Удивительно, но она всё ещё была жива. И даже в сознании. Костлявая грудь, продавленная вовнутрь чем-то тяжёлым, при дыхании поднималась так незаметно, что сразу и не разглядишь.
– Почему не дождалась? – тихо спросил её Лазарь.
– Думала... ты уже не придёшь... – ответила она, кашляя кровью.
– Кто тебя так?
– Сама...
Бледное и полупрозрачное, как папирус, лицо почти не пострадало. Потемневший от запёкшейся крови рот и красные зубы контрастировали с бледной кожей, отчего само лицо казалось как будто здоровее, чем прежде.
– Ясно, что сама. Кто это сделал с тобой?
В принципе он догадывался, но хотелось услышать от неё.
– Он... – в её горле клокотала жидкость, – вернулся, пока тебя не было. Я не хотела ждать... мне так надоело. Я сама к нему вышла...
– Понятно.
– Хочешь узнать почему?
– Уже неважно.
Неожиданно Лазарь передумал. Он уже собрался сказать ей, что нет, нет, он хочет, хочет... но не успел.
Весёлый голос Леонарда за спиной заставил забыть обо всём и обернуться:
– Отойди от неё, Ванька!
8
Рядом с Леонардом косолапо вышагивал Калим. Тут же на ходу, прямо на глазах у Лазаря, здоровяк начал перевоплощаться. Туловище немного сжалось в плечах и сбавило в росте, но в целом осталось довольно сбитым. Из блестящей на солнце лысины заколосились и закурчавились жёсткие чёрные волосы. Густая щетина муравьиной колонией перебежала с висков на щёки и сомкнулась на подбородке пышными котлетами бакенбард. Дремучие брови срослись в одну полосу и нависли щёткой над подвижными глазами, лоб сузился, практически исчезнув в кудрях. Спустя десять секунд человек, некогда бывший Калимом, напоминал огромного чёрного пуделя, втиснутого во фланелевую рубашку. Торчавшие из закатанных рукавов косматые ручища только усиливали собачьи ассоциации.
«Бельфегор!» – ожесточённо проговорила Дара.
Бельфегор – правая рука Ведущего Игры, офицер офицеров, мозг и проектировщик всех манёвров в Игре, за исключением основной схемы. Пожалуй, единственный человек из свиты Ведущего, к которому Лазарь испытывал уважение. Его историю он узнал от Матвея около года назад, и она отталкивала Лазаря в той же степени, что и восхищала.
Все, кто когда-либо присягал на верность Ведущему, делали это из трусости или малодушия. Из слабости, распущенности, и полной несостоятельности, как личность. Делали потому, что им не хватило сил принять ответственность. Бельфегор был не таков. Этот человек пошёл бы к Ведущему, независимо от исхода Игры. Добровольно. Он родился таким. В этой предрасположенности не было ничего красивого, доблестного или достойного подражания. Его одержимость являла собой верх аморальности и полнейшей социопатии. Но вместе с тем эта отточенная, непоколебимая уверенность в своих устремлениях и идеалах, странным образом внушала почтение.
Детство Бельфегора нельзя было назвать радужным. Отца дальнобойщика застрелили во время очередного рейса на Тольятти, когда сыну едва исполнилось три. После смерти мужа мать пошла вразнос. Сутками не появлялась дома, пачками водила в дом мужиков, которые спали с ней за деньги, а всё заработанное прогуливала в ресторанах и на базах отдыха, где с ней спали уже забесплатно. Чтобы побороть омерзение от предстоящего соития с теми, кто платил, она «обдалбывалась» какими-то таблетками. Пару раз её чуть не посадили за воровство. В доме постоянно околачивалась ватага шумных, вечно гогочущих подруг с красными оплывшими мордами, влекомых в дом бесплатной выпивкой. Если мать не заветривалась куда-нибудь на всю ночь, они до утра распивали на кухне шампанское или портвейн, горланили песни, и периодически забегали в комнату к «дитяти», чтобы, дыша ужасным перегаром, пьяно расцеловать в щёки. Недостающие часы сна Бельфегор добирал за последней партой на уроках. Обладая приличным коэффициентом интеллекта, он едва перебивался с «двойки» на «тройку».
Мать считала его идиотом, поэтому бесконечные жалобы учителей воспринимала, как нечто само собой разумеющееся. О сыне она вспоминала, только когда тот сам напоминал о себе жалобными стонами. Когда во время очередного периода «амнезии» она забывала кормить его десять дней кряду, её едва не лишили родительских прав. Органы опеки и попечительства поставили испытательный срок в неделю, о котором она благополучно забыла на третий день.
Тогда, чтобы не оказаться в детдоме, Бельфегор начал её бить. В свои неполные тринадцать он уже был сильнее матери раза в два. Каждый раз, когда она «слетала с катушек», удары становились всё жёстче. Дошло до того, что крики на первом этаже прекрасно слышали соседи с девятого. Все всё понимали, так что никто не пытался помочь – ни матери, ни сыну. «Кулакотерапия» возымела эффект, превзошедший любое кодирование. Через три месяца мать остепенилась, устроилась кассиршей в местный супермаркет, а по вечерам мыла полы в школе, где учился Бельфегор. Ещё через месяц собрала средства, чтобы отправить сына на всё лето в лагерь в Краснодарский край.
За всё лето она не навестила его ни разу. Это было подозрительно, но Бельфегор старался не думать о плохом – мать и так прыгнула выше головы, не стоило требовать от неё больше, чем она могла вынести. Это было самое быстрое лето в его жизни. И самое прекрасное.
На вокзале его никто не встречал. Перепуганному мальчишке с тяжеленными чемоданами в обеих руках пришлось добираться до дома пешком. Вернувшись домой, Бельфегор обнаружил мать в постели абсолютно голой, если не считать пары драных, заляпанных чем-то чёрных чулок, от одного вида которых тянуло к унитазу. Рядом храпели сразу два мужика, один страшнее другого. За три месяца квартира превратилась в свинарник.
Последние полгода показались дурным сном. Дурным, потому что теперь пришлось проснуться. Игра будущего главного офицера Ведущего достигла апофеоза.
Бельфегор набрал полную ванну ледяной воды и перетащил туда бесчувственное тело матери. Оказавшись в воде, женщина пришла в себя, попыталась вскрикнуть. Чтобы не перебудить её гостей, Бельфегор опустил руки на грудь матери и немного надавил. Она стала брыкаться – он надавил сильнее. А потом понял, что просто не в силах отпустить.
Нельзя сказать, что Бельфегор сломался тогда, потому что никакого надлома не было. Он просто продвинулся чуть дальше на пути добровольного саморазложения личности – единственного, чему научился от матери. Ведущий лишь форсировал то, что неминуемо случилось бы и без его вмешательства.
Попав в его свиту, Бельфегор открыл в себе редкий талант морфера – Эмпата, способного принимать личину любой проекции, и тут же завоевал себе место первой скрипки. Ни одна сложная Игра с тех пор не проходила без его вмешательства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});