Подземелье, в котором оказался Джим, было не таким уж и глубоким, не больше пятидесяти метров под поверхностью земли. По узкому бетонному ходу, в котором бурлил зловонный ручей, вполне можно было передвигаться, согнувшись в три погибели. Через несколько минут спина Кэббота уже одеревенела, но он упрямо двигался вперед в кромешной темноте. Конечно, было жутковато, но ведь отряды британских коммандос и создавались для того, чтобы действовать в экстремальных условиях!
«Плохо то, что у меня нет карты, — думал Джим, осторожно ступая по бетону. — Ориентировочно я миновал вокзал и смещаюсь в сторону реки, но так ли это?..» Проверить догадку не было ни малейшей возможности: ни люков, ни выходов на поверхность Кэбботу не попадалось. Кроме того, коллектор уже несколько раз менял направление, и в конце концов Джим окончательно перестал соображать, куда он бредет.
Прошло, как казалось ему, не меньше полутора часов. Наконец впереди блеснул какой-то неясный свет, а воздух в подземелье стал немного свежее. Взбодрившись, Джим ускорил шаги и через десять минут осторожно высунул голову из небольшой полукруглой дыры, выходившей на реку, буквально сантиметрах в пятидесяти от поверхности воды. От ослепительного света летнего дня заломило глаза, от пьянящего воздуха кружилась голова. Джим беспомощно сощурился и поскорее нырнул назад в коллектор. Еще не хватало, чтобы его увидел с реки или противоположного берега какой-нибудь не в меру бдительный фриц!..
Но все было спокойно. На реке не было ни лодок, ни купальщиков, ни рыбаков, а противоположный берег казался вымершим. Подумав немного, Джим сообразил, что выбрался на поверхность примерно в районе улицы Немиги, то есть прошел под землей практически весь центр города. Он не знал, что ручей, по течению которого он шел, и был рекой Немигой, знаменитой тем, что она упомянута в «Слове о полку Игореве».
Дело оставалось за малым — начать выполнять задание. А для этого требовалось переждать общегородскую тревогу и обзавестись приличной одеждой. Кроме того, Джим в последний раз ел еще в тюрьме, и желудок уже сводили голодные судороги.
А тут еще навалила рвущая душу боль в раненой руке. «Сейчас ты встанешь, — твердил себе Джим, — и выйдешь наружу… Сейчас ты встанешь». Но сколько он не уговаривал себя, боль не проходила, напротив, становилась все сильнее.
Последнее, что сумел сделать Кэббот перед тем, как сознание оставило его, — это немного отползти в глубь коллектора, чтобы его не было видно снаружи…
Обо всем этом оберштурмфюреру Хойзеру известно не было. Ночью он ни на минуту не сомкнул глаз. Он носился по городу и требовал предоставить в его распоряжение солдат для поисков опаснейшего британского агента. Но никаких солдат в его распоряжение не поступало. Нацистская администрация Минска эвакуировалась, фронт стремительно приближался к городу. Если Хойзеру и попадались какие-то солдаты, то все они направлялись по одному маршруту — в окопы, сдерживать наступление русских…
Дошло до того, что в коридоре военной комендатуры Минска, среди хаоса перевернутых столов и стульев, которые военные чиновники грузили в большой автобус, над Хойзером в лицо посмеялся заместитель коменданта — раненый пехотный майор с рукой на перевязи:
— Вы, вероятно, совсем свихнулись на почве подозрительности, дружище? Английский диверсант на Восточном фронте?.. А почему не арабский террорист с ятаганом в зубах?..
— Это самый настоящий британский коммандо! — закричал Хойзер. — Он угнал танк и проехал на нем через пол-Минска!
Лицо майора стало сочувственным.
— Рекомендую завязывать с первитином, коллега, — серьезно посоветовал он. — Да, работоспособность повышает, ночами не спишь, зато последствия — хуже не бывает. Навязчивые идеи, повышенная раздражительность… И с паническими слухами тоже завязывайте! — крикнул майор уже вслед. — Надо же, «угнал танк»…
Даже артиллеристы, выставившие заслон на пути угнанного танка и задержавшие его, отказались помочь Хойзеру. По их словам, никакого англичанина в танке не оказалось, никто его не видел, да и время ли сейчас, в момент решающих боев, ловить каких-то мифических парашютистов?..
Вытирая выступвший на лбу пот и шатаясь от усталости, Хойзер вышел на озаренную рассветом площадь. Знакомая до последней мелочи, сейчас она казалась ему удивительно противной…
«А что, если действительно не было никакого англичанина? — вдруг мелькнула в голове безумная мысль. — Как ты это докажешь?.. Оружие, документы и одежда на нем — немецкие, он ничего не говорил… С охранником в тюрьме не общался. С механиком-водителем разговаривал по-немецки. Что, если это какой-нибудь спятивший немец, решивший бороться с нацизмом?..» Подобные примеры уже бывали. История солдата Фридриха Шменкеля, добровольно помогавшего русским партизанам, была хорошо памятна Хойзеру. Шменкеля казнили 22 февраля 1944-го, но ведь могли быть и другие предатели!..
Хойзер сорвал с головы смятое кепи, провел обеими ладонями по лицу. Нет. Нельзя срываться в безумие. Ведь эксперты опознали в небе гудение «Ланкастера»!.. Значит, есть англичанин!.. Но как найти его здесь, в этом сумасшедшем городе, уже зараженном паникой?.. Наверняка эта сволочь отлеживается в каком-нибудь погребе, но прочесать весь Минск, заглядывая в каждый погреб, было бы просто нереально…
«Дауманн!.. — думал оберштурмфюрер, торопливо шагая по предрассветному Минску. — Вот мой последний шанс!.. Не может такого быть, чтобы англичане гоняли через линию фронта «Ланкастер» ради одного-единственного парашютиста. Конечно, их было несколько! И Дауманн обязан их найти. Иначе…» — постарался недодумать Хойзер.
Торопливым шагом Хойзер направился к себе, сорвал с рычага телефонную трубку и потребовал соединить его с комендатурой Заславля. Но вместо послушного «Соединяю» услышал виноватое:
— Связь отсутствует. Вероятно, действуют партизаны…
— Ч-ч-черт! — от души воскликнул эсэсовец, швыряя трубку на рычаг.
К счастью, штабной связист оказался на месте. Моргая заспанными глазами, он в присутствии Хойзера отбил сообщение, предназначенное мобильному отряду Дауманна.
* * *
— Оберштурмфюрер!.. — Радист роты, он же один из немецких унтеров, преданно глазел на мрачного, невыспавшегося Дауманна. — Вам сообщение из Минска!
Пауль Дауманн сделал еще две глубоких затяжки, выбросил сигаретный окурок и выбрался из палатки. Часы на запястье показывали без пятнадцати семь, а это означало, что через четверть часа истекал срок ультиматума, поставленного им бойцам роты «Шума».
Сообщение было от Хойзера. Он требовал немедленно сообщить, увенчались ли успехом поиски британских парашютистов, в противном случае грозил Дауманну военно-полевым судом.