Читать интересную книгу Рассказы - Джеймс Блиш

У них существуют институт семьи и мелкие национальные общности типа племен. В трудные годы между племенами вспыхивают междоусобные войны. Эти обстоятельства сыграли свою роль в провале первой экспедиции на Саванну. Дело в том, что земляне неумышленно заразили этот народ, первоначально дружелюбный к нам, весьма заурядным земным вирусом, который оказался смертельно губительным для мужской части населения Саванны. Женщины гораздо более устойчивы к нему, хотя полного иммунитета не было и у них.

Этот мор вконец разрушил привычную структуру семей, что, в свою очередь, поставило под угрозу традиционные группировки и соотношение сил между племенами. Короче, туземцы быстро сообразили, что всему виной чужеземные гости, и однажды ночью, без малейшего предупреждения, напали на лагерь экспедиции. Очень немногие из высадочной группы вышли живыми из этой схватки. Раненых среди них не было.

— Отравленные дротики? — с любопытством спросил сержант Ли.

— Нет, — хмуро ответил Рош. — Стрелы. Ли изумленно взметнул брови.

— Тяжелые, металлические стрелы, — пояснил доктор Рош. — Они мечут их из арбалетов с такой скоростью, что стрела наповал убивает человека одной силой удара, куда бы она ни попала. Это я к тому, чтобы вы заранее знали, что даже полный бронекостюм вам предоставит здесь сомнительную защиту. Нам надо спланировать все таким образом, чтобы не потерять ни одного из наших — и не убить и не ранить ни одного туземца. А решить, как это сделать, я вынужден просить вас.

Ли пожал плечами. Он привык к головоломным задачам.

— Ладно, — продолжал Рош. — Нам-то здесь нужно не так уж много. Мы должны захватить несколько туземцев, имеющих определенный вес у своих земляков, воины несомненно подойдут. Далее, нам нужно будет немного получше изучить их язык, завоевать их доверие и объяснить им, что у нас есть лекарство от мора. Самое главное, нам надо удержать их от естественного первого желания — дать антивирус своим воинам и князькам. Это бесполезно, они уже безнадежны. Антивирус надо будет давать только беременным особям женского пола.

— Уговорить их будет непросто, — сказал капитан Мотлоу.

— Согласен. Но меня и послали сюда главным образом поэтому. И это еще не все. Мы ограничены во времени. В отличие от людей, у жителей Саванны есть определенный строго фиксированный брачный сезон в году, так что все дети у них рождаются практически одновременно. Мы вылетели со всей мыслимой срочностью, как только узнали о случившемся, но добрались сюда уже к началу сезона рождений. Если мы не сделаем инъекции возможно большей части беременных особей женского пола, — а своими силами мы это не поднимем, нам нужна помощь туземцев, — раса мыслящих саваннян будет стерта с лица планеты. Все дети мужского пола умрут еще в младенческом возрасте, и это будет смертью расы.

Вот все, что знаю я и что известно вообще о положении на планете. На этом я и завершаю свое сообщение — это все, из чего мы вынуждены исходить.

Плотный пожилой человек с седой головой, корабельный врач Клайд Биксби поднял руку.

— Полагаю, доктор Рош, вы упустили один факт. По моему мнению, он представляет определенный интерес. Почему бы не сказать уважаемому собранию, что именно явилось возбудителем эпидемии?

— Ах да! Ну, конечно! Этот вирус табачной мозаики.

В первое мгновение ему никто не поверил, если не считать доктора Биксби, что было вполне естественно, поскольку он единственный разделял с доктором Рошем преимущество осведомленности. Но все же большинство сидевших в кают-компании с омерзением бросили свои сигареты на пол и раздавили их каблуками, словно это были ядовитые змеи. Рош рассмеялся.

— Не тревожьтесь, — сказал он. — Одна из причин, почему табачная мозаика так распространена на Земле, и заключается в полной ее безвредности для человека. А что касается табаководов, то на плантациях она поддается контролю-не полному искоренению, а именно контролю — с помощью опрыскивания стрептомицином.

— Это любопытно само по себе, — ввернул Биксби, — ведь ни на какие другие вирусы стрептомицин не действует.

— Он и на табачную мозаику действует не радикально, — ответил доктор Рош. Но сейчас это нам не важно. Суть дела такова: для табака табачная мозаика самая остро заразная болезнь из всех известных человеку. В отличие от большинства вирусов, поражающих человека, ее носитель не живой организм, пусть крохотный, но довольно сложный. Это просто некое химическое соединение. Его можно получить в кристаллической форме так же легко, как, скажем, каменную соль или сахарный леденец. Пока он не попал в клетку растения, он не живой, а жизнь, которая возникает в нем после попадания в клетку, целиком «заимствована» у клетки-хозяина. Химически он достаточно прост, так что большинство реагентов, как химических, так и физических, не разрушает его структуру.

В результате, если вы войдете в теплицу, где растет табак, куря сигарету, изготовленную из листа растения, пораженного табачной мозаикой, большинство растений в теплице заболеют этой болезнью. Они заразятся ею буквально от дыма. Именно это, судя по всему, произошло с саваннянами. Они заразились от сигарет, которыми угостили их первые исследователи.

— Своего рода трубка мира, — подал голос Биксби.

— Вполне возможно. И если это так, то перед нами грандиозный пример, какую кашу можно заварить, если слишком далеко распространить аналогию.

— Но почему они оказались такими восприимчивыми? — спросил я.

Рош развел руками.

— Один бог знает, Ганс. Им еще повезло, что мы знаем, как действует этот вирус. Он проникает непосредственно в хромосомы через клеточную мембрану и вызывает такие изменения в генах, что дочерние клетки становятся восприимчивыми к болезни в ее открытой или «клинической» фазе. Вот почему он убивает младенцев намного быстрее, чем взрослых, — у детей гораздо быстрее протекает деление клеток.

— Еще бы, — добавил док Биксби, — у людей клетки полностью обновляются на протяжении жизни в среднем десять раз, из них восемь раз за период от зачатия до двух лет!

— Главное, мы относительно легко можем обезвредить этот вирус, — сказал в заключение доктор Рош, — и саваннянам повезло, что мы можем это сделать, если успеем сделать вовремя. А сейчас, я полагаю, самое лучшее будет приступить к делу.

Лицо сержанта Ли, выражение которого в ходе беседы поминутно менялось, окаменело так мгновенно, что мне даже послышался щелчок.

* * *

Мы сели на Саванну этой же ночью на высадочной ракете, поскольку сам «Чизхолм» ни на эту планету, ни на другую посадить было невозможно. Я оказался на ее борту потому, что в мои служебные обязанности входило пилотирование этой разболтанной, неуклюжей, трудноуправляемой посудины. К тому же мне пришлось вести ее в полной темноте над местностью, знакомой мне в самых общих чертах, и я имел приказ посадить ее бесшумно, что практически почти невозможно на суденышке, оснащенном всего двумя ракетными двигателями (для космоса) и двумя воздушно-реактивными (для атмосферы).

Конечно, я не намеревался использовать ракеты при посадке, а воздушно-реактивные двигатели можно было легко выключить, когда надо. Я так и сделал, но мое суденышко пошло камнем вниз по крутой наклонной. Вообще-то у него были все признаки самолета, но поверхность несущих плоскостей была чрезвычайно мала, так что приписать ему способность планировать можно было только в порядке особой любезности (проявить которую мог лишь посторонний наблюдатель, которому это ничем не угрожало).

Тем не менее я отважно попытался сладить с суденышком. В чернильной тьме я вывел его, судя по приборам, на высоту около пятидесяти футов над участком вельда, который был выбран сержантом Ли для посадки. Затем прикрыл дроссели, чтобы сбросить скорость ниже минимальной аэродинамической, и выключил их совсем, надеясь вывести наш кораблик до поверхности грунта раньше полной потери инерции.

В общем, все так и вышло, но коряво. Мы были ближе к поверхности, чем показывали приборы, так что двигатели я вырубил, наверно, всего в нескольких дюймах от грунта. Так или иначе, бесшумной посадки не получилось — визг и шипенье влажной травы, испаряющейся под полозьями нашей колымаги, мы слышали сквозь двухслойную оболочку корпуса.

К тормозам я даже не прикоснулся. У меня не было ни малейшего желания останавливаться, пока мы не откатимся как можно дальше от места, где мы наделали столько шума. Я вообще терпеть не могу шумных посадок. К тому времени, когда наш кораблик окончательно остановился, мы оказались милях в двадцати от намеченной точки посадки, и лица у всех нас были достаточно бледны-у меня, вероятно, больше, чем у остальных.

Я не против быть первооткрывателем, строго говоря, но надеюсь, что в следующий раз мне дадут лошадку попослушнее. Я даже не заметил, что высказал все это вслух, но, наверно, так оно и было, потому что следом сержант Ли кисло пробурчал: