href="ch2-177.xhtml#id513" class="a">[177] заявлял: «Имеется нечто, нам более близкое, нежели Священное Писание, и сие есть Слово в сердце, из которого вышли все священные писания». Чуть позднее Роберт Баркли[178] пытался объяснить непосредственный опыт
tat twam asi в категориях августинской теологии, которую, конечно, пришлось существенно расширить и смягчить, чтобы она соответствовала фактам. В своих знаменитых тезисах Баркли утверждал, что человек – падшее существо, способное творить добро лишь после воссоединения с Божественным Светом. Этот Божественный Свет есть Христос внутри человеческой души, причем он универсален, подобно семенам греха. Свет Христов присутствует во всех людях, равно христианах и язычниках, хотя они могут ничего не знать о мирской истории жизни Христа. Отпущение грехов даруется тем, кто не сопротивляется этому Свету, кто позволяет новой святости родиться внутри себя.
Доброте не нужно проникать в душу, ибо она уже находится там, но не воспринимается до поры.
Theologia Germanica
Когда единого сознанья нет,
Изъяна мириады дхарм не знают.
Изъяна нет и нету дхарм,
Истока нет и нет сознанья[179].
Сэн-цань[180]
Не зная, кто мы такие, не осознавая, что Царство Небесное находится внутри нас, мы и ведем себя откровенно глупо, зачастую безумно, а иногда и преступно, что, в общем-то, свойственно людям. Ради спасения, освобождения и просветления нужно обратиться к дотоле не замечаемому добру, которое исходно присутствует внутри нас; нужно вернуться к нашей вечной Основе и остаться там, где мы, не ведая того, всегда и пребывали. В своем труде «Государство» Платон говорит о том же самом: «Способность понимания, как видно, гораздо более божественного происхождения; она никогда не теряет своей силы, но в зависимости от направленности бывает то полезной и пригодной, то непригодной и даже вредной»[181]. А в диалоге «Теэтет» он указывает (об этом нередко можно услышать от приверженцев духовной религии), что люди способны познать Бога, только сделавшись Ему подобными. Стать же богоподобным означает отождествить себя с божественным элементом, который, по сути, составляет нашу изначальную природу; его наличие, впрочем, мы в силу нашего, как правило, добровольного невежества отказываемся признавать.
На путь истины встают те, кто познал Бога посредством божественного, узрел Свет во свете.
Филон
Филон[182] был проповедником эллинистической «религии таинств», которая сложилась, как доказал профессор Гудинаф[183], в иудейской диаспоре между 200 годом до нашей эры и 100 годом нашей эры. Истолковывая Пятикнижие в категориях метафизической системы, вобравшей в себя платонизм, неопифагорейство и стоицизм, Филон преобразовал полностью трансцендентального и почти антропоморфически личностного Бога Ветхого Завета в имманентный, превосходящий всякое бытие Абсолютный Разум Вечной Философии. Но даже из уст фарисеев и из-под пера ортодоксальных писцов того бурного столетия, когда, с распространением учения Филона, случились зарождение христианства, разрушение Иерусалимского храма, и со стороны «стражей закона» звучали знаменательные мистические высказывания. Утверждается, будто великий рабби Гиллель[184], чье учение о смирении, любви к Богу и человеку сродни раннему, более грубому варианту некоторых отрывков из Евангелий, произнес перед собравшейся во дворе Храма толпой следующие слова: «Коли я тут – это Иегова вещает устами своего пророка, – значит, все находятся тут. Если меня тут нет, значит, тут никого нет».
Всякого, в ком влюбленного узрел ты, возлюбленным считай, так как он относительно и этот, и тот. Жаждущие если воду ищут в мире, то и вода ищет в мире жаждущих. Когда Он влюблен, ты молчащим пребудь, когда Он слух твой притягивает [требует внимания], ты слухом пребудь[185].
Джалаладдин Руми
Пусть человек отвратится от себя самого и от всего сотворенного. Насколько тебе удастся это, настолько достигнешь ты единства и блаженства в той искре души, которой никогда не касалось ни время, ни пространство. Эта искра сопротивляется всем творениям и хочет только Бога, чистого, каков Он есть Сам в Себе. Она не удовлетворится ни Отцом, ни Сыном, ни Святым Духом, ни всеми Тремя Лицами, покуда каждое пребывает в Своем существе. Да! Я утверждаю: мало этому свету даже того, чтобы Божественная Природа, творческая и плодородная, рождалась в нем[186].
Майстер Экхарт
Примитивные формулировки ряда положений Вечной Философии можно обнаружить в системах мышления нецивилизованных и так называемых первобытных народов. Маори, например, считают, что каждое человеческое существо состоит из четырех элементов: божественного вечного принципа, который они называют тойора; «Я», которое исчезает со смертью человека; призрачной тени, или души, которая остается после смерти; а также тела. У индейцев племени оглала[187] вечный божественный элемент зовется сикан, и его признают тождественным тон – божественной сути мира. Другими элементами «Я» выступают наги – личность и нийя – живая душа. После смерти сикан воссоединяется с божественной основой всех вещей, личность-наги продолжает жить в потустороннем мире психических явлений, а нийя растворяется в материальной вселенной.
Что касается всех «первобытных» обществ двадцатого столетия, нельзя исключать вероятность воздействия на них какой-либо высшей цивилизации, у которой они могли позаимствовать эти положения. Следовательно, мы не вправе опираться на настоящее в суждениях о прошлом. Если многие современные дикари и обладают эзотерической монотеистической философией в духе монотеизма принципа «Ты – одно с Тем», у нас все равно нет повода заявлять, будто люди времен неолита и палеолита придерживались подобных взглядов.
Более правомерными и правдоподобными представляются выводы, которые можно сделать из изучения нашей собственной физиологии и психологии. Мы знаем, что человеческий разум способен на что угодно, от несусветной глупости до квантовой теории, от Mein Kampf и садизма до святости Филиппа Нери[188], от метафизики до кроссвордов, от политики силы до Missa Solemnis[189]. Еще нам известно, что человеческий разум неким образом связан с человеческим мозгом, и у нас есть все основания полагать, что на протяжении многих тысяч лет ни размеры, ни состав человеческого мозга не претерпевали значительных изменений. Следовательно, мы можем допустить, что в далеком прошлом человеческий разум, как и сегодня, выказывал навыки разнообразной и многочисленной деятельности.
Однако очевидно, что многие виды деятельности, свойственные некоторым умам в настоящее время, в далеком прошлом были попросту неведомы. Тому имеется несколько вполне понятных причин. Определенные мысли практически не могут прийти на ум вне рамок определенной системы классификации и без выражения на соответствующем языке. Если человек не обладает подобными инструментами, он не сможет ни выразить, ни даже помыслить указанные мысли. Более того, необходимо некое побуждение для создания таких инструментов, а оно