Читать интересную книгу День независимости - Ричард Форд

– Насколько я знаю, нет, – отвечает она.

– А что здесь делаете вы? – спрашивает сержант Балдуччи у меня, оглядывая дворик в поисках чего-нибудь необычного – разбитого окна, окровавленного фигурного молотка, пистолета с глушителем.

– Я владелец этого дома. И заглянул сюда по делу.

Мне не хочется говорить, что я заявился за арендной платой, как будто взимание ее – преступление.

– Вы владелец этого дома? – Балдуччи завершает обзор дворика и наконец упирается взглядом в меня.

– Да, и вон того тоже. – Я указываю на пустой дом, в котором жили Харрисы.

– Как, говорите, вас зовут? – спрашивает он, извлекая из заднего кармана желтую записную книжечку на спиральке и шариковую ручку.

– Баскомб, – отвечаю я. – Фрэнк Баскомб.

– Фрэнк… – повторяет он, записывая, – Баскомб. Домовладелец.

– Верно, – подтверждаю я.

– По-моему, я вас уже где-то видел, нет? – Взгляд его неторопливо опускается к моим ногам, затем поднимается к лицу.

– Да, – говорю я и немедля представляю себя стоящим в шеренге небритых типов, подозреваемых в изнасиловании, перед нами непрозрачное стекло, за которым укрывается приведенная на опознание Бетти Мак-Леод. Когда-то сержант знал о моей жизни не так уж и мало, но, как видно, все позабыл.

– Я вас за ПВ не арестовывал?

– Не знаю, что такое ПВ, но за него вы меня не арестовывали. Вы дважды штрафовали меня на Хоувинг-роуд (на самом деле трижды) за поворот под красный свет без предварительной остановки. Один раз, когда я этого не делал, и один, когда сделал.

– Очень неплохой средний показатель. – Сержант Балдуччи насмешливо улыбается, записывая что-то в книжечку. Затем спрашивает у Бетти Мак-Леод ее имя и записывает ответ.

Мирлен Биверс со скрежетом выбирается на крыльцо, прижимая к уху желтый радиотелефон. Несколько соседей уже вышли на крылечки посмотреть, что происходит. Одна из этих женщин тоже держит в руке радиотелефон. Можно не сомневаться, разговаривает она с Мирлен.

– Ну ладно, – говорит, возвращая записную книжку в карман, сержант Балдуччи. Улыбка его все так же насмешлива. – Мы все проверим.

– Хорошо, – отвечаю я, – однако вломиться я в этот дом не пытался. – Мне снова не хватает дыхания. – Старуха напротив попросту чокнутая.

Я гневно оглядываюсь на вероломную Мирлен, она что-то болбочет, гусыня этакая, соседке, живущей в двух домах от нее.

– В этом районе люди приглядывают друг за другом, мистер Баскомб, – говорит сержант Балдуччи, поднимая на меня полный поддельной серьезности взгляд. Затем переводит его на Бетти Мак-Леод: – Приходится. Если у вас снова возникнут неприятности, миссис Мак-Леод, звоните.

– Хороню. – Вот и все, что отвечает ему Бетти МакЛеод.

– На этот раз у нее никаких неприятностей не было! – заявляю я гневным тоном только что преданного человека.

Во взгляде сержанта Балдуччи проступает вялый интерес.

– Я мог бы предоставить вам время поостыть, – сообщает он.

– Мне остывать не от чего, – сердито отвечаю я. – Я ни на кого не злюсь.

– Вот и хороню. Не хочется, чтобы вы волновались по пустякам.

На языке у меня вертится ответ: «Большое спасибо! А поцеловать меня в жопу тебе не хочется?» Да только одного взгляда на его мощные руки, торчащие, точно толстые салями, из коротких синих рукавов, довольно, чтобы заподозрить в сержанте Балдуччи большого специалиста по переломам ключиц и удушающим захватам вроде того, каким угостили моего сына. Язык я буквальным образом прикусываю и холодно смотрю через Клио-стрит на Мирлен Биверс, которая все болтает по дешевому, явно подаренному на Рождество телефону, глядя на меня – вернее, на расплывчатого белого дьявола, коим она меня сочла, – так, точно ожидает, что я вот-вот загорюсь и взорвусь, оставив лишь облако сернистого дыма. Очень жаль, что муж ее умер, вот что я вам скажу. Достойный мистер Биверс такого не допустил бы.

Сержант Балдуччи неспешно возвращается к своему патрульному «плимуту», рация на его ремне потрескивает невнятно и бессмысленно. Открыв дверцу машины, он наклоняется и говорит что-то напарнику, и оба смеются, пока сержант усаживается в машину и помечает нечто в лежащем на приборной доске планшете. Я слышу слово «владелец» и новую вспышку смеха. Дверца захлопывается, машина легко трогается с места и уезжает, важно шурша колесами.

Бетти Мак-Леод так и стоит за дверью дома, только теперь ее маленькие мулаты выглядывают из-за нее с обеих сторон. В лице Бетти нет ни сочувствия, ни смущения, ни горечи, ни даже намека на что-то подобное.

– Я вернусь, когда Ларри будет дома, – безнадежно обещаю я.

– Ладно.

Я вперяюсь в нее суровым, обвиняющим взглядом и спрашиваю:

– Кто еще есть в доме? Я слышал, как спускали воду.

– Моя сестра, – отвечает она. – Но ваше ли это дело?

Я вглядываюсь в лицо Бетти, стараясь прочесть правду в мелких холодных чертах. Сестра из Ред-Клауда? Стройная, большерукая Сигрид, решившая отдохнуть от своих нордических печалей и выразить соболезнования высоконравственной сестрице? Возможно, но маловероятно.

– Не мое, – соглашаюсь я.

И тогда Бетти Мак-Леод без какого-либо предуведомления просто захлопывает вторую дверь, оставляя меня на крыльце с пустыми руками, наедине с лупящим по голове экваториальным солнцем. Она щелкает замками, я стою какое-то время, прислушиваясь, ощущая себя всеми покинутым, а потом направляюсь к машине. Больше у меня дел в городе нет. Приеду сюда за платой после 4-го, может, чего-нибудь и получу.

Мирлен Биверс все еще торчит на своем крыльце, у обвитых душистым горошком столбиков. Ее влажные волосы всклокочены, большие пальцы сжимают резиновую ручку, словно поручень вагонетки, в которой она мчит по «русским горкам».

– Эй! – окликает она меня. – Поймали они того малого?

Желтый телефон свисает с прицепленного к ходункам одежного крючка. Подарок ее детей, конечно, позволяющий им разговаривать с матерью.

– Он хотел к Ларри залезть. Видать, вы его спугнули.

– Его поймали, – отвечаю я. – Он больше не опасен.

– Хорошо! – И она обнажает в улыбке вставные зубы. – Вы так много для нас делаете. Мы все вам благодарны.

– Каждый из нас делает что может, – говорю я.

– Вы мужа моего знали?

Я кладу ладони на дверцу машины и сочувственно вглядываюсь в бедную, уходящую от нас Мирлен, которая вскоре соединится с милым ее сердцу мужем совсем в ином мире.

– Конечно, – отвечаю я.

– Замечательный был человек, – вздыхает миссис Биверс, именно это собирался сказать и я. И покачивает головой, вспоминая его.

– Нам всем его не хватает, – говорю я.

– Еще бы, – соглашается она и приступает к мучительному, с остановками, возвращению в дом. – Еще бы.

5

Круто свернув с Монморанси-роуд, я попадаю в конские угодья Хаддама – в наш маленький Лексингтон, где изгороди длинны, белы и прямоугольны, пастбища просторны и покаты, а дороги (Рикеттс-Крик-Клоуз, Драмминг-Лог-Уэй, Пикок-Глен) пересекают затененные, каменистые речушки по деревянным мостам и приводят, прорезая рощи подрагивающих осин, к уютно укрытым летней листвой домам богачей. Служба рыбного и охотничьего хозяйства каждую весну выпускает в эти речушки инкубаторную форель, предоставляя хорошо оснащенным спортсменам-домовладельцам возможность вылавливать ее; здесь еще уцелели участки темнохвойного леса, деревья которого видели с грохотом проходившие мимо части революционной армии, слышали горны, вопли и дерзкие выкрики первых американцев, воодушевленных идеей свободы; теперь под этими ветвями проходят в наездницких бриджах рыжеватые наследницы тех людей, направляясь к конюшням ради одинокой полуденной верховой прогулки. Время от времени я показываю в этих местах дома, хотя владельцы их, толстые и разряженные, точно фараоны, осыпанные вскружившими им головы дарами жизни, неизменно оказываются людьми пренеприятнейшими и, когда ты являешься к ним, чтобы «продемонстрировать чудесный дом», ведут себя так, точно ты – их дворник. Здешней недвижимостью по преимуществу занимается в нашем офисе Шакс Мерфи, поскольку сама природа наделила его потребной для таких дел разновидностью врожденного цинизма, позволяющего считать этих домовладельцев смешными, да к тому же ему больше всего на свете нравится спускать с богатых клиентов шкуру по сантиметру за раз. Я же тяготею к рынку более уютному, высоко ценя его непритязательность.

Что касается малоприятных Мак-Леодов, я теперь думаю, что совершил довольно простую ошибку: едва купив дом, в котором они живут, мне следовало усадить обоих посреди их дворика на садовые стулья, поставить перед каждым по двойному коктейлю из текилы, угостить жареными ребрышками «ранчо», сваренной в початках кукурузой, лаймовым пирогом и салатом из помидоров с луком – и все бы у нас получилось тип-топ. А позже, когда отношения наши испортились бы (а это всегда происходит с домовладельцем и квартирантом, если, конечно, квартирант не склонен к благодарности, а домовладелец – не дурак), у нас имелся бы противовес подозрительности и неприязни, каковые сейчас, увы, обратились в статус-кво. Почему я так не поступил, не знаю. Наверное, потому, что это не в моем характере.