Следует сказать, что белорусы преследовали не только военные цели. В каждом освобожденном от советских властей районе они создавали свою администрацию, издавали газеты и делили землю. Все же воинские формирования стали играть роль местной полиции. Часто эта полиция действовала независимо от немцев, которые появились на Полесье только в октябре 1941 года. Интересно отметить, что в этот период формирования белорусской полиции уже имели собственную униформу. По воспоминаниям одного из участников этих событий В. Вира, это были пошитые из советских, песочного цвета шинелей, френчи и шапки-кепи (по образцу австрийских периода Первой мировой войны) с двойным «Ярыловским» крестом. Также имелись советские каски с таким же крестом, нарисованным желтой или синей краской[329].
В сентябре 1941 года в западной и центральной частях Белоруссии был создан генеральный округ. Соответственно, сразу же была проведена унификация местных частей охраны правопорядка. В результате уже к концу осени все «службы порядка» были реорганизованы в формирования «вспомогательной полиции порядка» (Schutzmannschaft der Ordnungspolizei; Schuma)[330]. Первыми были созданы подразделения индивидуальной службы в городах и сельской местности – аналоги немецкой охранной полиции и жандармерии. Следует сказать, что их не создавали заново. Фактически они были организованы на базе уже имевшихся частей «оди», которые действовали при всех местных городских, районных или сельских управлениях. В принципе в них остались те же кадры и тот же персонал и при тех же обязанностях. Основные же изменения произошли в системе управления этими частями, хотя, по сути, ничего нового придумано не было. Как и прежде, эта система оставалась двухуровневой. Формально ими продолжал руководить начальник полиции городского и районного управления или староста, если речь шла о сельском управлении. На деле же реальная власть продолжала оставаться в немецких руках. Однако если раньше шефом начальника полиции был соответствующий армейский комендант, то теперь в городах он подчинялся начальнику охранной полиции (Schutzpolizei), а в сельской местности – начальнику жандармерии (Gendarmerie). Обычно численность полицейских индивидуальной службы колебалась от 3 до 15 человек при сельском управлении и от 40 до 50 человек в небольших городах и районных центрах. Общее же количество полицейских в каждом районе было разным и находилось в зависимости от площади района и плотности населения в нем (в среднем это соотношение не должно было превышать такую пропорцию: 1 полицейский на 100 жителей)[331].
Этот тип полиции немцы формировали первоначально на добровольной основе. Желающих отбирали после строгой проверки на благонадежность. Как правило, большинство таких полицейских было из сельской местности. Уволиться со службы в этот период также можно было по собственному желанию, что свидетельствует о ее добровольном характере. Полицейские могли обращаться с просьбой об увольнении только «в случае крайней необходимости по причинам личного или экономического характера». И такие просьбы иногда удовлетворялись. На практике же для этого нужно было подкупить врача, чтобы он выдал справку о непригодности к полицейской службе. В целом первые месяцы существования Schuma принцип добровольности при наборе распространялся на всех, кроме переводчиков, которых усиленно разыскивали, так как полиция не могла без них функционировать. Приблизительно с лета 1942 года, когда партизанское движение стало приобретать серьезные масштабы, немцы стали прибегать к принудительному набору во «вспомогательную полицию порядка», после чего ее численность значительно увеличилась. Кроме того, большую часть новобранцев стали теперь переводить в части следующего типа этой полиции – батальоны Schuma, речь о которых пойдет ниже[332].
С осени 1942 года полицейские начали принимать присягу – они клялись «быть верными, смелыми, послушными, честно выполнять свой долг в борьбе против кровавого большевизма», а также выражали готовность «отдать свою жизнь за эту клятву, принесенную во имя Господа». Новобранцы присягали после четырех недель службы. Письменный текст присяги полицейского находился в его личном деле, которое хранилось в канцелярии соответствующей структуры по охране порядка[333].
Чины «вспомогательной полиции порядка» являлись, согласно немецкому уставу, структурной частью немецкого поста жандармерии. Командир поста отвечал за всю деятельность белорусских полицейских. Так, они не имели права арестовывать граждан Германии, проводить у них обыск и конфискацию имущества. Это разрешалось только сотрудникам немецкой полиции. Тем не менее члены Schuma могли получать награды в размере до 100 рейхсмарок за выдающиеся достижения в интересах Третьего рейха, и особенно за борьбу с партизанами[334].
Выше уже говорилось, что части «службы порядка» были одеты либо в гражданскую одежду, либо в трофейную униформу советского образца. На их принадлежность к добровольческим формированиям указывала только нарукавная повязка или разнообразные самодельные знаки различия (как на Полесье). С началом организации Schuma ситуация несколько изменилась. Зимой – весной 1942 года немцы постарались как можно скорее привести всю униформу к одному стандарту: полицейским стали выдавать новые комплекты, перешитые из черной униформы так называемых общих СС (Allgemeine-SS). Надо сказать, что где-то это удалось сделать быстро, где-то, в основном в сельской местности, большинство полицейских еще осенью 1942 года продолжали ходить в гражданской одежде, но уже со специально разработанными знаками различия. Зачастую такие знаки были единственным признаком, по которым можно было отличить полицейского, если он был одет в гражданскую одежду. Летом 1942 – в начале 1943 года это были специальные нарукавные нашивки – так называемые «полоски» и «уголки», обозначавшие воинское звание и занимаемую должность. Всего воинских званий в Schuma было пять. Последнее из них, соответствовавшее примерно старшине Красной армии, являлось наивысшим для этой ветви вспомогательной полиции. Офицерские же звания для ее персонала предусмотрены не были[335].
Однако ни городская, ни сельская полиция не могли самостоятельно бороться с растущим партизанским движением, ни тем более уничтожить его и только зря несли потери. Один из белорусских националистов С. Шнек вспоминал, что только в Слуцком округе с 1941 по 1944 год погибло 418 полицейских[336]. Поэтому оккупационные власти делали все, чтобы создать более крупные, мобильные и лучше подготовленные части, которые могли бы обеспечить порядок, хотя бы в пределах своего района. В целом такая установка привела к созданию двух типов полицейских формирований: направленных на выполнение специальных охранных функций и оперативно-тактических частей широкого профиля[337].
В конце октября 1942 года немецкая дирекция железных дорог в генеральном округе «Белоруссия» обратилась к И. Ермаченко с запросом: не мог бы он оказать помощь в организации батальона железнодорожной охраны (Bahnschutz). Условия, которые поставила дирекция, были, с точки зрения шефа БНС и его помощников, вполне приемлемыми. Поэтому на немецкое предложение он решил ответить согласием. Неделей позже состоялась встреча руководства БНС с начальником немецкой охраны железных дорог господином Штримке, который находился в подчинении у начальника полиции порядка генерального округа «Белоруссия». На этой встрече были разработаны принципы организации батальона. Участвовавший во встрече начальник минских полицейских курсов капитан Ф. Кушель позднее вспоминал, что немцы были очень уступчивыми и приняли все выдвинутые белорусскими представителями условия. В результате было принято решение, согласно которому белорусы предоставляли личный состав для батальона и его командные кадры, а немцы обязались позаботиться об их обмундировании, вооружении, размещении и материальном содержании. По мнению как немцев, так и белорусов, сформировать батальон было нетрудно, так как существующая сеть призывных пунктов полиции давала возможность быстро собрать нужное количество добровольцев. Что же касается кадрового персонала, то к октябрю 1942 года полицейской школой в Минске и школами в округах было выпущено достаточно офицерских и унтер-офицерских кадров. Примечательно, что не все белорусские офицеры с энтузиазмом отнеслись к этому новому проекту. Так, начальник унтер-офицерской школы в Новогрудке лейтенант И. Сажич откровенно сказал Кушелю, что не верит немцам. Последний ответил, «что необходимо хватать оружие там, где это только возможно»[338].