служебными обязанностями? Эта дилемма не давала ему покоя, а работы становилось больше и больше. Неустроенность членов союза, амбиции графоманов, требования наград и премий, разговоры о близкой дружбе с его покойным отцом — всё требовало действий, помощи, денег, льгот. Времени на творчество катастрофически не хватало.
Поначалу ему казалось, что опыт Литературного института, московский культурный уровень, понимание того, куда движется поэтический процесс, поможет ему двинуть вперёд дагестанскую литературу. Но оказалось, что подсказать, посоветовать что-то полезное можно лишь начинающим писателям. Однако мало кто из них прислушивался к Гамзатову, их больше интересовало, как опубликоваться, желательно в Москве, если не сразу издать книгу, то, по крайней мере, напечататься в литературном журнале. О требовании Капиева насчёт зрелости без скидок на возраст они будто и не слышали. Написавшие пару неуклюжих строф уже мнили себя большими поэтами. А старшие — те и сами могли кое-чему научить своего председателя.
Кроме дел литературных или окололитературных, было много других обязанностей — совещания, собрания, заседания, митинги и отчёты. Не говоря уже о партийных указаниях, правильных вроде бы на бумаге, но до ломоты в зубах скучных и мучительных для поэта, увлечённого новыми замыслами, образами, да и радостями жизни, которые тоже требовали и времени, и сил.
Появились и недоброжелатели, умевшие плести изощрённые интриги, а слова его, произнесённые сгоряча или по присущей поэту наивности, сообщать «куда следует» с весьма опасными по тем временам толкованиями.
Гамзатов был предан поэзии, но жизнь брала своё. И всё же вопрос о том, на своём ли месте оказался Расул Гамзатов, не давал ему покоя. Гамзатов уже подумывал махнуть рукой на чиновничьи мучения, когда из Москвы пришла ошеломляющая новость.
Ему была присуждена Сталинская премия за книгу «Год моего рождения».
«Так нежданно-негаданно Сталинская премия словно свалилась на Расула Гамзатова, — вспоминал Яков Козловский. — Но сказать, что жребий благоволил Гамзатову, было бы опрометчиво. Нет, он сам себя создал как поэт и человек».
Это было тем более неожиданно, что годом раньше эту премию получил Гамзат Цадаса, его отец. Но оказалось, что две эти премии крепко связаны между собой. Позже, беседуя с Далгатом Ахмедхановым, лауреат рассказывал:
«Сталинскую премию, считаю, я получил незаслуженно и чисто случайно...
— То есть как?
— Да так. В 1949 году на премию были представлены мой отец, Гамзат Цадаса, и я. Конечно, я возражал, считая, это не по-дагестански, да и вообще не очень серьёзно. Фадеев, который был тогда председателем правления Союза писателей СССР и большим политиком, настоял на своём, считая, что Сталину это понравится: мол, отец и сын, старшее и молодое поколения едины. Потом Фадеев рассказал, что Сталин спросил, сколько лет отцу и сколько сыну. Ему ответили. Дадим премию отцу, решил Сталин, а сын ещё успеет. На следующий год меня никто на премию не выдвигал, но вдруг эта премия сама свалилась на меня, как гром среди ясного неба. С Фадеевым я был тогда очень дружен, и он рассказал, что Сталин в конце заседания, когда решался этот вопрос, неожиданно поинтересовался: а что — сын того дагестанского поэта написал что-либо стоящее за прошедший год? Нет, ответили ему, не написал. Наверное, обиделся на Советскую власть, заметил Сталин, дадим ему премию, чтобы не обижался. Так я и стал лауреатом».
Недруги присмирели. За работу в Союзе писателей пришлось браться, засучив рукава. Другого председателя теперь быть не могло.
К тому времени новые книги Расула Гамзатова начали выходить одна за другой, иногда почти одновременно в издательствах «Молодая гвардия», «Советский писатель», в Гослитиздате и Детгизе. В Москве — больше, чем в Дагестане. Публикации в газетах и журналах счёту уже не поддавались, но гонорары приходили исправно. Его много публиковали, потому что его многие читали и ждали новых произведений Расула Гамзатова.
С особым вниманием читали его новые произведения собратья по перу. Большие писатели публиковали отзывы, которые помогали Гамзатову становиться всё более известным. В журнале «Смена» о Гамзатове написал знаменитый поэт Михаил Светлов. Песню «Гренада» на его стихи пела вся страна:
Но песню иную о дальней земле
Возил мой приятель с собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада, Гренада моя!»
«Некоторые люди считают, — писал Светлов, — что расстроенность чувств — это и есть лирика. Дескать, он её любит, а она его нет — вершина конфликта в лирическом стихотворении. Наступающая осень символизирует старость — ах, как трогательно! Пейзаж, на фоне которого пасутся две-три коровки, — ох, какая наблюдательность!
Всё это, конечно, неверно. И это с неотразимой убедительностью доказывает очень хороший поэт Расул Гамзатов...
У Расула Гамзатова много здорового, свежего юмора... Юмор входит в стихи Гамзатова, как молибден входит в сталь. Для примера прочтём и разберём “Стихи о времени” в очень хорошем переводе Н. Гребнева. Они начинаются так:
Ты спешишь. На деревьях желтеет листва,
Хлещут ливни, мутнеют потоки.
И неделю смололи твои жернова:
Я неделю писал эти строки...
Прочтя книгу Расула Гамзатова, я обнаружил одно отличное качество поэта: в каждом его стихотворении пружинит мысль, ни одно из них не бездумно, ни одно из них не написано потому только, что у автора появилось желание рифмовать».
БЕЗ ВОЖДЯ
Когда казалось, что работа налаживается, когда Гамзатов научился выкраивать время для творчества, жизнь вновь переменилась.
Время будто замерло, история раскололась. Города заполонили скорбные толпы граждан с чёрными лентами на знамёнах, с портретами «вождя всех народов» в траурном обрамлении. Радости не было заметно даже у тех, кто вождя не любил, кто пострадал при его власти. Над приспущенными флагами, над транспарантами и трибунами, митингами и демонстрациями витал тревожный вопрос: «Что теперь будет?» Ответа никто не знал.
Сталин умер. Вождя не стало, но осталась сталинская гвардия.
В Москву на похороны спешили со всей страны. «Отца народов» положили в Мавзолей рядом с «вождём мирового пролетариата» 9 марта, через четыре дня после кончины.
«Сталина видел только, когда стоял в составе дагестанской делегации у его гроба в Москве, — рассказывал Расул Гамзатов журналисту Далгату Ахмедханову. — Тогда толпа чуть нас не задавила. Фадеев попросил меня выступить на собрании в Доме актёра от Союза писателей. Я написал стихи: “Со слезами в глазах проснулась страна”. Но мне тогда и замечание сделали, почему, мол, со слезами, партия ведь жива, ЦК жив, так