Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москва, недалеко от метро «Пушкинская».
Ястребова не спеша подошла к газетному ларьку. Сонная продавщица натянуто поулыбалась ей и протянула какую–то желтую газетенку.
— Спасибо, — Ольга дошла до сквера и присела на лавку, — так, нефть, кризис, правительство Украины, убийство, не то… Ага, вот оно! Похоже, опять! «Неизвестный мужчина, назвавшийся Арсением Годилиным проник в омский «МакДональдс» и совершил там акт вандализма с партией гамбургеров, заменив в них котлеты на собственные экскременты…» Господи! — Ольга швырнула газету в урну. — Идиотизм. Просто идиотизм какой–то, — порывшись в сумочке, она достала телефон. — Алло, Арсений Геннадьевич! Простите, что отвлекаю, но… но он… но они, кажется, опять! Ах, не спрашивайте, боюсь, я вас не порадую, он… он… в общем, он, представившись вами, нагадил в гамбургеры…
Выслушав гневную тираду Годилина, Ольга хмуро продолжила:
— Кто же все это делает, по–вашему?
— Да, помнится, был там один… Йожин с бажин…или как там его?
— Войцехович… — мрачно буркнула Ольга.
— Еврей, что ли?
— Вроде бы словак. Анджей Войцехович, — тут же вспомнила Ястребова.
— Да хоть чукча, — Годилин так и не сменил гнев на милость. — Тот еще деятель, если помнишь, он был замешан в деле о новосибирском маньяке. Темная история вышла. Тела в Новосибе невероятным образом пришили какому–то дурачку в Омске. Причем дурачку — в прямом смысле… Так этот Важей Анцехович как свидетель прошел и очень уж рьяно кивал на того несчастного лопушка, который на баб с пушкой напал и которого за неимением большего радостно признали маньяком и закрыли дело, — сердито продолжил Арсений Геннадьевич. — Кажется, его звали… Опа! Он, оказывается, и правда Лопухов, Дмитрий Павлович Лопухов.
— Чего? — Ольга подняла брови. — Который ученый, профессор?
— Да нет, однофамилец и тезка похоже. Только отчества разные. И никакой он не профессор, а, похоже, просто психически больной. Так что вот такие дела. Известного профессора опорочили — раз, беднягу Лжелопухова в психушку засунули — два, — задумчиво произнес Годилин. — Войцехович, значит… У него еще жена была, помнится, и сынок… Ежи, вроде бы.
— И Петруччо? — машинально спросила Ольга.
— Какой еще Петруччо? Не было никакого Петруччо, — раздраженно ответил ничего не понимающий Годилин.
«Однажды Ежи съел Петруччо», — пронеслось в голове у Ястребовой[41]. Она выдохнула:
— Простите…
— Ладно, Ольга, с этими клоунами мы еще разберемся, — не стал дожидаться пояснений Арсений Геннадьевич, трубка разразилась тревожными гудками, и Ольга, спрятав телефон в сумочку, швырнула газету в урну.
Трасса Москва — Рига, недалеко от Ржева.
Когда наступил вечер и стало темнеть, а частые фуры, с грохотом проносящиеся в сторону Риги, включили фары, в заброшенном доме, стоящем практически под самой табличкой с надписью «Зайцево 7», началось движение. Из–под груды драных одеял и какого–то брошенного тряпья, осторожно оглядываясь, вылез человек. Он походил на бомжа или бродягу: заросший и грязный, с безумным бегающим взглядом. Человек подождал, когда движение на дороге утихнет и, закутавшись в драную, найденную тут же телогрейку, потихоньку вышел на улицу и двинулся в сторону Ржева. Он шел уверенно и быстро, понимая, что если не придет в город к утру, ему придется прятаться в лесу. Человек был нереально быстр и силен: дойдя от Зайцева до поворота на Свистуны, он остановился передохнуть на минуту, а потом двинулся снова…
К утру он дошел до пригорода, уже светало и на улицу потянулись ранние люди. Странник занервничал, забеспокоился. Он дернулся всем телом и приготовился уже было бежать, когда кто–то окликнул его из подвала магазина:
— Эй, бродяга, заработать хочешь? Сейчас машина с товаром придет!
Не желая вызывать подозрения, мужчина тихо кивнул. Разгрузив машину, он поинтересовался, нет ли еще какой работы, и довольный магазинный заведующий тут же направил его на уборку мусора с заднего двора. Так получив в награду немного денег и еды, человек провел день, до самой темноты оставаясь на заднем дворе под видом наемного работника, не привлекающего лишнее внимание.
Однако наступила ночь, и он, падая от усталости, пошел бродить по городу, пытаясь отыскать темный и теплый подвал или угол. Пробродив тщетно в поисках ночлега, он вышел на площадь. В центре круглой площадки, заполненной клумбами, на высоком пьедестале гордо возвышался танк. Человек несколько раз обошел вокруг, осмотрелся, нет ли кого рядом, и одним быстрым, неуловимым движением взобрался на него; примерившись, покрутил крышку люка, на его счастье она была не заперта и, оглядевшись напоследок по сторонам, проник внутрь.
В теплом и тесном полумраке кабины человек устроился поудобнее, приготовившись заснуть нервным тревожным сном, но сначала откуда–то из складок поношенной грязной одежды достал приличного вида смартфон, который раньше принадлежал главврачу омской психиатрической больницы и вставил в него недавно приобретенную у мальчишки–распространителя сим–карту. Пришлось втрое больше заплатить засранцу, ведь ни паспорта, ни других документов у беглеца не было.
Уверенно и быстро он вошел в Интернет и ввел в поисковик ненавистное имя — Борис Мюнстер. Глаза человека бегали, руки дрожали, он зло заскрипел зубами. Мюнстер. Ненавистный психолог! Из–за него он снова попал в психушку и сидел там с кучей психов в тесной душной палате. Этот жалкий тощий босяк с его дружком словаком, или кто он там, Войцехович этот? Латыш вроде… Его уродские голопятые девки и их босячковая дружина. Проклятье. Да, он стрелял в них, как выяснилось… Он бы не стал это отрицать. В силу своего редкого психического заболевания он порой грезил странными видениями, полными монстров и чудовищ, возможно поэтому, путая явь и сон человек, сам не понимая почему, оказался с ружьем посреди площади и выстрелил в кого–то, хотя он даже толком не помнил этого. Но в милиции и на суде проклятый эстонец и его дружок психолог со своими девками выступили свидетелями каких–то новосибских преступлений, приписав их ему и выставив чокнутым маньяком. А ведь в Новосибирске он не был ни разу в жизни! Но его никто не слушал!
Самым странным и роковым было то, что оклеветанного нашего беглеца звали Дмитрием Павловичем Лопуховым. Недруги же прозвали человека Бурдоком, знатоки, чтоб их, английского[42]. Ну что же, Бурдок так Бурдок, и он им еще покажет… Даже терзаемый своими странными видениями, он понимал, что его пленение и заточение в психушку было чьим–то продуманным расчетом. Помимо убийств в Новосибирске ему привязали еще какую–то Интернет–агитацию против фут–фетишистов и выставили эдаким борцом с босоногими мирового масштаба. Какие к черту босоногие? Да ему плевать на них. Он всю жизнь боролся с пришельцами — ведь именно они, по мнению Бурдока, были виноваты в том, что он не мог спать ночами из–за постоянных кошмаров и видел сны наяву. Да, тупые твари ходили босиком, и этих дур он принял за пришелиц, и впав в беспамятство и безумство, выстрелил, видя перед глазами и не людей вовсе, а порожденных больной фантазией монстров.
Борис… Этот Борис на суде привел кучу всяких нелепых аргументов, обозвав Бурдока фут–фетишистом, маньяком и садистом. И этому козлу поверили, потому что он, видите ли, психолог! Да он такой же психолог, как… С этими мыслями Бурдок целенаправленно пролистывал страницы форумов с кучей пустой болтовни. Этот Мюнстер слишком хвстлив и амбициозен, поэтому наверняка орет на каком–нибудь форуме про свои проекты и планы по захвату мира босяками. И наверняка хоть где–нибудь да укажет свое месторасположение… Бурдок зашел в Контакт и долго рыскал там по босоногим группам, исследуя события, прошедшие и намечающиеся. Нашел он и Интернет–агитацию, подписанную фамилией «Лопухов». Вполне безобидный текст о том, что существует прослойка мужчин–ценителей босых женских пяток. Да пусть хоть пятки любят, хоть ногти, хоть волосы, ему–то что! Ничего, вот доберется он до Мюнстера покажет и ему, где зимуют раки!
Много лет назад, будучи солдатом, во время служения Родине, Бурдоку посчастливилось попасть в танковые войска. Могучие машины интересовали его с детства и общение с ними доставляло ему удовольствие. В армии он не только научился управлять танком, но и постиг азы танкостроения, с удовольствием читая трактаты, посвященные устройству сего механизма.
Оглядываясь, прячась и боясь, он стал работать ночью в местных магазинах. Грузчиком, сортировщиком или дворником, — его не останавливала никакая работа, даже самая тяжелая и грязная. Заработанные деньги он откладывал, копил, изредка забредая на местный авторынок и покупая какие–то детали и инструменты. Днем же он прятался в танк на городской площади и замирал там, погружаясь в тишину и темноту маленького замкнутого помещения. Когда он забирался в танк ночью, то редкие прохожие, местная гопота и полуночные влюбленные парочки слышали странные звуки: постукивание, скрежет и шорохи. Проверить их источник никто не пытался. По городу поползли слухи о том, что в танке ночами господствует привидение танкиста. Однако постепенно о нем забыли, и все снова пошло своим чередом…
- Пионовый фонарь: Японская фантастическая проза - Огита Ансэй - Мистика
- Судьба под черным флагом - Елена Карпова - Мистика
- Здесь обитают призраки - Джон Бойн - Мистика
- Старое зеркало (СИ) - Лерн (Порохня) Анна - Мистика
- Город, которого нет - Василий Лазарев - Мистика / Прочее / Попаданцы / Фэнтези