое время можно получить гида, говорящего на нужном языке, коляску, верблюдов и т. д. С гидом я условился с раннего утра начать осмотр всех достопримечательностей.

Он добросовестно исполнял свои обязанности, а я не менее добросовестно всем интересовался и в поте лица смотрел, ходил и лазал. Самое сильное впечатление осталось у меня от пирамид, но способ взбираться на них тоже незабываем. Только мы подъехали, как подскочили три араба, быстро переговорили с гидом и, не спрашивая моего согласия, схватили меня под руки и поволокли на самую высокую пирамиду. Ее стены представляют ступени высотой около метра, так что все время приходилось страшно высоко задирать ноги, и от этого они, конечно, быстро устали.

Вся операция восхождения происходила чрезвычайно быстро, так как арабы дошли до большого совершенства в этом искусстве. Двое ловко тащили меня за руки, а третий усердно подсаживал сзади. На половине подъема я чувствовал, что ноги у меня подкашиваются и дальше я ими двигать ни в коем случае не могу. Но не тут‑то было: черные ни на что не обращали внимания и тащили меня все выше, а я только машинально передвигал ногами. Все объяснения, что я устал и хочу отдохнуть, на них не действовали. Может быть, они меня плохо понимали, но, видимо, туриста просто полагалось дотащить до определенной высоты, и только тогда они могли считать, что добросовестно выполнили задачу и заслужили полную плату. Наконец мы, должно быть, достигли цели, потому что я был предоставлен самому себе и в изнеможении мог опуститься на камни.

Немного придя в себя, я стал осматриваться. Вид открывался действительно замечательный: море желтого песка, вдали ряд пирамид, с другой стороны живописно раскинувшийся Каир, а у подножия узкой лентой вьется вечный Нил. Я его представлял гораздо «поэтичнее». Всюду открывается широкий горизонт, точно безбрежное песчаное море сходилось с небосклоном. Пустыня казалась такой загадочной и манящей в свою даль.

Этот вид настолько увлек меня, что и спускаться не хотелось. Находясь наверху, легко было представить прежнюю жизнь этой страны, за тысячелетия до нас, внизу же меня ожидали бесконечно скучные лица англичан с бедекерами в руках, и все напоминало, что великое и величественное прошлое кануло в лету, и остались только «достопримечательности» для туристов.

В Каире я незаметно провел шесть дней и наконец решил, что пора и обратно ехать. До парохода, правда, оставалось еще три дня, но я боялся, что в мое отсутствие могли прийти телеграммы с поручениями. Распрощался с гидом‑арабом, который оказался милым приличным человеком, и с неподражаемо важным портье гостиницы и в прежнем дилижансе поехал на вокзал. Поезд быстро домчал до Саида, который представлялся уже чем‑то вроде родного города.

В Порт‑Саиде для меня телеграмм не оказалось. Посетил нашего матроса с откушенным пальцем, который оставался во французском госпитале. Он был вполне доволен случившимся с ним несчастьем: без одного пальца он мог отлично существовать, но зато освободился от участия в войне, которой страшно боялся.

Я отправился с Д. в банк и предъявил свои бумаги. Все оказалось в порядке, и деньги могли быть немедленно выданы. Мне представлялось, что я получу изрядное количество кредитных билетов, которые займут не так уже много места. Все же, по совету Д., я купил хороший кожаный чемодан небольших размеров. Я и в мыслях не имел, что он будет почти полон деньгами. Но каково же было мое удивление, когда в банке меня подвели к огромным медным весам и на них начали отвешивать груды золотых монет фунтового достоинства, а затем пересыпать в маленькие парусиновые мешочки. Таким способом отмеривание восьми тысяч фунтов окончилось быстро, и мне оставалось их принять.

Однако я с большим недоверием отнесся к такому способу подсчета денег. Как Д. ни доказывал мне, что он безошибочен, но я все же счел необходимым проверить несколько мешочков: сумма каждого была, разумеется, совершенно правильной. Банковские чиновники почтительно улыбались, видя мои сомнения, и выражали полную готовность присутствовать при проверке их всех. Вот эта‑то их готовность мне и показалась лучшим доказательством того, что меня не обманывают, и я удовольствовался уже произведенной проверкой на выбор.

Мешочки, уложенные мною в чемодан, совершенно заполнили его. Чемодан оказался таким тяжелым, что я еле‑еле мог его поднять, и при этом он чрезвычайно подозрительно прогибался и отвисал. Нечего сказать, приятное предстояло путешествие с этаким багажом! На ночь я не решился деньги взять в гостиницу, и банк любезно предложил сохранить чемодан в своем сейфе.

На следующий день, как только пришел пароход, я пошел в банк с рассыльным из консульства, который перенес чемодан в мою каюту. Заперев ее на ключ, весьма довольный успешно исполненным поручением, я вышел на верхнюю палубу. Когда до отхода парохода оставалось всего несколько минут, вдруг прибежал служащий из консульства и передал телеграмму. Она была от командира, и в ней он сообщал, что получил срочное предписание выйти на присоединение к эскадре, а мне приказывал ехать в Джибути и получить у консула пакет с распоряжениями, что делать дальше. Это известие меня сильно взволновало: я оказался брошенным с чемоданом, полным золота, и без надежды догнать свой корабль. Немножко успокоившись, я стал обдумывать положение. Меня не покидала все‑таки надежда, что, может быть, командир и не сразу уйдет из Джибути и я еще застану «Иртыш».