— камней не видишь? — удивляюсь я.
— Я не такие ищу.
— Да нам же велели.
— Вот и собирай, раз ты такой послушный, — сердито огрызается Костукас.
— И чего ты злишься? Ведь теперь нам в одной лодке рыбачить.
— Подавись ты своей рыбалкой.
Что случилось с моим другом? Что с ним? Угрюмый, злобный, глаза так и горят злостью.
— Ладно, Костас, не валяй дурака, помоги лучше корзину тащить.
Костукас медленно подходит и берется за ручку корзины.
— Пыхтишь, как лягушка, а поднять не можешь. Вот смотри, как носят.
И он тащит корзину. Упрямый, меня не подпускает, а сам так и стонет.
Что это с ним такое происходит?
XX
Напротив пляжа, на том берегу реки, в старом сосновом бору, стоят красивые богатые дачи. В жаркий день оттуда на лодках приплывают дачники поплескаться в воде или поваляться на желтом песочке.
В такие дни рыбаки только зубами скрипят. Мол, дачники купаются и распугивают рыбу, путаются под ногами, мешают делом заниматься.
— Вот пристукну кого-нибудь, — ярится, словно бешеный пес, Пранайтис.
Мы молчим, но в глубине души согласны с ним. Всем эти дачники осточертели. Скрылись бы куда-нибудь с глаз долой, так нет же — полеживают себе там, где мы трудимся, жарятся на солнышке или слоняются лениво по берегу, а ты тут соленым потом обливаешься, бессонница к земле гнет, вздремнуть и то некогда. И дети у них настырные. Лезут в лодку, теребят сеть, пищат, вечно глазеют да удивляются. А то просто уставятся на нас с Костукасом и глядят вприщурочку, еще плечами пожимают.
— Вот гады, — злится Костукас.
Ненавижу этих ребят и я. Жирные, как лини, зло берет смотреть на них, так и подмывает заехать кому-нибудь по уху.
С каждым днем мы все пуще ненавидим дачников. Как назло, и рыба не идет. Еле стоим на ногах, вытаскиваем на берег огромную сеть, а она пустая.
— Пока эти бездельники тут шляются, рыбы не жди. Всю распугали своими купаниями, — говорит отец, молчавший до сих пор.
— Давайте еще разок, — не теряет надежды Юшка. Без всякой охоты гребем мы против течения. Сеть закидываем кое-как. Тянем на берег, ничего не ожидая. А солнце так и печет. Река движется ленивая, усталая. Весь пляж так густо усеян дачниками, что ступить некуда. Крик, гам, визг, в ушах так и звенит.
— Ай-ай-ай, опять нету рыбки, — мотает головой, прицокивая языком, Нохке. Он уже вторые сутки не отходит от нас, все рыбы ждет, а ее все нет как нет.
— Тьфу! — громко сплевывает отец, когда мы вытаскиваем на берег сеть, где трепыхаются, пытаясь выскользнуть сквозь ячеи, несколько уклеек.
— Рыбки, рыбки! — с радостным гомоном к рыбешкам устремляются дети дачников.
— А ну вон отсюда! — гонит их Пранайтис.
Но детишки не успевают удрать. Костукас хватает веревку, подбегает к одному из них и протягивает его поперек туловища. Мальчишка с воплем кидается к родителям. Дачники недружелюбно косятся в нашу сторону. Мы укладываем в лодку нашу сеть, совершенно не обращая на них внимания. Но ненадолго. Не успеваем мы уложить сеть, как к нам приближается высокий господин с брюшком.
— Вот этот меня бил, — битый мальчишка тычет пальцем в Костукаса.
— Кто отец этого хулигана? — высокомерно спрашивает пузатый.
Молчание. Только Пранайтис вдруг начинает тяжело сопеть носом. Я знаю, что это означает, и по спине у меня мурашки ползут.
— Я спрашиваю, нет ли здесь его отца? — повторяет дачник.
Внезапно Пранайтис кидает сеть. Юшка мгновенно подлетает к дачнику.
— Вам бы лучше отойти, сударь, право, — просит он.
— Отстань, старик, — повышает голос дачник, заметив, что остальные пляжники на его стороне.
— Вы бы, сударь, не мешали работать-то. Шли бы своей дорогой по своим делам, — дрожащим голосом произносит отец.
— Что ж, в полиции разберутся…
Неизвестно, что окончательно вывело Пранайтиса из терпения: назойливое ли ворчание дачника или напоминание о полиции. С быстротой молнии он наклоняется, хватает весло и в один прыжок оказывается рядом с дачником.
— Грозишься, гад! На моем горбе брюхо отрастил, жиреешь тут, а еще грозишься, — шипит Пранайтис, и тяжелое дубовое весло свистит в воздухе. К счастью, дачник успевает отскочить в сторону.
— Большевик, — выкрикивает он, помертвев от страха.
Вскоре весь пляж кишит, как муравейник. На подмогу к дачнику подоспели другие.
— Живо укладывайте сеть и лодку наготове держите, — велит нам с Костукасом отец. Сам он хватает второе весло и встает рядом с Пранайтисом.
Растерявшийся было Юшка тоже придумывает, что делать. Мы даже и не замечаем, как в руках у него оказывается третье весло. Только Нохке куда-то исчезает, будто сквозь землю провалился.
Дачники не решаются начинать. Они топчутся на месте, но приблизиться боятся. Потом мы слышим, что они начинают спорить между собой. Кто-то из них переходит на нашу сторону.
— Все. Теперь можно спокойно рыбачить, — кидая в лодку весло, говорит отец.
Подавив вспышку гнева, Пранайтис выговаривает Костукасу:
— А ты не суйся, куда не след. В другой раз погоришь.
Костукас молчит и, наморщив лоб, смотрит на отца.
— Чего уставился, глазищи вытаращил? За работу берись, — опять начинает кипеть Пранайтис.
Из кустов,